Сели в лодку и стали возвращаться. До берега было еще порядочно, когда Эйнар прыгнул в воду и поплыл следом за лодкой.
На берегу Кальв попросил его объяснить свое поведение.
– Не только медведи ярятся, – сказал Эйнар. – Никогда не мешает остудиться.
После этого случая Эйнар несколько дней чувствовал недомогание и из дома не выходил. Слава же его распространилась еще шире по Лофотенам.
XLVII
Жили на этих островах два брата, Грим и Свейн. Они были родом из Халогаланда и там были объявлены вне закона. Они были берсерками хуже других. Впадая в ярость, они никого не щадили. Они уводили мужних жен и дочерей и, попользовавшись ими неделю или две, отсылали назад. Где только они ни появлялись, всюду грабили и творили бесчинства.
Как-то в середине лета они вдвоем объявились в Волчьих Пустошах и сразу отправились на хутор Эйнара. Они еще не начали буйствовать, но уже были в том состоянии, которое пугает даже храбрых воинов.
Эйнар стоял на крыльце, когда Грим и Свейн вошли к нему во двор. Крыльцо у Эйнара было широкое, на нем могло стоять много народа. В этот раз на нем стояли Кальв и двое поденщиков; рабов у Эйнара не было и он тогда не хотел, чтобы они у него были.
– Ты, говорят, убиваешь берсерков?! – прорычал от ворот Грим.
Эйнар ему не ответил.
– Попробуй-ка нас убить! – крикнул Свейн, его брат.
Эйнар не отвечал.
Берсерки подошли ближе.
От охватившей его ярости Грим больше не мог говорить. Сначала он несколько раз укусил свой щит, а потом поднял его над собой и стал биться о щит головой. Грим был высокий и широкоплечий. Руки у него были толстые и короткие, а ноги – длинные и кривые.
Кальв и один из работников ушли в дом. Эйнар остался на крыльце. Лицо его стало бледнеть, а ноздри раздувались.
Второй берсерк, Свейн, был невысок ростом, но такой ширины в плечах, какую не встретишь. Руки у него были длинными, ноги короткими и толстыми, как пеньки, лицо было безобразным, особенно передние зубы, которые торчали у него изо рта.
– Ты, что, оглох?! – крикнул Свейн. Он тоже ярился, но еще мог говорить.
Эйнар молчал. Лицо его еще сильнее побелело, а глаза стали желтеть.
– Принюхиваешься? – спросил Свейн, когда братья подошли к крыльцу. – Чуешь, что смертью твоей пахнет?
Только тогда ему Эйнар ответил и сказал:
– Пахнет кабаном.
– Еще бы тебе не пахло! – сказал Свейн. – Нас обоих на островах называют Братьями Кабанами.
Тем временем на крыльцо, вооружившись, вернулись Кальв и работник.
– С крыльца не сходите, – тихо велел им Эйнар. А Гриму и Свейну громко сказал: – Ждите. Я скоро вернусь.
Он ненадолго ушел в дом и вернулся с двумя горящими факелами. Они были крепкие и длинные, как колья из плетня.
Свейн, который еще не впал в беспамятство, удивился и сделал несколько шагов назад. Грим же, не помня себя от бешенства, отбросил щит и, взмахнув тяжелой секирой, устремился на Эйнара. А тот прыгнул навстречу берсерку, выбросил вперед руку и факелом ткнул Грима в бороду. И тут же отпрянул, так что секира берсерка резанула воздух и вонзилась в землю. У Грима же вспыхнула борода, огонь пополз на щеки и к волосам. А Эйнар, вращая обоими факелами, спросил у Свейна:
– Ты, что, ослеп? Не видишь, брат у тебя загорелся?
Свейн бросил на землю щит и секиру и принялся стаскивать с себя плащ. Но Грим не стал дожидаться. То рыча, то ревя, он пустился бежать к воротам, а оттуда к заливу. Свейн – за ним. Два щита и две секиры остались лежать на земле.
Эйнар отдал факелы работникам, на голову надел шлем, в одну руку взял меч, в другую копье. Вместе с Кальвом они вышли за ворота и стали смотреть на то, как один брат тушит плащом другого, – до воды Грим не успел бы добежать, так хорошо занялись у него волосы.
Лицо у Эйнара было белым, как подснежник, глаза – желтые, как сурепка.
– Вот так надо охотиться на кабанов, – сказал Эйнар.
Когда Грим и Свейн возвращались со стороны залива, и Грим опирался на Свейна, проходя мимо Эйнара и Кальва, Свейн сказал:
– Сейчас мы не станем продолжать. Но мы вернемся.
– Ваше оружие будет вас ждать, – ответил Эйнар.
– Давай убьем их, чтобы нам больше не было с ними мороки, – предложил Кальв.
– Негоже убивать тех, кто хочет вернуться, – возразил Эйнар.
Больше он ничего не сказал. Пошел во двор. Там один из работников рубил дрова. Эйнар велел ему ворошить сено. А сам поднял с земли брошенные секиры и стал то одной, то другой рассекать широкие чурбаны. Никто из людей не смел к нему подойти. Лицо у Эйнара стало серым, а глаза – как угли, когда на них дуешь.
Больше в этот год ничего важного не случилось.
XLVIII
Зимой, когда начали праздновать Йоль, к Эйнару пришел человек громадного роста. Его усадили за стол, не спросив, кто он и откуда; на Лофотенах это не принято, на Йоль – особенно. Пришедший ел и пил за троих, но ни словом не обмолвился. По всему было видно, что он человек неразговорчивый. На второй день праздника он сам сообщил, что зовут его Берси. На третий от него узнали, что прозвище у него Сильный. На четвертый – Кальв не утерпел и спросил у Берси, откуда он родом. Тот долго молчал, а потом ответил:
– Здесь, на островах, многие откуда-то прибыли. Какая разница.
Больше от него ничего не узнали.
Когда же праздник подошел к концу – на Лофотенах Йоль празднуют семь дней, – Эйнар поинтересовался у Берси, куда он дальше направится.
– Никуда, – ответил великан.
Эйнар не стал задавать других вопросов, но взгляда с Берси не сводил. И тогда тот сказал:
– Хочу поступить к тебе на службу.
– Я не конунг, чтобы мне служить, – усмехнулся Эйнар.
Они опять помолчали. А потом Берси сказал:
– Но ты и не такой, чтобы сидеть на месте.
Эйнар нахмурился и сказал:
– Одного берсерка мне уже пришлось убить. Двум другим подпалил шерсть, но разрешил уйти.
Берси задумался. А потом спрашивает:
– Откуда узнал?
– Волк медведя сразу почует, – ответил Эйнар.
А Берси сидел, сидел, а потом вдруг встает во весь свой рост, протягивает Эйнару руку и говорит:
– Давай будем вместе чуять.
Вместо ответа Эйнар тоже встал и пожал протянутую ему руку.
Так Берси Сильный стал человеком Эйнара сына Квельдэйнара.
XLIX
Следующей весной к Эйнару один за другим стали приходить другие люди.
