«Докторэ, зайдите!» — позвонил через полчаса Шнауцер, как раз, когда я закончил проводить гипноз у поступившего два дня назад больного со СПИДом и вторичной депрессией, желающего похудеть! У некоторых депрессия сопровождается приступами обжорства. «Как дела, докторэ, как здоровье?» — начал Шнауцер. Посмотрев на него, понял, что о здоровье он спросил просто так — мои анализы пока никому в руки не попали! «Всё прекрасно!» — заверил я «друга». «Как вам новый врач, докторэ?». — «Вот такой! — поднял я вверх большой палец. — И как врач очень опытный, и как человек прекрасный!». — «Почему, как человек?!». — «Не скрыть свою еврейскую веру, надо иметь мужество — быть честным и не приспособленцем!». «Удивительно», — разочарованно произнёс Шнауцер. «Что удивительно?» — поинтересовался я у Петера Шнауцера. — «Я ожидал, что вы будете недовольны его приходом на работу». «Так вы для меня его приняли?!» — уточнил я у «друга рогоносца», который, как оказалось: «для совершения самой низкой подлости, готов на самое высокое благородство!». «Нет! — злорадно рассмеялся Шнауцер. — Для вас я принял на работу психотерапевта, доктора Шибли! Он владеет акупунктурой! Мне его Клизман для вас нашла! Как конкурента вам! Он тоже честный — сразу сказал, что гомосексуалист!». «Поэтому вам не конкурент!» — вырвалось у меня.
Шнауцер действовал по сценарию, который я предсказал, обрадовался я правоте своей теории! Моя радость отразилась, очевидно, на лице. «А чему вы рады?» — разочарованно поинтересовался Шнауцер. «Тому, что и для меня гомосексуалист не конкурент! Я только хочу вас попросить — оградить доктора Абаева от гнева коллектива! — обратился я к Шнауцеру. — Все очень недовольны вашим выбором». «Нет, он должен сам выкарабкиваться! — холодно ответил Шнауцер. — Он должен вас благодарить за своё устройство! Как вы сами заметили: все против него! Тогда я их спросил, считают ли они, что вы плохо работаете, и они заткнулись! Передайте ему, что вы, как я понял, его авансом похвалили! Я обо всём знаю, и пусть смело работает! А кто не хочет, чтобы он работал — Мина, например, пусть придут ко мне! Я её давно у себя жду! Она только у Кокиш имеет хорошие карты, но не у меня! Кстати, этот новый врач, который придёт — доктор Шибли, ещё и сексопатолог!» — добавил Шнауцер. «Будет учить пациентов, что задница это половой орган!» — вновь вырвалось у меня. «Мы на Западе — толерантны», — возразил Шнауцер.
«Алле, это я Мина, заскочу! Что вам Шнауцер сказал? Я знаю, вы у него только что были! А Клизман мне сказала по секрету, что доктора, владеющего акупунктурой, взяли для того, чтобы он составил вам конкуренцию! К тому же он гомосексуалист! Что будете делать?!» — злорадно поинтересовалась Мина. «То, что делают с педерастами!» — уклончиво ответил я. — «А, что?». «Удовлетворю его!» — вновь вырвалось у меня. «Ну ладно, потом заскочу», — разочаровал я Мину своей заинтересованностью в педерасте.
«Ты прав! Шнауцер действует по твоему сценарию! Как будто он его прочитал! А Шибли только что я увидела, вот такая жопа, развела жена руки до отказа!» — изобразив гомика, глядя на меня, как на сценариста. — «Отвечу тебе изречением Абу Али ибн Сины! Помнишь, у нас в мединституте висел транспарант?». «Тот, который ты уже не один раз высмеял! — напомнила жена: “От преисподней до колец Сатурна все тайны мира ты познал недурно…”». «Да, да, точно! — обрадовался я. — Молодец, хорошая память, только это не я сказал, а Авиценна и полностью оно звучит: “От преисподней до колец Сатурна, все тайны мира я постиг недурно, лишь одного узла не смог развязать я — это узел смерти!” А я это только перефразировал, как ты тоже, наверное, помнишь: “От места срама до черепной коробки люда! Недурно разобрался я в причинах блуда!”».
