«Ну что?» — посмотрела на меня скептически жена. «Не переживай! — успокоил я её. — Во-первых, это не последнее “землетрясение” для Кокиш! Во-вторых, сваливая эти две кучи в одну, я делаю хорошее дело для других! Лучше одна большая куча, чем много везде поменьше! Пусть нюхают друг друга! — произнёс я со злостью и, успокоившись, добавил: — Ведь и больные наши не ангелы, а многие с нацистским прошлым! Но мы ведь не советуем им намеренно плохо, когда обращаются за помощью! У нас реакция врачей — помочь! Иначе невозможно было бы работать! А она, как я уже сказал, была в тот момент для меня пациенткой».
«Шнауцер здесь», — объявила через два часа жена, выйдя за кофе и наткнувшись на Шнауцера. — «Ну и что?». — «Они оба счастливые, он и Кокиш, вышли из столовой. Кокиш бросилась мне дверь открывать, а Шнауцер театрально поклонился в пояс и подержал дверь, пока я пройду». — «Знай наших!» — сказала бы Мина. «Кокиш и Шнауцер оба пьяные! Шатаются по клинике, как угорелые, все больные от них шарахаются», — сообщила жена, выйдя в очередной раз в сестринскую за историей болезни. «Ну ясно, празднуют слияние душ», — пояснил я.
«Абаев ломится в дверь, несмотря на табличку “не мешать”», — объявила жена. — «Впусти, что он хочет?». — «Не знаю». — «Что мне делать, уже всё надоело. Мина Барсук меня опять вызвала и потребовала убрать с двери табличку, что я врач общего профиля». — «А кто её повесил?». — «Ну, конечно, не я — регистратура, Шнауцер дал им указание». — «Ну и пошлите её к Шнауцеру!».
«Доктор, огромное спасибо! — ввалилась в кабинет Кокиш, не обращая внимания на Абаева. И, обняв меня, прошептала на ухо: — Такой совет вы мне дали, который мне так сразу помог, мне ещё никто не давал! Спасибо, доктор! Я остаюсь, и буду маркетингом заниматься, ну и его заместителем остаюсь! Будем теперь отделение для русских пациентов создавать! Мы приняли ещё одного русского психолога на работу! Он из Казахстана — Aussiedler (переселенец), его фамилия Балдус, не слышали?». — «Нет, я ведь из Питера». «А вы знаете ещё других русских врачей? Мы их всех возьмём!» — только сейчас, Кокиш заметила Абаева. «Да! Да! Знаем! И очень выдающуюся личность — профессора, доктора медицины! — обрадовался Абаев. — Он тоже из Казахстана, только настоящий русский, его фамилия Сукау! Слышали?» — спросил у меня Абаев. — «Нет, я ведь из Питера». — «Он может даже возглавить русское отделение!» — отдал ему тут же пост Дадаш Абаев. «Отлично!» — обрадовалась Кокиш. «Я вас могу с ним познакомить!» — предложил ей Абаев. «Отлично!» — ещё больше обрадовалась Кокиш. «Поговорю с ним, думаю, через пару дней согласится!» — заверил Абаев. «Он что, не работает?» — спросила жена. «Где-то работает, по-моему, — промямлил Дадаш, — в каком-то центре. Но он хочет врачом-профессором работать! Он же врач! Профессор!».
«Это имеет большое значение! Будет русский начальник у вас! — пообещала мне Кокиш на следующий день, протянув документы профессора Сукау: — Доктор, посмотрите! Вот Абаев принёс его документы!».
На меня смотрел с фотографии очень важный с бородкой лопаточной формы, в очках — пятидесятивосьмилетний «инспектор отдела кадров ГУЗЛа», который категорически отказался взять меня в Ленинграде на работу, в качестве участкого врача, в 1985 году! Не он, конечно, но или его двойник, или из того же яичка — однояйцовый брат-близнец! Под фамилией Сукау стояло: урожденный Тарабаров.
