Эллен сидела под стеной, все еще в синем парчовом платье. Подняла шляпу, отряхнула ее и попыталась выровнять перо.
– Прости, Лютик. Меня немного понесло. Не хотела тебя в это впутывать.
Поэт втянул в грудь воздух и выдохнул, выпуская всю свою злость. Упал на пол рядом с Эллен.
– И что теперь?
– Я слышала, как стражники говорили, что Ша утром вывезут в море и отдадут кракену.
Глаза Лютика сделались размером с блюдца.
– То есть утопят?
– Так оно выглядит.
Лютик взял шляпу и посмотрел на сломанное перо.
– Он, полагаю, совсем сдурел. Я знал, что он хам и простак, но чтобы – убийца? Причем, собственную невестку…
Эллен громко вздохнула и провела пальцами по светлым волосам.
– Спокойно. Нас наверняка тоже заберут, чтобы мы написали какую-то красивую балладу о морской ведьме и благородном короле Матене.
– Я этой горе сала выдавлю из себя хоть слово только через свой труп!
– Боюсь, что выдавить их из тебя может воткнутая в бок пика.
Лютик дипломатично замолчал и надел шляпу. Сломанное перо неуверенно заколыхалось.
– Знаешь, что меня удивляет? Куда делся этот мерзавец Вальдо. Я бы не удивился, когда бы он пировал, пока мы гнием в тюрьме!
– Драматизируешь, Лютик.
– Не драматизирую, а приукрашиваю. Тут есть разница, которую поэтессе следует видеть.
Их дискуссию прервал скрежет ключа в замке. Оба они замерли, глядя на дверь, отворяющуюся со скрипом.
По ту сторону стояла высокая фигура в красной накидке. У ее ног неспокойно кружил пес.
– Кавокс, – Эллен моментально оказалась на ногах.
– Все идут к морю. Вы должны бежать, – обронил он, прежде чем поэтесса успела сказать хоть что-то. Например, как ей жаль. Как она ему сочувствует. Как ей стыдно за отсутствие взаимности. Вместо этого она лишь застыла, всматриваясь в изуродованное лицо стражника.
– Спасибо богам! – застонал Лютик, не чувствуя висящей в воздухе напряженности.
– Ступайте за мной.
Кавокс провел их темными подвалами до самой лестницы. Эллен молча смотрела в его широкую спину, покрытую красной накидкой. Он остановился только перед дверью, что вела в главный коридор.
– Тут никого нет. Этайн исчез после свадьбы, а остальные уже на берегу. Можете забрать свои вещи и инструменты.
Эллен внимательно смотрела на стражника.
– Когда все закончится, они узнают, что это ты нас вывел.
Кавокс наклонил голову. Свет факела танцевал на его изуродованном лице.
– Ничего. Все нормально.
Когда они проходили сквозь дверь, Эллен оглянулась только раз. Этого хватило.
XIII
Лютик как раз поспешно собирал свои разбросанные тряпки, когда Эллен вдруг заявила решительно:
– Нам нельзя убегать.
Поэт остановился, держа в руках штаны-буфф.
– Что?
Эллен сложила руки на груди.
– Они его убьют, если узнают.
– Кого?
– Кавокса.
– Кого?
– Стражника, который нас выпустил, тупой ты дурень. Убьют его.
Лютик пожал плечами, поглядел на штаны и отбросил их в сторону.
– Ну, не узнают. Просто и необычайно результативно, верно? Эллен, скажи, это моя рубаха? А если нет, то что, дьявол ее подери, она делает в моей комнате?
– Лютик, я говорю серьезно. Я не убегаю.
Поэт отбросил сомнительного происхождения рубаху и замер. Сделался серьезен.
– Чего ты от меня ждешь, Эллен? Что я дам себя прирезать из-за каких-то твоих глупых идей, из-за сказок о взаимности и ответном чувстве? Знаешь, что я тебя люблю, но не пойду глядеть на утопление во имя предрассудков невинной девицы. Я презираю Матена, и меня тут ничего уже не держит.
Девушка молча выслушала поэта, а потом потянулась за лютней, перебросила ее на спину и приблизилась к двери.
– Что ж, Лютик, ничего не поделать. Тогда – прощай, – отбросила назад светлые волосы. – Будь осторожен.
Лютик снова вздохнул. И еще раз. Схватил шляпу, подергал сломанное перо. Долго молчал.
– Дьяволица ты! Баллада обо всем этом – моя, – заявил наконец. – Если, конечно, мы сперва не погибнем из-за твоей гордыни.
XIV
Когда добрались до пляжа, солнце уже отбрасывало на океан первые отблески. Вдали плавали остатки разбитых кракеном кораблей, а на пляже собралась большая толпа, тесно окружив лодку, в которой лежала связанная Ша, все еще в своем свадебном платье. Девушка немо плакала, но никто не спешил ей помочь.
– Когда отдадим кракену то, что ему принадлежит, он оставит нас в покое. Говорю же: вышлем ему ведьму, пусть возвращается, откуда пришла! – орал король. – Вперед, милсдари, на глубокую ее воду!
Толпа откликнулась радостными воплями, слегка подобными тем, которые недавно еще звучали на свадьбе, в честь молодой пары. Несколько мужчин принялось толкать лодку в море. Лютик и Эллен замешались в толпу, пробивая себе путь ко все еще плачущей Ша.
Однако кто-то их опередил.
– Оставьте ее! – принц Этайн, в полном соответствии со своей склонностью к перегибам, был одет в блестевший на солнце доспех. – Приказываю вам ее оставить!
Мужчины, что толкали лодку, замерли.
– Этайн, немедленно возвращайся во дворец! – процедил отец.
– Я не могу этого позволить.
– Ты же даже ее не любишь! – заорал король, воздевая толстые лапища.
– Нет, – ответил Этайн чистую правду. – Но я не позволю ее убить. Я должен ей хотя бы столько взаимности…
Принц прервался, когда земля вдруг задрожала, а океан выстрелил под небо мясистым щупальцем.
– Кракен!
Толпа росилась врассыпную, люди убегали во все стороны. Этайн кинулся в сторону оставленной без присмотра лодки.
– Удержите его! Удержите! – закричал король. Несколько стражников бросилось за принцем, примерно столько же встало на его защиту.
– Кошмар! – прокомментировал Лютик с безопасного расстояния.
В воздухе раздались звуки извлекаемых из ножен мечей. Волны все поднимались, заливая пляж, наибольшая из них, поднятая кракеном, величественно шла в сторону суши.
Этайн взобрался в лодку, что заколыхалась под тяжестью его доспехов, и принялся развязывать узы Ша. Девушка плакала и, едва лишь он освободил ей руки, забросила их на шею принцу.
Перед лодкой красные плащи сражались друг с другом. Эллен с ужасом смотрела на бегающего между ними пса.
