«Я не понял, как они отреагировали, когда я доложил?» — зашёл ко мне после конференции Абаев. «Окосели от удивления, — хотел я его обрадовать, — хорошо доложили». «А вы умеете делать “эриксоновские гипнозы”?» — спросил Абаев. — «Умею, но делаю классический, он мне больше подходит». «А я умею эриксоновский делать, — задумчиво произнёс Абаев, — но я пока не буду вылазить», — успокоил он меня. «Ты, по-моему, напрасно вокруг него суетишься», — сделала вывод жена, когда Абаев вышел. «Может быть, он мне чем-то Хейфеца, полуеврея-полудагестанца из бердичевского техникума напоминает, из-за которого мне часто приходилось драться! — предположил я. — Но дело, ведь, не в нём, а в окружающих. Я и тогда, в 17 лет, не столько за Хейфеца, сколько против окружающих был!».
«Шнауцер, только что собрал Кокиш, Бомбаха и Клизман на совещание», — ответила жена, которая больше меня общалась с внешним миром, планируя нашу работу. А я больше находился с больными в нашем бюро, состоящем из двух смежных комнат, на дверях которого висела спасительная табличка: «Не мешать, и не шуметь — гипноз!», что останавливало всех кроме Мины, и в последнее время и Абаева не отпугивала. Они без лишнего шума открывали дверь и вламывались, когда жены не было со мной! Только ей иногда удавалось остановить налёт, когда я наговаривал формулы гипноза.
«Шнауцер так орёт на них, — сообщила жена через полчаса, — как будто у него истерика! Всё идёт по твоему сценарию!». «Ну, да! — согласился я. — Он сейчас демонстрирует перед Кокиш свою мужскую силу! Он вожак стада, гарема, а сейчас ещё и евнуха взял — гомосексуалиста, который как бы будет охранять его гарем! Всё, как в первобытном стаде! По идее он сейчас орёт и избивает именно Бомбаха! Он ведь его сделал как бы вожаком стада, а сейчас должен перед Силке продемонстрировать свой бой с претендентом на место вожака — Бомбахом! Он ему сейчас рога пообломает — сохатому, покажет Силке, кто в стаде хозяин и кто достоин с ней спариваться!». «По-моему, Бомбах на это не претендует», — возразила жена. «Конечно нет, но это Шнауцеру нужно! Для этого он сам Бомбаха вожаком назначил, чтобы затем его постоянно свергать! Тем более что у него сейчас есть рога! И он будет их с разбега вонзать в Бомбаха! А эти две самки должны будут наблюдать за боем претендентов за право спариваться с самками! Только Клизман это не грозит! За право с ней спариваться никто никогда не будет сражаться! И я уверен, что никто никогда и не сражался, поэтому она даже на больных СПИДом злая, желает им скорой смерти! Но то, что совершает Шнауцер, он делает чисто на инстинктивном, подсознательном уровне! У него работает уязвленное самолюбие! На психологическом языке — это нарциссическая обида!».
«Зайдите ко мне, если можете», — попросила тихо, на следующий день утром, Кокиш, как только мы с женой вышли из машины, а она подкатила к клинике. У Силке были распухшие, заплаканные глаза: «Он меня увольняет со следующей недели! Кроме того, он так орал на Бомбаха вчера, что и тот сказал, что уйдёт. Он озверел окончательно, не пойму, чего он хочет! Я ему сказала, что личные дела, наверное, нельзя смешивать с деловыми, и он согласился. Что мне делать, посоветуйте? Он мне противен, я бы с удовольствием ушла, но я потеряю много денег! Всё моё материальное существование будет ужасным! У нас с ним ещё есть общие финансовые дела! Мне пришёл конец, он меня гонит! Я ему сказала, что сегодня дам ему ответ, что я выбираю: деловые отношения с ним или личные! Так как “и то и другое” не получается. И он даже с какой-то радостью согласился! Он ждёт от меня ответа, что мне делать?». — «Как долго ждёт?». — «Ну, со вчерашнего дня». — «Почему сразу не дали ему ответ?!». — «Но мне ведь нужно подумать! Я хочу уйти, он мне надоел, единственное, что меня сдерживает — это общие наши дела! Я ему скажу, что никаких личных отношений, пусть только деловые останутся! А что вы посоветуете?». — «Где он?». — «Ну, сейчас восемь часов утра — думаю дома». — «Сейчас же ему звоните!». — «Куда?». — «Ну, туда, где он находится!». — «Так он дома, спит!». — «Поднимайте с постели! Так делают все