Поэтому вместо того, чтобы смотреть на гору, я снова сосредоточила свое внимание на запахе незнакомых мне ягод. С каждым шагом, который мы делали, он становился все сильнее. Поскольку меня мучили голод и жажда, этот запах показался мне заманчивым. Он как бы обещал мне насытить мой живот. А еще он обещал, что мир за пределами мусорной свалки окажется очень даже неплохим. Я ведь натолкнулась уже на второй фантастически новый запах. Как много нового мне еще предстоит узнать?
Макс, конечно, тоже почувствовал этот сладковатый запах.
– Думаю, я знаю, что это за ягоды, – весело сказал он и пошел быстрее.
Поскольку ноги у меня короче, чем у него, мне, чтобы не отстать, пришлось бежать.
– Туда!
Он махнул мордой на песчаную дорожку, которая уходила в сторону от плоского камня и вела к большому скоплению кустов. Эти кусты выглядели совсем не так, как те, которые я когда-либо видела раньше: они росли длинными рядами и покрывали собой целый холм.
– Виноград! – радостно воскликнул Макс и припустил вприпрыжку.
Его черная шерсть при этом слегка развевалась на ветру. Я старалась от него не отставать, но он мог бегать намного быстрее, чем я. Именно так – этот слабак был быстрее меня! Да и при долгой ходьбе по плоскому камню он тоже проявил большую выносливость, чем я. До этого я все время полагала, что из нас двоих сильнее я, однако теперь уже отнюдь не была в этом уверена.
И вдруг Макс резко остановился.
– Что случилось?
– Принюхайся, – сказал он и замахал хвостом. – Принюхайся!
Я стала принюхиваться.
– Вода!
Теперь уже я бросилась бежать первой. Вверх по склону и в ряды кустов, из гущи которых на нас повеяло свежестью воды. В ней сильно чувствовался запах ягод, которые Макс называл виноградом, однако учуять ее было совсем не трудно. Жажда мучила меня сильнее, чем голод. Поэтому сначала – вода, а потом уже эти красные ягоды.
Макс последовал за мной. Однако пространство между кустами было слишком узким, чтобы он мог меня обогнать. Впрочем, если его и раздражало то, что я бегу впереди, то он этого не показывал. Гром в подобном случае от злости уже вцепился бы мне зубами в зад.
Примерно через двадцать собачьих туловищ я увидела грязную красную пластмассовую ванну, в которой собиралась дождевая вода. Она была такой большой, что я могла бы в ней улечься. Воды в этой ванне хватало для нас обоих. Она пахла виноградом.
– Люди, похоже, собирают в нее свой урожай винограда, – сказал Макс, обнюхивая ванну.
– Урожай винограда? – переспросила я.
– Смотри, – сказал он, показывая мордой налево.
Я увидела сквозь ряды, что на некоторых кустах поодаль от нас уже нет винограда. Лишь на самых верхних их веточках еще висели совсем маленькие ягоды. Они, возможно, показались людям уж слишком маленькими, а потому бесполезными.
– Люди приходят сюда, чтобы есть? – спросила я.
– Нет, они уносят виноград в таких вот контейнерах к себе домой. Или в супермаркет.
Мне уж слишком сильно хотелось пить для того, чтобы выяснять, что такое «супермаркет». Я и так уже потратила довольно много времени на вопросы. Я наклонила морду над ванной и стала жадно лакать воду.
Хотя вода была застоявшаяся, она показалась мне вкуснее всего, что я когда-либо пила на своей родине. Причина заключалась в привкусе винограда. Не удивительно, что люди добавляли в свою воду этот привкус. А они отнюдь не глупые, эти люди! Они подлые. Жестокие. Но не глупые.
Макс встал рядом со мной и тоже стал лакать воду. Затем мы стали есть. Каждый выбрал себе несколько кустов. Их тут для нас двоих было более чем достаточно. Хватило бы и на десять свор. Разве это не похоже на тот рай, в котором собака-мать и волк-отец стали жить вместе после установления мира?
Почему наша мама родила нас не в этом удивительном мире? Ягоды здесь сытнее, а вода приятнее. Даже птицы, кружащие над нами, – и те красивее. У них желтое оперение, и они, вместо того чтобы, подобно воронам, бросаться на мусорной свалке на нашу еду, щебечут радостные песни.
Одна из птиц уселась на веточке куста неподалеку от нас. Ее оперение было на брюшке и голове красным, как заходящее солнце, а во всех остальных местах – серым. Эта птица пахла свежим ветром и, казалось, была не из числа тех, которые, сделав в небе над нами несколько кругов, улетали куда-то в сторону.
Она наблюдала, как мы едим. Никаких других птиц с подобной внешностью поблизости видно не было. А может, она была разведчиком какой-то стаи, и ее отправили обследовать эту территорию?
Я съела виноград с трех кустов, но не полностью: до самых тоненьких веток с самыми маленькими виноградинами в верхней части кустов я своей мордочкой дотянуться не могла. Это удавалось только Максу, когда он приподнимался на задние лапы. Он, однако, сделал это только пару раз и затем заявил, что проще будет ходить от куста к кусту и поедать лишь те виноградины, которые свисают на уровне головы.
Когда мы, наконец, насытились, птица все еще наблюдала за нами. Я стала раздумывать над тем, как бы ее прогнать. Если я залаю, она, наверное, улетит прочь. Однако я для начала лишь сказала:
– Почему ты все время на нас глазеешь?
– Я жду, – ответила птица красивым певучим голосом, и я невольно задалась вопросом, каково бы это было, если бы моя сестричка Песня могла не завывать, а петь, как птица. Ее истории, видимо, стали бы еще более захватывающими.
Песня. Я ее уже никогда больше не увижу. И уже никогда больше не услышу ее историй. Кто еще когда-нибудь пропоет мне такие истории?
– И чего же ты ждешь? – вмешался в разговор Макс, откусывая еще несколько виноградин, от сока которых волосы у него на подбородке стали блестящими.
– Жду, когда у вас начнется понос, – весело сказала птица.
13
Я посмотрела на виноград. У меня что, и в самом деле от него начнется понос? Он ведь вообще-то был очень даже свежим и вкусным. Я, правда, съела очень много. А Макс еще больше. Он ведь покрупнее меня. Птице с красным брюшком охватившие меня сомнения, похоже, доставили большое удовольствие.
– Проваливай, – рявкнула я.
– А иначе что? – спросила птица.
– А иначе я тебя укушу!
– Вот как? – насмешливо чирикнула она и стала летать надо мной по кругу на такой высоте, на которой я не достала бы ее даже в прыжке. Я залаяла. Птица продолжала летать надо мной, не выказывая ни малейшего страха. Она была совсем не такой, как вороны, – меньше, симпатичнее и – самое главное – намного смелее их. Вороны улетали прочь уже оттого, что кто-то на них слегка цыкнул. А вот эта птица уселась на расстоянии всего лишь в несколько собачьих туловищ в стороне от нас на ветку одного из кустов. Если бы она меня так сильно не раздражала, я бы прониклась к ней уважением.
