«Ну и сволочь, ты ей помогаешь, а она за твоей спиной козни против тебя плетет! — не могла успокоиться жена. — А этот вонючий Шнауцер, как тебе нравится?! Он ещё нос воротит!». «Ладно, посмотрим, видели мы уже таких! Мы и не в таких ситуациях оказывались! — успокоил, я жену. — Понятно, Кокиш — говно, да я и не рассчитываю никогда на чью-то помощь, тем более — немецкую! Но надеюсь, что она хотя бы вонять меньше будет, не будет активным врагом! Она ведь очень опасная! Достаточно, если она хотя бы нейтральна будет! А пока мы ей нужны! Без наших советов, поняла даже своими беличьими мозгами, не знает как себя вести, не ориентируется в ситуации». — «Почему беличьи мозги? Ты, что её к благородным беличьим уже причислил?». — «Нет, не совсем, она, скорее, крыса, но белка тоже грызун, просто белка совершает бессмысленную тупую работу! И она, как белка, крутит колесо и остаётся на одном месте! Это я слегка её притормозил, и она стала медленнее крутить своё дурацкое колесо и совершать хоть какие-то осмыслённые действия, и Шнауцер к ней как бы лучше стал относиться! Но она, дура, думает, что Бога за бороду держит! — как евреи говорят. — В её случае: держит чёрта за рога! И он уже завтра или послезавтра её облает! И, кроме того, мы будем следить, чтобы она высоко не заносилась! Начнёт пальцы гнуть — придумаем что-нибудь! Мы в тылу врага! Нам надо быть очень осторожными и маневрировать, балансировать среди говняных куч, чтобы не вляпаться то в одну, то в другую — другого выбора у нас нет! А пациенты, если Шнауцер нас вышвырнет, уже через пару недель о нас забудут, придут новые, и о нас знать никто ничего не будет! Этот мерзавец явно хочет нас сменить! Он думает, что к немке будут больше пациентов приходить! Единственное, что его ещё останавливает — это то, что мы универсалы: и акупунктура, и гипноз, и психотерапия! Он понял, что больные не ходят четыре-пять лет только на акупунктуру! Он даже своими подлыми убогими мозгами понимает, что мы делаем что-то такое, чего не делают другие! Немецкие праксисы для акупунктуры пусты, никто туда не ходит! Я думаю, что он будет нас просить, если возьмёт кого-нибудь, чтобы мы их ещё и поучили, скажет: — Ну пусть посмотрит, у вас поучится, что вам жалко! Я же её не на ваше место готовлю, не бойтесь! Я для неё открою праксис в другом городе и т. д.». «И что будем делать?!» — возмутилась жена. — «Как, что делать! Пошлём и его, и её, и ещё того, кто захочет и так далеко, чтобы больше не просили! Ладно, поехали домой, обстановка явно накаляется!».
«В чём дело, что ему ещё надо?!» — не понимала жена. — «Как, что! Он — дерьмо, завистник, у него дома плохо, любовница рога наставила! Его девочки не любят, он разрушитель — свою семью разрушил! Дома не сидится, у любовницы только в туалете хорошо! Вот он и придумывает различные гадости! Кроме того, у него не получается меня облапошить, как Люлинг! Я не подчиняюсь его командам!».
«Попей водички и иди, Кокиш тебя ждёт», — напомнила утром жена. «Ну, я вам должна сказать, вчера чуть со смеху не умерла!» — начала Кокиш свою первую конференцию в роли «руководящей прокуры». «Да, а что случилось? — перекосилась от искусственного смеха Клизман: — Аааа, ауауааа, ое, ое, — глянув искоса на меня. — Правда, смешно, доктор?». — «Да, очень, а что было вчера?» — осторожно осведомился я у Кокиш. — «Была в театре, один кабаретист такие смешные вещи говорил, пел и танцевал. Может, знаете его — Фриц Дитрих?». «Да, немного знаю», — почти, как пациент Бехзад из «Питера» согласился я. «Да ты что! — покатилась от хихиканий и взвизгиваний Клизман. — Это, действительно, очень смешно, правда, доктор!» — вновь обратилась ко мне Клизман. — «Да, он очень смешной, но русские смеются только после бутылки водки!» — отвлёк я Клизман и Кокиш от темы: «Фриц Дитрих», который был мне не более известен, чем марсианин! Но уровень его шуток всё же мог себе представить по шутейным программам немецкого телевидения. Такая «потеха», что только челюсть придерживай, чтобы не отвисла! «А ты была одна?» — ехидно поинтересовалась Клизман у Кокиш. — «Нет, конечно, с ним пошли!» — сообщила довольная Кокиш. «Уже не бузит?» — не отставала Клизман. — «Сейчас он даже очень внимательный, два букета принёс!» — не порадовала её Кокиш. «А мой куда-то пропал — пропади он пропадом!» — сообщила Клизман. «Ты, Ивона, меньше за ним бегай — учись у меня!» — посмотрев на меня, «сверив со мной стрелки своих часов», Кокиш посоветовала Клизман. «Не бегай! Тебе это