влюблённые!». — «Какие влюблённые! Он мне надоел, я его терпеть не могу!». — «Так вы хотите деньги и работу или нет?». — «Да, конечно, в том-то и дело, что хочу! Я лишусь средств к существованию! Он меня полностью уничтожит финансово, если я откажусь от деловых отношений с ним!». — «И что вы собираетесь делать?». — «Скажу, что мне всё надоело, согласна только на деловые отношения! Он тоже согласен, что те и другие у нас не получаются». — «Слушайте, что я вам скажу! Сейчас же звоните! Чем больше пройдёт времени, тем больше будет не в вашу пользу! Он ждёт с нетерпением вашего ответа! Лучше было бы, если бы вы ему вчера сразу ответили, без раздумья! Сказали бы ему, что для вас нет никакого вопроса, и вам нечего обдумывать! Вы его любите и выбираете любовь — личные отношения! А деловые вас не интересуют. Будьте, как русские женщины-декабристки! Идите за ним в Сибирь, если он туда, конечно, попадёт!». — «Так я же его не люблю, он мне надоел!». — «Вы что, не понимаете, что он вас испытывает?! Это тест, экзамен на то, что вам важнее! Если выберите деловые отношения, то, вообще, никаких не будет! Вернее, будут — будет преследовать и добивать вас на всех уровнях! Звоните прямо сейчас и скажите: “Петер, как тебе не стыдно?! Как ты мог мне такой вопрос задать: любовь или деньги?! — Любовь, только любовь, Петер! Всё отдам за любовь!”». — «А как от него уйти?». — «Только постепенно! Освобождайтесь от деловой, финансовой, экономической зависимости от него!». — «А что подумает его сестра, если я позвоню?». — «Ну и что? Тем лучше! Пусть сам, дурак, оправдывается перед сестрой, сам захотел ответа! Надо было ночью ему позвонить! Это ещё лучше было бы, влюблённые так и делают! Вы и так потеряли много времени. Звоните, а я выйду! Потом сообщите мне результат и его реакцию! Без меня, дальнейших моих советов, сами ничего не совершайте, никаких шагов!». «Доктор, зайдите», — раздался через пять минут звонок от Кокиш. — «Ну что?». — «Позвонила!». — «Ну и что?». — «Трубку взяла его сестра». — «Дальше, это неважно!». — «Сказала ему, как вы советовали». — «Дальше!». — «Не знаю, я сразу положила трубку». — «Молодец, правильно сделали!». — «А теперь что?». — «Теперь он пусть думает! Вы “забросили мяч на его половину поля”! Уверен, что сегодня же даст о себе знать! Судя по его характеру, будет здесь через полтора-два часа, ровно столько, сколько ему ехать из дому!». Кокиш вздрогнула, её перекосило, но тут же опомнилась: «Знаете, как я его люблю! Еr ist mir uber alles (он мне превыше всего!)». — «Ну вот! Пошли старые напевки: “Deutschland uber alles!” Только сейчас уже Петя превыше всего! А раньше Германия была превыше всего! — понял я и извинился перед Кокиш: — Ладно, я побегу, меня больные ждут». «Спасибо, доктор, за поддержку!» — почти, как Мина, но с благодарным видом боязливо произнесла Кокиш.
«Думаешь, ты правильно сделал?» — спросила жена. — «Понимаешь, в тот момент она была для меня пациентка, автоматизм сработал! Ведь не мог я ей подсказать, как неправильно действовать!».
«Алле, Мина, заскочу, что вы делали у Кокиш?». — «О работе беседовали». — «Скажу вам по секрету, я была при её разговоре с Клизман. Кокиш сказала, как и Клизман тоже, что будет хорошо, когда придёт этот, ну, как его вы обозвали — педераст. Они его берут для конкуренции с вами». — «Так вы мне об этом уже говорили». — «Да, но это было раньше! А вчера я услышала от них ещё раз после их конференции со Шнауцером! Кокиш плакала, он её и Бомбаха обругал последними словами! Она после этого советовалась со мной и Клизман: “Что делать?”». — «Ну и что вы посоветовали?». — «И я, и Клизман в один голос сказали: “Плюнь ты на него, этого облезлого красавца! И не имей с ним никакой любви! Что за любовь-морковь такая?!” Надо только работать! Скажи ему: “Никакой больше любви, только работа!”». — «Ну, а она?». — «Ей сразу стало как-то легче, перестала плакать, и тогда и состоялся разговор о вас, о конкуренции вам со стороны доктора! Как его… забыла…. Ах да, правильно, доктора Шибли! Ладно, побегу, потом заскочу! Узнбю, где этот чёрненький! Поговорю о нём с Кокиш! Пока, спасибо за поддержку».
