«Кокиш, — донеслось вечером тихо и робко в трубке. — Я всё потеряла, сама виновата! — как святая Мария фон Магдала каялась Кокиш. — Он самое дорогое у меня забрал — клинику!». — «Ага, вот что для тебя самое дорогое — власть! — подтвердила она мою правоту. — Не волнуйтесь, это он вам вернёт!» — уверенно сказал я Кокиш. — «Нет, никогда он не вернёт! Я сама виновата!». — «А я говорю, вернёт! Ему ещё хуже, чем вам! Уже через несколько дней будет вас просить вернуться в клинику!». «Не думаю», — безнадёжно вздохнула Кокиш.
Ведение конференции Бомбах взял в свои руки, Клизман сидела пришибленная, почти как Мина. Как я и предсказывал, именно Бомбаха объявил Шнауцер директором клиники! Во-первых, Клизман он не любил с самого начала, а во-вторых, она считалась подружкой Кокиш. «И Мина в опасности, но выкрутится, — сказал я жене, — а вот секретарша Пирвоз и другие подчинённые Кокиш временно оживут».
Грустнее и мрачнее всех был Шнауцер, как и положено рогоносцу! «Но на что он — дурак рассчитывал?! Помнишь шофёра, 28-ми лет, в питерской поликлинике? — напомнил я жене. — Он мне похвастал, что нашёл, наконец, свою любовь — тридцатипятилетнюю замужнюю мамочку, которая только его любит, причем, больше всех на свете! И ему поэтому никогда в жизни не изменит!». «Ну и что?» — заинтересовалась жена концовкой этой истории, которую тогда в Питере я ей не рассказал. — «Я этому дураку, когда он хвастал, сказал, почему он уверен, что эта мамочка ему не изменит, если она мужу изменяет!» «Это совсем разные вещи!» — уверял меня знаток женских душ. «И что же?» — уже безразличным тоном спросила жена, занося в компьютер данные пациентов. «Концовка не лирическая, а венерическая! Этот дурак через неделю прибежал ко мне в кабинет, но уже не один, а с гонореей на пару: — Помогите, доктор, вы оказались правы! — Вот и Шнауцер, примерно такой же дурак! Но он «поймал Кокиш», а не гонорею! Гонорея, по-видимому, редка в Германии?».
«Доктор, я назначил вам и жене в этом месяце премию в одну тысячу «ойро (евро)». Вы хорошо с женой поработали», — сообщил грустно Шнауцер в вестибюле. В этот раз обошлось без бодрого «докторэ», без кофе, без сахара, без сливок, без минеральной воды, но зато 1000 ойро (евро)! Как сказал однокурсник-кореец на курсах по иглотерапии в Казани: «Когда буду работать, у больных буду брать только деньги! А если нахалы принесут коньяк, скажу им: “Коньяк я могу себе и сам купить!”».
«Как только он вернёт Силке в клинику, перестанет выдавать премии. Он сейчас одинокий и нуждается в поддержке и неуверенно себя чувствует, — понимал я. — Страдания делают человека…!».
«Ой, какая радость! — заскочила Мина через три дня. — Силка, кажется, возвращается! Он её вернёт! Он просит её вернуться, но она ему поставила условие, что вернётся только его женой в клинику!». «Наглая она, — сказал я своей жене, — но дура! Он, может, ей и пообещает, но уже никогда этого не сделает! А за свою наглость Силке рассчитается! Она, дура, рискует! Вначале обделалась, а теперь хочет на белом коне въехать: «Если мёд, то ложкой»!
«Все её осуждают! — заскочила Мина, ещё раз через полчаса. — А я говорю: — А если это любовь? Просто, люди любят друг друга!».
«Кокиш возвращается! — обрадовала нас и уборщица Штибле, любительница посещать похороны. — Вы слышали, Кокиш возвращается! И я вам расскажу по секрету! Я вчера их обоих застукала в машине Шнауцера, когда ехала в своей. Я решила, что обозналась и поехала за ними, чтобы удостовериться! И увидела их в зеркале! Они сделали вид, что меня не видят, а я их увидела! Хорошо, что Кокиш возвращается! Она добрая ко мне! — Ну, что я вам говорила?! — встретила нас Штибле утром, через три дня, после того, как уличила парочку. — Кокиш уже здесь! Она у себя в кабинете! Она вернулась!».
«Силка здесь! Какая радость! — заскочила Мина. — Только похудела бедная, но здесь! Теперь мы все должны молиться, чтобы у них всё было хорошо! Чтобы они любили друг друга! И нам тогда тоже будет хорошо!».