легко сказать! — укорила её Клизман. — В моём возрасте тоже будешь бегать! Мы, женщины, обречены бегать! Ой, извините, доктор, я о вас забыла!» — захихикала Клизман. «Ничего, ничего, бегайте — это полезно для здоровья!» — не очень уместно пошутил я. «А я не буду бегать, не дождаться им! — решила Кокиш. — Я замуж выйду!». «За кого?» — поинтересовалась Клизман. «Как за кого? За него…!» — вновь сверила со мной «стрелки» Кокиш. «Ой, не верь мужчинам! — скривилась Клизман. — Извините, доктор, я опять о вас забыла!». «Ну, а что нового у тебя, Ивона?» — чтобы что-то спросить, спросила Кокиш у Ивоны. — «Да вот, стала вновь рассылать письма по Интернету». — «Что, больных завлекаете?» — наивно, как оказалось, а главное невпопад, уточнил я у Клизман. И, заметив укоризненный взгляд Кокиш, замолчал. «А что у вас нового, доктор?» — спросила у меня Кокиш. «Пишу письма в страховки на согласие оплатить лечение больных. Представляете, на больного Пархатку получил от его страховки согласие: будут платить за его лечение столько долго, сколько потребуется! От меня требуется только один раз в квартал посылать им сообщения о состоянии больного и ходе лечения, а он ведь уже четыре года лечится у меня! Принимал наркотические аналгетики, даже морфий не помогал, наркоманом стал! В каких только клиниках и центрах для снятия болей не был! Страховка вначале отказывалась ему за лечение у меня платить, не верили в эффект! А теперь он два года без болей, причём аналгетики не принимает, наркотики не употребляет! Два раза в неделю у меня лечится, приезжает за 80 км! Страховка оплачивает ему не только счета за акупунктуру и гипноз, но и дорогу, которая стоит дороже, чем лечение. Они поняли, что им всё же это дешевле, чем больного гонять в разные клиники и платить за стационарное лечение!» — прорвало меня в ответ на вопрос Кокиш, которая, гляжу, аж глазки прикрыла от интереса — вздремнула от любопытства. Но Клизман не спалось: «Этот Пархатка мерзкий негодяй! Он всю клинику нам перевернул, когда четыре года назад у нас стационарно лечился! Гоните его, я его выгнала тогда! И он к вам привязался! Он то и дело наркотики пил, дебоширил и ещё больных настраивал против клиники! Он и сейчас, после лечения у вас, ещё несколько часов разъезжает на своей инвалидной коляске и общается с больными! Ладно, я побегу!» — бросила зло напоследок Клизман.
«Ну что, доктор, хорошо я провела конференцию?» — осведомилась, наконец, проснувшаяся Кокиш. — «Да, очень хорошо, всё было прекрасно, на высшем уровне». — «Спасибо, я на вас всё время смотрела, как вы реагируете!». — «Да, я видел, всё было прекрасно». — «Знаете, доктор, я вам скажу, шефа как будто подменили! Таким ласковым и сладеньким я его давно уже не помню! Всё делаю, как говорите и как советуете! Вчера была очень смешная история. Я уже вам говорила, что по вечерам бегаю в парке! Так вот, уже несколько месяцев как обратила внимание на одного очень приличного мужчину — он тоже бегает. Обычно мы встречались на бегу, навстречу друг другу, а вчера получилось так, что я как бы за ним бежала. Он остановился, поприветствовал меня, и мы разговорились. Он оказался владельцем очень крупной фирмы и даже не совсем старый — 65 лет всего! Вот не знаю, что делать?». — «Он что, предложил вам дружбу?». — «Нет, пока нет, но это ведь может случиться! Что делать?». — «Пусть сначала предложит, а потом будем думать». — «Ну да, я тоже так же думаю. А вот Клизман совершает большую ошибку!». — «Да, она не умеет обращаться с пациентами! — согласился я. — Ни профессионализма, ни человечности, что она, например, привязалась к этому Пархатке?! Парню 27 лет, после тяжёлой травмы головы, ампутации нижних конечностей с фантомными болями, головными болями! Он ей жаловался на пролежни в пояснице, ягодичной области! Она ему говорила, что всё нормально! А он затем в хирургическом отделении полгода от некроза — омертвения тканей лечился, две пластические операции перенёс. Пусть скажет спасибо, что он в суд на неё не подал!». — «Да, Ивона иногда хаотичная, я согласна, но как человек она хорошая, и мы понимаем с ней друг друга! Но она совершает большие ошибки! Я не раз ей об этом говорила, но она не слушает!». — «Что она ещё такое натворила?!». — «Она, доктор, отсылает письма по Интернету такого содержания, что диву даёшься! И на таком высоком интеллектуальном и философском уровне, что с ума сойти!». «Зачем она это делает, ведь для страховых компаний надо проще писать?» — согласился я, что Клизман