Затем стали вспоминать охоту на онегов. Добыли немало мехов, а Орвар Вилобородый упросил Хельги взять одну молодую женщину.
– Пусть благодарит меня и богов, – говорил теперь Орвар. – Они ведь собирались принести ее в жертву. А мы ее продадим словенам, и она будет жить и радоваться жизни.
– Не много радости в рабстве, – возразил Буи Тетерев.
– Все же больше, чем в смерти, – сказал Орвар. Среди людей Хельги он был самым умелым борцом и как-то раз на играх ему удалось побороть одного из великанов Ингвара.
Тут подал голос Хаки Стрела. Его так прозвали за то, что на всех трех кораблях не было бегуна быстрее него. Хаки сказал:
– Ты видел трех старух, которые окружали эту несчастную девицу. На вид им лет за сто. Говорят, чтобы дожить до такой старости, они откусывают пальцы на руках у новорожденных.
– Кто же им разрешает? – спросил Орвар.
– Они, как рассказывают, главные у онегов и никого не спрашивают. И я в одном месте видел девочку, у которой не было мизинцев на обеих руках.
– Может, одна из этих старух сглазила Асмунда, – предположил Скафти Воробей. Скафти славился среди верингов тем, что умел подражать голосам людей и зверей.
Тут за столом стали вспоминать, что именно Асмунд оттолкнул одну из старух, когда Орвар уводил от них молодую онежку; что Асмунд Тюлень, лучший пловец и ныряльщик на Змее, никогда ничем не болел, но вскоре после этого подхватил такую горячку, что валился с ног, и его пришлось на носилках нести до корабля. Опасались, что он не выживет. Но в Тролльнесе его осмотрели Ингвар и старуха-вендка, которую Ингвар возил с собой, потому что она помогала ему лечить людей. Старуха стала отпаивать Асмунда отваром из лапландского мха, а Ингвар вырезал на палочке руны и положил их под подушку на ложе больного. Кашель на следующий день прекратился. Но жар не ослабевал. И тогда Ингвар велел раздеть донага ту девицу, которую спас от смерти Орвар, и еще одну словенку, которая из отловленных Хельги была самой малотоварной, положить между ними голого Асмунда, и всех их завернуть в медвежью шкуру. Между ними он положил два китовых уса, на которых тоже вырезал целебные руны.
Когда обо всем этом вспомнили, Торд из Скалы, отпив из чаши, сказал:
– Хотел бы я так же лечиться.
Многие засмеялись. А Скафти возразил:
– Когда ты так плотно связан, дела не выйдет.
– У меня бы вышло, – сказал Торд. Он был самым искусным скалолазом из всех верингов, и даже Хельги признавал, что он лучше него.
Тогда засмеялись те, кто не смеялся до этого.
Чаша тем временем дошла до Хаскульда Высокого, но пива в ней не осталось, и пока ее наполняли, Хаскульд стал рассуждать о том, что чем дальше на восток, тем чаще встречаются колдуны и тем больше там водится злых духов. Хаскульд и рыжебородого Тора вспомнил, который громить злых великанов на восток, дескать, ездил.
– На север, чаще на север, – возразил ему Гейр Красноносый. Он принадлежал к Старикам. Так в Хельгиной дружине называли воинов, которые были старше самого Хельги. Стариков было шестеро, и двое из них – Атли Толстый и Старкад Шерстяная Рубашка – служили когда-то в дружине Хельгиного отца. Остальных звали Гейр Красноносый, Олав Собака, Семунд Красивый и Бодвард Отрог Леса. Остальные веринги со Змея были примерно одного возраста со своим хевдингом.
– Здесь, конечно, больше колдунов, чем в твоем Рогаланде или в свейском Упланде, – продолжал Гейр. – Но они не такие сильные, как у нас в Финнмарке. А самые страшные и злобные колдуны, как известно, лопари. И они живут еще дальше на север.
– Север, восток – колдуны повсюду встречаются, – вступил в разговор другой Старик, Семунд Красивый. – Помню, однажды у нас с Олавом Собакой кончились припасы и мы пристали к берегу чуть севернее Нидароса. Зашли в усадьбу, входим в дом и видим, что на лавке сидит слепая старуха, с бельмами на обоих глазах, а рядом с ней стоят два короба. Я говорю: «Давай посмотрим, что в коробах». А Олав, который чует колдовство, потому что бабка у него была колдуньей, говорит: «Не нравятся мне эти коробы. И старуха не нравится. Пойдем лучше посмотрим, нет ли здесь какого скота». Мы вышли из дома и пошли в сторону амбара. И видим: от дома за нами побежала свинья с двумя поросятами. Мы загородили им дорогу. И тут я замечаю, что с пригорка навстречу нам движется большая толпа людей с копьями, а свинья с поросятами навострили в их сторону уши. «Пойдем к кораблю. На их стороне явный перевес», – говорю я Олаву. А он: «Не годится сразу бежать, не испытав счастья». Тут он взял большой камень и пришиб свинью насмерть. Мы к ней подошли, и увидели, что на месте свиньи лежит старуха с широко открытыми зрячими глазами, возле нее стоят хозяйские дочки, а вовсе не поросята. И глаза у них такие злющие, каких я никогда не видел. А когда мы обернулись в сторону пригорка, то увидели, что не люди нам шли навстречу, а стадо коров. Мы пригнали их к берегу, забили и нагрузили корабль тушами.
– Я только не понял, почему нельзя было открывать коробы? – спросил Скафти Воробей.
– Потому что это были не коробы, а дочки хозяйки, которая отвела нам глаза, и нам померещилось, что рядом с ней два короба.
– Вам, молодым, многое непонятно, – сказал Бодвард Отрог Леса. – Мы с Хельги, до того, как перебрались на Восточное море, много плавали по Западному пути. И там, как водится у викингов, в разных местах были у меня разные подружки. Одна из них жила в Шотландии. Когда мы с ней расставались, она меня спрашивает: «У тебя есть жена?» Есть, говорю, в Агдире. А она: «Ну, теперь вам осталось недолго. Потому что я ревнивая и не хочу тебя ни с кем делить». С этими словами она меня обняла и подарила на прощание золотое обручье. И вот, я вернулся домой и понял, что не могу жить с женой. Всякий раз, когда я приходил к ней, моя плоть была так велика, что я не мог иметь с ней утехи, и, хотя мы оба всячески старались, ничего не получалось. Пришлось нам развестись.
Бодвард тяжело вздохнул, а потом заключил:
– Я вот что хочу сказать: все женщины колдуньи.
– Если все они колдуньи, то почему твоя жена не смогла снять с тебя заклятье? – спросил Скафти.
– Потому что они только зло умеют причинять, – ответил Бодвард и так сурово глянул на Воробья, что тот перестал задавать вопросы. Хотя видно было, что еще один вопрос у него прямо-таки вертится на языке.
А слово за Бодвардом взял Горм Дубина. Его так прозвали потому, что его любимым оружием была тяжелая палица. Горм сказал:
– Вы, Старики, конечно, мудрее нас. Но мы тоже не лыком подпоясаны. Когда я женился, жена в первые дни пыталась мной командовать. Тогда я вывел ее во двор, усадил на лавку, а по двору в это время петух гонялся за курицей и бил ее. «Видишь ли эту картину?» – спросил я жену. «Что это значит?» – спросила она. «То же самое может случиться с тобой» – я ей ответил. Тогда ей пришлось умерить гордыню, и с тех пор мы хорошо жили друг с другом.
Так празднично и дружелюбно пили встречу трех кораблей в Хельговой столовой команде у западной стены.