«Вы уверены, что хорошо сделали? — спросил я у Дадаша Абаева. — Зачем вы тащите сюда говно и ещё при этом — антисемита?!». «Почему вы так думаете? Вы ведь его не видели и не знаете!» — изумился Дадаш. — «Мне достаточно то, что я его фотографию видел на его документах, которые вы подбросили Кокиш!». — «Ну и что вы можете о нём сказать?». «То, что уже сказал: — В первую очередь, — говно! А во вторую, — антисемит, ещё и фашиствующий! Не только вас продаст, но свою Родину — русский род свой продал — сам Тарабаров, а фамилию взял, наверное, жены — русской немки, и стал сукой — Сукау! Вернее, была сука — Тарабаров, а стала сука — Сукау! Вы что думаете, укроетесь под его крылом?! Он вас и продаст в первую очередь! Вы же религиозный еврей! А поступаете, как Рабин и Перес — привели в дом, где жили, Ясира Арафата и вооружили его! Создали ему сразу рекламу! У вас теперь будут не только немцы начальники, но ещё и русский антисемит начальник! И он как раз в первую очередь и будет вас бить — “своего”, чтобы чужие боялись!».
«Ладно, я побегу, у меня сейчас больная!» — выскочил из кабинета, как ошпаренный — «Рабин-Перес» — Абаев Дадаш — «дашь на дашь».
«Да, — произнесла жена, — ну и события, какой-то дурдом! Всё в один момент закрутилось!».
«Алло, это я — Абаев! Можете ко мне зайти на пять минут! Знаете, вы опасный человек! — рассмеялся Абаев. — Как вы сразу так распознали Сукау? Он мне сам рассказал, что в России его говном на работе называли. И ещё мне сказал, что евреев не любит, но я какой-то не такой еврей, из-за которых он так настрадался в Союзе. Но в тоже время, я думаю, что он русским гадости не сделает. И он как врач — хороший. Он мне сказал, что когда в России одна врач отказала какому-то больному в помощи, он ей сказал: “Как вам не стыдно! Даже немецкие — нацистские — врачи лечили в концлагерях больных и никому в помощи не отказывали!”».
«Ну ясно», — посмотрел я на безнадёжного узколобика с большим носом, маленькой головкой, похожего на птичку — Дадаша. Только сейчас я это заметил. «У меня после ваших слов голова разболелась, — указал на свою маленькую головку Дадаш, — что сейчас делать, не знаю. Он всё равно уже придёт, я ему телефон клиники дал». «Ну и хорошо, пусть приходит ваш Сукау! — успокоил я Абаева. — За меня не волнуйтесь! Я знаю, как на х*й гавнюков посылать! Если ко мне сунется! О себе подумайте и делайте, как вам лучше». «А Силке, опять подставилась! — понял я. — Теперь получит от Шнауцера еще и за этого русского профессора — приревнует!».
«Чего он хотел?» — спросила жена. «Его поведение, и всех остальных, понятно! Другое дело, что это не по мне. Я никогда не был, вернее, не родился и не буду педерастом!» «А зачем всё же ты помог Силке?». — «Я жрал мышей, но никогда — дохлых!». «Ты же сам всегда говорил: “Хочется другим что-то хорошее сделать — перетерпи и не делай!”». — «Я не столько хочу сейчас другим помочь, сколько нам самим! Сейчас надо “есть”, но не мышей, а настоящий — крупный и мелкий рогатый скот и падальщиков — шакалов и гиен! Сейчас, как ты видишь, нарушилось равновесие в фауне, причём нарушилось против нас! Две гиены: Клизман и Бомбах; два бегемота: Мина и Шибли; цепной пёс — Шнауцер; драная коза — Кокиш; горный козёл — Дадаш Абаев; горный баран — Балдус. Получается один бегемот и одна гиена лишние! Клизман и Мину вытеснить нереально, остаётся бегемот Шибли и гиена Бомбах. Бегемота Шибли любит гиена Бомбах, если его убрать, то и Шибли, возможно, уйдёт!». — «Ты что, замахнулся на директора клиники?!». — «Не только я, но и Кокиш! Он её не устраивает». — «Думаешь, драная коза сожрёт гиену?». — «Ей надо использовать для этого цепного пса Шнауцера — он сделал из мелкого шакала гиену». — «А с чего ты взял, что Дадаш горный козёл?». — «Он козлик, согласен, извини — козлик! Евреи обычно не дотягивают до «гаевских», они «полугаевские», главное, что он мелкий рогатый и Балдус из этой же группы — баран! Вот они и будут выяснять отношения между собой! Разбегаться и делать: «баран, баран — буц»! Пока это будут делать, нам не мешают, но если рога на нас направят — обломаю! Видишь, козлик уже заказал для себя русского хамелеона Сукау».