плохо пишет обоснования для лечения больных. «Вот и я не пойму! Я говорю ей: — Ивона, пиши проще, понятнее — мужчины не любят сложностей и тонкостей, будь с ними проще, тогда отбоя не будет! Ты своими мудреными письмами только их распугиваешь!» — согласилась и Кокиш со мной. «Ах, так она знакомится по Интернету?» — осенило меня. — «Ну да, редкий попадается, и тот тут же куда-то пропадает! Вот мужчины какие-то непоследовательные пошли!» — не могла успокоиться Кокиш. «Так она же страшная — как смерть!» — возмутился я. — «Ну, в её возрасте, доктор, она ещё неплохо сохранилась». «Да, как после эксгумации!» — согласился я. — «Вы, доктор, шутник!» — развеселилась верная, как и Ивона — её подруга Силке. — «Да, не обращайте внимания, привык по-русски выражаться!». — «Вы вот, доктор, говорили про еврейский юмор, я и купила одну книжку, но что-то ничего не пойму и смешного не нахожу. Кстати, у вас очень хочет поучиться фрау Вонибергер, это её мечта!». — «Какая ещё Вонибергер?! Чему она хочет у меня поучиться — еврейскому юмору?». — «Ну, я же вам сказала, что Петер Шнауцер нашёл для вас одну специалистку! Она имеет кучу дипломов по китайской медицине, доцент в институте китайской медицины! Имеет свой праксис, но согласилась у нас работать! Она вам очень понравится — одинокая, бедная женщина, ей 42 года, муж бросил, куча долгов, больных в праксисе у неё нет! Хочет у нас работать, слышала про вас много хорошего, да и Шнауцер вас очень хвалил, а я больше всех! Если б вы знали, как я вас расхвалила!». — «Зачем?». — «Как это зачем! Вы же у нас незаменимый!». — «Зачем же мне её учить, чтобы стать заменимым?!». — «Да нет, вас всё равно не заменишь». — «Ну и радуйтесь!». — «Вот мы и радуемся — Шнауцер вас очень уважает, если б вы только знали, как он вас уважает!». — «Догадываюсь». — «Вот видите, и вы чувствуете. Она придёт на днях, и я вас познакомлю». — «С кем?». — «Ну, с этой Вонибергер». — «Необязательно, мне ни ученицы, ни ученики не нужны! Не понимаю, зачем это Шнауцеру нужно её брать, да ещё, чтобы я её выучил! Вернее, понимаю, поэтому и не буду этого делать!». — «Да она ещё может и не прийти, не переживайте раньше времени! Если б вы знали, какая она дорогая, сколько себе зарплаты запросила!». — «Догадываюсь, Шнауцер решил со мной поиграть в дурные игры, но я буду с ним играть не в его игры, а в свои!». — «Нет, нет, он и не думает, чтобы эта Вонибергер занималась у нас китайской медициной, она будет лечить больных только методами обычной медицины: у кого понос, у кого головные боли, а у кого и давление! Кстати, меня одна врач по альтернативной медицине, которая имеет праксис в соседнем городке, очень просила разрешения у вас хотя бы пару месяцев поучиться, а именно: как вы это всё делаете, что у вас так много больных?! А у неё праксис почему-то пустой!». — «Ну, и что вы хотите, чтобы у неё праксис был полон, а у нас клиника была пуста!». — «Нет, я с ней договорилась, что за то, что вы её поучите, она будет своих больных в нашу клинику на лечение посылать!». — «Вы что, фрау Кокиш, совсем “того”, как сказать это поточнее, такая доверчивая, или меня за дурака держите?! Сами со мной советуетесь! Вы что, советуетесь с дураком! Конечно, вы не доверчивая, сами, как смерти боитесь Фресснапф и других конкурентов! Конечно, я никого не буду учить, с учётом тенденций в нашей клинике, назойливой мечты Шнауцера меня заменить — вытеснить и при этом, чтобы я ещё кого-то поучил! Мне самому скоро придётся поблизости в городке открывать праксис! И зачем это я буду своих будущих конкурентов учить?! Кто меня учил в Германии?! Германия только тем и занимается, что все мои удостоверения и дипломы не признаёт! Я не дорогой, как Вонибергер! Мне можно платить в несколько раз меньше! Жене позволено бесплатно работать, и я должен ещё кого-то учить, чтобы меня затем за ненужностью вышвырнуть! Что это за такая немецкая особенность — еврея заставлять ещё самому себе яму выкопать перед расстрелом! Нет, фрау Кокиш, я не такой еврей! Мой отец прошёл всю войну: от Москвы до Берлина! Он был здесь у вас — в Берлине! И всегда, с самого первого дня войны и до последнего, пока не водрузили флаг победы над Рейхстагом — носил с собой гранату, на всякий случай, для себя, чтобы себе яму не копать! А в нацистов он не гранаты швырял, а мины из миномёта и очень метко! И у меня, фрау Кокиш, его гены!». — «Да нет, нет, успокойтесь! Вы неправильно меня поняли, я очень хочу, чтобы вы у нас работали, я зависима от вас!».