«Давай, звони в лабораторию», — вернула меня жена к реальности. Набираю номер, сердце стучит чаще обычного, томительное ожидание пока ищут результат: «Так… ваш показатель… прежний у вас был…, а сейчас…» — ударило в правое ухо… записал я на листке. — «Спасибо». — «Пожалуйста, прислать факс?». — «Нет, спасибо. Подожду, пока по почте придёт, не срочно», — отказался я от факса, который легче, чем письмо, другим прочесть. «Ладно, — успокоил я помрачневшую жену, — повторим ещё один-два раза, затем решим, что делать. Если сохранится тенденция роста, то посмотрим».
«Можно к вам? — позвонил Дадаш Абаев. — Не пойму, почему на меня все волком смотрят? И эта — Мина Барсук? Она что, русская?». — «Нет, к сожалению, еврейка». — «Она меня сегодня два раза к себе в кабинет вызывала и потребовала общей медициной не заниматься! Я не собираюсь ещё и общей медициной заниматься. Мне дали уже двух психотерапевтических больных! Но если скажут, что я могу сделать? Придётся посмотреть и таких больных. А почему она против того, чтобы я “общей” занимался?» — не понимал наивный горский еврей. «Боится за свою шкуру», — пояснил я «горному колену». — «Вот, дура! И в синагоге я тоже натерпелся от ашкеназийских евреев!». «Ну, ваши тоже не все — мёд!» — поставил я горца на место. «Да, конечно, — согласился он, — но нас тут в Германии всего 200 человек. Мне дали больного, и Бомбах велел завтра доложить ему структурный анализ. Что это такое? Мы ведь это не учили в Союзе!». — «Бомбах вам устраивает экзамен! Хочет проверить уровень ваших знаний, он такие задания никому из немцев не даёт. Просто докладывают жалобы больных и вкратце историю болезни». «А откуда я это могу знать?» — наивно настаивало «горное колено». — «Вы читали книги по психотерапии, психоанализу, медицинской психологии? Психологии развития личности, например?».
«Вы плов кушаете?» — поинтересовался, в свою очередь, Абаев. — «Ещё как!». «Я как-нибудь приглашу вас в гости! Приезжайте к нам оба на выходные! Мы с женой приготовим плов», — предложил он мне и мрачной жене, ещё не отошедшей от результатов моего анализа.
«Откопируй ему этот раздел», — указал я на пять листов в книге по психосоматике, когда Дадаш Абаев вышел. «Зайдите, — позвонил я Дадашу через 15 минут, — вот это дома почитаете. Это раздел по психологии развития личности! А вот сводная таблица! А пока запишите, что я вам продиктую: “У данного пациента можно предположить нарушения в симбиотической фазе развития на первом году жизни! Что, возможно, и послужило причиной развития психоза”. Это произнесёте завтра на конференции, после доклада жалоб и анамнеза больного».
«Спасибо, придёте к нам? Я вас познакомлю с одной профессоршей в синагоге». — «Как, в синагоге: с профессоршей?!». — «Ну, она в Союзе была профессором, а здесь председатель правления синагоги! А я — её заместитель! Очень умная! Мы с ней на следующей неделе в синагоге симпозиум организуем, под названием “Толерантность и эмпатия”! Все недовольны и говорят: “Нельзя ли попроще?!” Приезжайте!».
«От чего лечится у вас этот мой больной со СПИДом?» — поинтересовалась у меня на конференции Клизман. — «Хочет похудеть». — «Так он скоро и так похудеет от СПИДа! Ему не долго уже осталось!» — захихикала Клизман, а за ней и все остальные врачи, терапевты, включая и Бомбаха. Все, как гуси загоготали, со смеху покатились.
«Можно мне доложить больного?» — в конце, когда Бомбах объявил, что можно расходиться, произнёс Абаев. «Ну, давайте», — согласился Бомбах. После объявления жалоб больного и истории болезни, Абаев, наконец, зачитал надиктованный мной ему текст. Клизман, глядевшая на него до этого скептически, так и окосела от неожиданности. «Ну хорошо, это можно принять за рабочую гипотезу», — согласился высокомерно и высокопарно Бомбах.
