Я с ним не согласился и велел моим людям не складывать оружие.
Тогда они так перестроили лошадей, что меня и людей с Волка отделили от тех, кто оборонял лодью. Некоторые всадники выставили копья. А главарь их сказал: «Вы нарушили наши законы. Будете наказаны».
Я еще раз повторил, что драку затеяли русы и что, если они хотят кого-то наказать, пусть наказывают русов. Я побоялся, что этот булгарин не понимает моих слов, и крикнул моему гауту, чтобы он перевел мои слова на их лисий язык. Он перевел. Булгарин что-то протявкал ему в ответ. И гаут мне: «Он говорит, что у него есть много свидетелей, что ссору начали вы».
Некоторые всадники тут начали поднимать на дыбы своих лошадей и наступать на нас.
«Пусть он мне покажет хотя бы одного из этих свидетелей», – сказал я и пожалел, что спрыгнул с Волка без секиры. Секирой намного удобнее рубить ноги коням.
Мой гаут еще не успел перевести до конца то, что я сказал, когда из-за всадников вышел странно одетый человек и сказал на нашем языке, немного коверкая слова:
«Я свидетель, который говорит правду».
«Ну и что ты видел, правдивый свидетель?» – спросил я, прикидывая, как нам сподручнее вырваться из западни.
А этот человек вдруг говорит: «Я видел, что драку затеяли русы».
Я удивился и говорю: «Ну, так скажи этим…»
И он: «Вот я и говорю».
Тогда я спросил: «Думаешь, они захотят тебя услышать?»
Он в ответ: «Не захотят. Но услышат».
И он поворачивается к главному всаднику и что-то говорит ему на его лающем языке. Вижу, что у того лицо стало совсем лисьим: то есть одновременно злым и растерянным. И тогда наш свидетель еще что-то говорит ему, спокойно, но уверенно, будто спрашивает. А тот что-то рычит своим конникам, те отступают от нас, разворачивают лошадей и все они скачут в сторону города.
Я еще больше удивился и спросил своего гаута: «Ты понял, что он им сказал?»
Гаут мне перевел: «Он им сказал, что драку начали русы, и велел оставить нас в покое. Но булгарин медлил, и тогда он спросил его: “Ты понял, что я тебе сказал, или не понял?” И тогда они ускакали».
Я стал разглядывать этого человека. На вид он был несколько моложе тебя, Ингвар, и тоже невысокого роста. Одет он был очень странно. Вокруг головы несколько раз обмотан белый платок. На теле – белый плащ, обшитый каймой и голубой лентой, такой широкий и длинный, что скрывал обувь. Из-под него выглядывала голубая рубаха, а на верхнюю часть плаща были наверчены какие-то кисти. Борода и усы у него были короткострижены, а с головы на плечи спускались две косички, но не как у нас – на затылке, а по щекам. Странно, говорю, выглядел. Он не был похож ни на булгарина, ни на руса, ни на кого. Я его внимательно разглядывал. А он также пристально разглядывал меня.
Я решил представиться, назвав свое имя и место, откуда мы прибыли.
В ответ он сказал, что его зовут Наум и больше ничего не сказал.
Тогда я спросил: «Ты здесь начальник?»
Он сказал: «Здесь много своих начальников. А я за ними смотрю».
Я не понял и спросил: «Как это: смотрю за начальниками?» Он сказал: «Я смотрящий. Меня сюда поставили». Спрашиваю: «Кто поставил?»
Он говорит: «Наше правительство».
Наверно, вид у меня был удивленный, потому как этот Наум улыбнулся и объяснил, что в дельте Итиль-реки находится их столица, которая тоже называется Итиль. Это главный город хазарского государства. Там живет их конунг. Его окружают мудрые люди, которых называют правительством. И это правительство отправило его, Наума, в Булгар, чтобы он смотрел за местными властями, потому что они, булгары, не знают пути, а правители знают.
«Так ты хазарин?» – я спросил.
«Я еврей», – ответил он. «Но многие называют меня хазарином, потому что я прибыл из Хазарии и служу хазарскому царю». В этот раз он назвал его не «конунг» по-нашему, а «пех» по-ихнему.
Я поблагодарил Наума за оказанную нам помощь и спросил, что ожидает русов, раз он, смотрящий, признал, что они затеяли драку. Но он будто не понял моего вопроса и сказал:
«Слышал я, у тебя есть интересный товар. Не покажешь?»
Я пригласил его на корабль и показал ему моих девочек, а потом мы перешли на лодью, и он осмотрел мальчиков. Он их всех внимательно изучил и ощупал, особенно девиц. И объявил, что девиц придется проверить: вправду ли они девственницы. Тут Логи – вот он, который был с нами, – стал хихикать. Но Наум не обратил на него внимания и сказал мне: «Если ты не возражаешь, я пришлю к тебе женщину. Она знает, как это делается».
Я согласился и поинтересовался, сколько можно получить за целых девиц такого качества. И опять Наум будто не расслышал моего вопроса. Он спросил:
«Ты, говорят, собрался плыть вниз по реке?»
Я ответил, что у меня нет иного выхода, потому что булгары с прошлой осени стали предлагать за мой товар совсем неприличную цену.
Наум не спросил, сколько они предлагают. Он сказал:
«Похоже, с тобой плавает удача. Так у вас говорят?»
«У нас по-разному говорят, – ответил я. – А что ты хочешь сказать?»
«Хочу сказать, – говорит он, – что до Итиля тебе плыть дней двадцать. Ну, может быть, на твоем быстроходном корабле на день-два меньше. Но зачем тебе далеко плыть? Через несколько дней сюда, в Булгар, приедет один интересный для тебя человек. Я тебя с ним познакомлю. Думаю, вы договоритесь».
Я сказал, что с удовольствием последую его совету.
Тут Наум снова принялся меня разглядывать. А я не отводил взгляда. У него были очень внимательные и цепкие глаза. Как у орла. И нос был крючком.
«Ты, случайно, не швед?» – он спросил.
«Я, случайно, датчанин», – ответил я.
Он не улыбнулся на мою шутку и спросил:
«Мне доложили, что ты не любишь русов. Это правда?»
«Я их впервые увидел. Похоже, это я и мои люди им не понравились».
Не отводя от меня взгляда, Наум сказал:
«Сегодня они хоронят своего товарища. По их обычаю, они уже с утра начали пить. Их можно понять. Они скорбят… Но если они ранили кого-то из твоих людей и у тебя есть претензии, мы их накажем».
Я сказал, что у меня нет претензий.
«Я так и думал», – сказал Наум и, помолчав, добавил: «Я так и думал, что мы с тобой найдем общий язык».
Мы протянули друг другу руки и Наум сказал:
«Я за тобой пришлю, когда приедет Софония».
– Этот Софония приехал через три дня, – продолжал рассказывать Эйнар. – Это был высокий и красивый молодой человек, одного возраста с тобой, Хельги, но повыше тебя ростом. На плечи у него была накинута широкая шелковая мантия фиолетового цвета. Ее стягивал, как мне показалось, целиком позолоченный пояс. А из-под мантии выглядывала белая, как первый снег, рубаха, но не льняная, а из кого-то неизвестного мне материала. Мои гауты мне потом объяснили, что этот материал, скорее всего, называется хлопок. На голове у него была золоченая сетка; она придерживала его волосы на темени, а сзади они опускались ему на шею и на плечи. У него не было орлиных глаз или орлиного носа, но по всему чувствовалось, что он человек богатый и могущественный.