«Только что я встретила плачущую уборщицу Штибле! Она выбежала от Кокиш и орала: — Она меня уволила! За что она меня уволила?!» — сообщила мне жена.
«За то, что вернулась в клинику и хочет вновь почувствовать себя человеком, восстановиться! Но больше, чем уволить уборщицу, она уже не в состоянии! Шнауцер ей большего уже не позволит, например, Бомбаха, и даже секретаршу Пирвоз она уже не в состоянии будет уничтожить!» — сказал я жене.
«Алле, Мина! Заскочу! Какие люди отвратительные! Не успела Кокиш прийти, говорят: — Она уже и уборщицу уволила! Как так можно говорить?! Силка добрейший человек! И долго мучилась с этой уборщицей! Эта Штибле ленивая — что-то с чем-то! Конечно, будут ещё увольнения! И секретарша Пирвоз уйдёт! Я бы, например, всех уволила, будь моя воля! И этот, Шнауцер, ещё ей нервы, бедной Силке, треплет! Только что приехал, обругал её самыми последними словами, назвал проституткой и уехал! Конечно, его бедного тоже можно понять! И он страдает, они любят друг друга! И, как мне сказала Силке, поняли, наконец, что не могут друг без друга! Пусть только, у них всё будет хорошо! Я больше ничего не хочу в жизни! Спасибо за поддержку, потом прибегу!».
«Пока Силка и Петя ссорятся, давай на неделю в отпуск сходим», — предложила жена.
«Аллё, это я — Мина! Мина я! Как отдыхается? Что новенького? Извините, что беспокою, не даю ещё и дома вам отдохнуть! Новости есть, это что-то с чем-то! Этот красавец, Шнауцер, сволочь поганая, чтобы он сдох! Хотя я никому зла не желаю, берёт на работу какого-то маленького, совсем чёрного еврея, такого противного-противного, типичного…! Я его ещё сама не видела, я, вообще, маленьких не люблю! Все недовольны, в особенности Пусбас и Бюльбеккер, и Клизман, и все остальные! Все говорят: — Что это такое! Мы что, теперь должны по-русски говорить, а не по-немецки?! И я, знаете, могу их понять! Но это бы ещё ничего! Самое главное, этот еврей, ко всему еще «альгемайном медицинщиком (врач общего профиля)» считается, и ясно, Шнауцер хочет мне конкуренцию создать! Посоветуйте, что делать? Как еврея выжить?! Этого нельзя допустить, чтобы он у нас работал! Он очень противный, что-то с чем-то — все говорят! Посоветуйте!».
«Нужно подумать, — сказал я, — ещё один, и еврей, ко всему прочему!». «Так в том-то и дело! Зачем нам это надо?! Нас двое и тоже ведь много! И, знаете, я могу немцев как-то понять! Я бы на их месте тоже этого не хотела! Побегу, попробую документы на этого чёрненького подсмотреть! Потом позвоню, спасибо за поддержку! Такая сволочь — этот Шнауцер! Я всегда это чувствовала! Не знаю, как уж и чем ему угодить?! Я и так и сяк пробовала! Если ему уж Люлинг не понравилась, такая вся из себя, и её он выгнал! То уж не знаю, кто ему нравится?! Паразит несчастный! Ну, всего доброго, отдыхайте, потом позвоню!».
