Глава 19
Тот, кто врагу не дает воевать — воин, кто своим и врагу мешает воевать — пацифист,
кто своим не дает воевать — предатель!
«Готовься к приёму баранов и овец — их там целая отара скопилась! Первый баран уже рвется со своей “гузкой” — фрау Гузки (по-немецки)», — в моём стиле выразилась жена.
«Guten Tag!» — подал мне руку почти двухметровый херр Гузки, держа под руку пошатывающуюся лёгонькую фрау Гузки. Действительно толстоват, но не так безобразно толст, как описала его “привереда” фрау Гузки. «Доктор, загипнотизируйте меня поглубже!» — пристала ко мне с привычной просьбой фрау Гузки. «Мне её подруга сообщила, — прервал “баран” херр Гузки свою “куру” фрау Гузки, — что она задумала покончить жизнь самоубийством! Пошёл к ней в её новую квартиру, которую она сняла по совету ваших психологов, чтобы от меня отделиться! Я не соглашался, тем более что у нас четырнадцатилетний сын, который остался со мной. Но затем решил, если ей по совету ваших психологов будет так лучше, то пусть отделится, а там посмотрим, что дальше делать! Ну вот, видите, что получилось: вчера приехала из клиники к себе на квартиру! Мне из вашей клиники даже об этом не сообщили и я не знал бы, если б её подруга не позвонила! Нашёл её полуживой у неё в квартире и привёз сюда к вам. Она попросила именно к вам её привезти!».
«Вы что-либо принимали: таблетки, лекарства или ещё что-нибудь?» — спросил я у фрау Гузки. — «Нет». — «А почему вы шатаетесь?». — «Нет, нет, я только хотела из окна выпрыгнуть, но ничего не глотала».
«Вот как её ваша клиника подлечила!» — укоризненно бросил «баран» Гузки, который оказался меньшим бараном, чем наши психологи!
«Я позвоню сейчас главному врачу фрау Клизман, идите к ней! Я не буду в этой ситуации вашей жене гипноз или акупунктуру делать, это сейчас неуместно! Ей надо лекарства назначить и решить вопрос о госпитализации!». «Куда?» — безучастно спросила фрау Гузки. — «В отделение психиатрии хотя бы на несколько дней, чтобы вы глупость не сделали! В этой клинике нет средств, возможностей наблюдения за суицидальными больными! Идите, фрау Клизман ждёт вас». — «Знаешь, что она мне сказала по телефону?». «Что у неё нет времени! — догадалась жена. — Так она и ждёт у её двери, хотя там пусто — ни одного больного!» — сообщила жена, выйдя в коридор за очередным больным. — «Я в этой ситуации обязан был направить её к главврачу! Представляешь, если она после гипноза и акупунктуры выпрыгнет из окна! Клизман скажет, что это из-за гипноза и акупунктуры!». «Конечно! — согласилась, жена. — Скажет, что ты её в регрессию гипнозом погрузил, а они её сделали активной. Она не скажет, что отделила больную с психозом от мужа, чтобы он не мешал ей из окна выпрыгнуть!».
Очередным больным оказался такой же здоровый и толстый, как херр Гузки — пятидесятилетний херр Швалер, похожий на большого ребёнка с физиономией пастушьей собаки, с интересом разглядывающей своего хозяина, склонив морду набок: бросят или не бросят ей кость. Как и херра Гузки, его тоже жена обидела — 190 сантиметровая толстая огромная баба! По описанию херра Швалера: он ее боится, как мать свою родную в детстве, желающую его отдать куда-либо кому-либо, но всё же не отдала, а просто часто била, передав «эстафетную палку» жене херра Швалера! Херра Швалера, по его собственному признанию, было за что бить! Он часто приходил в ярость, всё в доме крушил: посуду, мазал стены краской! Но зато его жена пила водку, а научилась она этому во время частых деловых поездок в Россию. И напившись, принималась воспитывать нерадивого херра Швалера, вот он и сбежал в клинику после очередного воспитательного сеанса! По его виду — ему горы крушить, а он или мебель крушил, или принимался рыдать, и попробуй такому иглы поставить, и ещё загипнотизируй! Он ни минуты не стоит на месте спокойно, в кабинет врывается, как лев, рукопожатие, как в тиски попадаешь! Что это за жена немецкая такая, такого гиганта — слона, мамонта бьёт — динозавр не иначе, точнее — тираннозавр! Но мне удалось «приручить» херра Швалера! И он с криком: «Я ненавижу иглы!» — засыпал на час и больше. «Только с вами я смеюсь! — порадовал меня херр Швалер. — А остальные здесь без юмора!». Херр Швалер книги «глотал», как собака кусочки сахара: наизусть цитировал философов, психологов, великих поэтов! Он во всех вопросах истории, религии, искусства был сведущ! Откопав у себя одну четверть еврейства: бабушку нацисты уничтожили — интересовался и иудаизмом и, вообще, всем, что касается евреев. Он знал всех великих евреев, кроме меня. Это было бы огромной ошибкой с моей стороны, сообщить херру Швалеру, что и я еврей, и я этого не сделал! Он бы просто не поверил в то, что я еврей, т. к. считал меня великим психологом, как он выражался: «Вас все здесь считают могущественнейшим врачом в клинике!». Находясь рядом с ним — ему до пояса, мне было смешно, но приятно это слышать. «Он, конечно, не поверил бы, что я еврей. Украинцам, да и русским, было бы смешно это от меня услышать! Как будто и так не видно! Это здесь, в Германии, меня всегда дураки — немцы, за более чем полвека отвыкнув от живых евреев, спрашивают: — Откуда вы? — Угадайте! — отвечаю я всегда. Мне приятно, как немцы ошибаются. Вначале обзывают румыном, затем венгром, доходят даже до чеха, итальянца. — Извините меня, украинцы! Один раз меня даже за «вашего» приняли, но я же не виноват! И во время войны, говорят, без вас трудно пришлось бы немцам отыскивать евреев! — И, наконец, когда слышу: “Русский!”, мне, действительно, становится приятно, могу гордо посмотреть жене в глаза! Только один негодяй меня ливанцем обозвал! Но больше никто не посмел так географически близко угодить! Хотя вру, однажды больная — пьяная немка “Jude” кричала, пока я ей подушкой рот не заткнул, но это было в другой клинике. — А херр Швалер даже Иисуса Христа не хотел признавать евреем: — Арамейцем, — сказал он, — был Христос. — Вот, что значит антисемитизм — антисемитское воспитание в Германии! В России этого вопроса, вообще, не касаются, хотя арамеец очень красиво звучит, как «армеец»! И зачем, вообще, думать: кем был Христос, если известно, что его жиды замочили — ясно, кем он был — русским он был! Евреев не христами, а иудами называют!» — это всё пронеслось в голове, пока не увидел, что херр Швалер плачет, плечи трясутся в рыдании. — «Кто вас обидел?!». — «Доктор Клизман только что сказала, что я безнадёжный случай, и никто мне не поможет! Ещё сказала, что я просто паразит и лучше мне идти в психиатрическое отделение! В особенности, разозлилась, когда я вас похвалил». — «А почему вы верите Клизман?». — «Она же главврач!». — «Ну и что! Первый раз вы видите главврачей-идиотов?!». — «Как вы так смело говорите и не боитесь обзывать своего начальника!» — перестал плакать херр Швалер. — «А что мне её бояться? Я могу ей это и в лицо сказать, если захочет! Да я ей всё время и так об этом намекаю!». — «Она вас не любит!». — «Это для меня комплимент! Вот и для вас должно быть приятным, что Клизман вас не любит! Таким образом, вы сразу вместе со мной причислены к “лику святых”! Херр Швалер затрясся в этот раз от смеха: «Вот с вами, у меня сразу проходит желание рыдать. Что мне делать?». — «Прячьтесь здесь, как можно дольше от жены! Затем, когда Клизман вышвырнет, приходите ко мне амбулаторно, тогда я смогу больше для вас сделать!». — «Вы и так мне помогаете! Могу я сейчас час поспать в гипнозе?». — «Нет, вы свой час со мной проговорили». — «А можете мне сделать гипноз у меня в палате, и я смогу спать сколько захочу? Я сегодня всё равно ни на какую терапию не пойду! У меня остались только танцы и музыкотерапия. У меня есть хорошее CD со звуками морского прибоя, это мне лучше помогает!». «Ладно, пошли», — отправились мы с женой в палату херра Швалера, он при этом, забегая вперёд, как собака, открывал нам все двери. «Сволочи!» — объявила на обратном пути жена, глядя в пустоту. «Понятно, конечно, что они сволочи!» — подтвердил я, зная, кого она имеет в виду и за что.