Глава 10
По‐немецки он hahnrei (кастрат), а по‐русски рогоносец
«Ты оказался прав, Мину ждут страдания», — задумчиво произнесла жена. «Не только её, — добавил я, — если Мина не врёт, не выдаёт желаемое за действительное, что его все не любят, то Шнауцер и взял его всем назло! Он со всеми за свой позор, за свои рога рассчитается! Этот еврей — ложка дёгтя, хотя и не в бочку мёда! Ну, а Мину, конечно, он не любит, она же протеже Силке Кокиш, и ей придётся искать другое вымя! И за что её, вообще, любить? Но, в первую очередь, он ударит сейчас по Бомбаху», — рассуждал я. «Почему?» — удивилась жена. — «А ты не понимаешь? Не расстраивайся, не только ты не понимаешь, это способен понять только умный психолог-мужчина, как я, например, — скромно успокоил я жену. — Психологи не знают причин и различий в поведении мужчин и женщин, во всяком случае, не уделяют этому внимания, как будто большинство людей — гермафродиты! В этом еще один недостаток психотерапии, медицинской психологии! Кроме глупости и некомпетентности многих психологов, психотерапевтов это служит ещё дополнительным, вредным фактором психотерапии». «Я вообще не понимаю, — подхватила жена, — как могут психотерапевты, неудачники в семейной и общественной жизни, проводить терапию с другими? Чему может, например, Клизман научить женщину или мужчину с семейными проблемами, если сама не замужем и живёт одна». «Так и получается, что женщинам-пациенткам она будет внушать желание наплевать на мужчин и жить, как она — одна! Так же хорошо, как она выглядеть, как из дымоходной трубы! Пациентов — мужчин, она будет стараться соблазнить и убедить, что их жёны сволочи. Лучший вариант — это два терапевта для пациента: мужчина и женщина, которые компетентны в психологии, имеют сексуальных партнёров, удовлетворены и не нуждаются в сексуальных отношениях с пациентами. Но на практике, такое редко бывает!» — выразил я своё видение проблемы. «Какое это имеет отношение к “нашим баранам”?» — рассмеялась жена. — «А то, что и тебе как женщине непонятно поведение Шнауцера». — «Но ты ведь, к счастью, не похож на Шнауцера». «Точно, нет! — охотно согласился я. — Но в каждом из мужчин сидит маленький или большой Шнауцер! Как и в женщинах — маленькая или большая Кокиш!». «Выкладывай свою теорию, не тяни!» — нетерпеливо потребовала жена, желая, очевидно, понять во мне маленького Шнауцера. «Ладно, слушай, — согласился я, — но это ко мне не имеет никакого отношения». «Как и в первобытном стаде, мужчина стремится создать и сохранить гарем! Для этого ему надо доказать свою силу и оставаться сильным. В современном человеческом “стаде” деньги и положение играют главную роль! На втором месте потенция — сексуальная сила! На третьем — ум». «Тогда тебе ничего не грозит, — успокоила жена, — два последних у тебя есть». — «Но у меня нет первого! И этого уже достаточно, чтобы не быть уверенным в себе!». — «Перестань копаться в Шнауцере, создавать теории! — посоветовала жена. — Нам ещё не хватает из-за Шнауцера поссориться!». «Не бойся, — успокоил я её, — я что-нибудь придумаю! Такое, что тебе скучно не станет, со мной не соскучишься, — почти, как угрозу произнес я. — И, кроме того, в отличие от Шнауцера, я всё замечаю и тут же подправляю! Болезнь легче предупредить, чем лечить! Это Шнауцеру надо было Силку в постели с огромным плотником застать, чтобы убедиться…!». «Но ведь не у всех женщин одинаковые ценности и понятия сильного мужчины», — перевела жена разговор с полусерьёзной на серьёзную тему. «Да, ты права, вернее, ценности могут местами меняться. Здесь может быть много разных нюансов. Ясно, что если женщина дура, то причём здесь умный мужчина?! Хотя ум понятие относительное, смотря, кто оценщик! Да и богатство, тоже. Если в Германии это машина, дом, то в России может быть и бутерброд! Но, так или иначе, женщина выбирает сильного!». «Это всё же лучше, чем стараться создать гарем! — упрекнула жена мужчин. — Выбрала сильного, и с ним!». «К сожалению, не так! — ударил я вновь по женщинам. — Я ведь перечислил несколько признаков мужской силы, а их значительно больше! И эти ценности могут у женщины меняться. Сегодня ценит деньги, завтра сексуальность, послезавтра ум, а затем даже глупость, но с большой «глупостью»! Как наш сын говорит: — Не за кудри Васю любят, не за белое лицо, а за…!». «О, ты уже совсем плохой!» — испугалась жена, почувствовав, что я начинаю уже раздражаться из-за женской ненадёжности. «Короче, — подытожил я, — и та, и другая сторона — обе хороши! Или, как сказал Сталин: — Оба хуже!». «Ну, а причём здесь маленький, чёрный еврей, которого взял Шнауцер на работу?» — перевела жена опять разговор в более спокойное русло. — «С его помощью Шнауцер будет Силке доказывать свою силу! — пришлось объяснить, уже ничего непонимающей, жене. — Он взял такого еврея, которого все не любят, всё же мы в Германии! Даже еврейку — “мешок” Мину, Силке взяла для Шнауцера, взамен красавицы Люлинг! А он для неё — маленького, чёрного, старого еврея! Он для него всё равно, что евнух для гарема! Но здесь, он может просчитаться — евреи, обычно, не евнухи, даже старые!». «Ну и что будет дальше?» — заинтересовалась жена. «Хочешь заранее узнать конец детектива? Лучше, дочитай его до конца! — посоветовал я. — Будет неинтересно, если заранее узнаешь конец! Завтра кончается у тебя отпуск, узнаешь и увидишь продолжение! Чем дольше будешь смотреть — тем больше заработаешь!».
