«Доктор, зайдите! — позвонила через день Кокиш. — Петер согласен на ваши условия, подписывайте договор!». «Ну что, заставил Шнауцер вас подписать договор!» — заскочила на следующий день Мина. «Не он, а я его заставил», — объяснил я разочарованной Мине. «А я вот не знаю, что делать, посоветуйте! Силке предлагает мне ещё одним специалистом стать — психотерапевтом! Просит пройти, здесь у нас, специализацию! Как вы думаете? Мне ведь, это не помешает? Пусть будет, на всякий случай! А то, я ведь ничего не понимаю на конференциях, о чём они говорят! Кстати, почему они всё время говорят, что к нам, какие-то нацисты поступают лечиться? Кто это такие?! Что, до сих пор ещё нацисты есть, и их лечат?!». Жена покатилась со смеху, я тоже, но не сразу, вначале не понял, кто это такие! Но оказалось, что так Мине слышится, когда речь идёт о нарциссах — нарциссических личностях. «Конечно, соглашайтесь! Будете тогда знать, кто такие нацисты». «Книги же Мина не читает, пусть тогда два года учится у Клизман и у нового специалиста Бомбаха — узнает поближе нацистов!» — подумал я. «Спасибо за поддержку, потом заскочу», — пообещала Мина.
Недостатка в больных не было, они всё прибывали и прибывали, а Шнауцер всё богател и богател. Чтобы не оставаться в клинике допоздна и не толстеть, решил не обедать в столовой. К тому же, голод делает энергичнее, злее и заставляет интенсивнее работать. «Хорошо выглядите! — похвалила Клизман. — Как вам удалось так похудеть?». «Немного стресса и не обедать», — поделился я хитростями похудения. «Вау, я вам завидую, но у меня как-то не получается не обедать!».
«Посоветуйтесь со Шнауцером, он поможет!» — посоветовал я Клизман. «Хорошо выглядите! — сделал мне комплимент и Шнауцер. — Похудели! Как вам это удалось?». «Вам спасибо», — поблагодарил я его. «Да, правда? — обрадовался Шнауцер. — Я же вам сказал, что будете довольны! Вот, я только не знаю, как мне похудеть?» — озабоченно показал на свой живот Шнауцер. — «Скажите Кокиш, пусть вам такой же договор составит, и вам сразу полегчает!».
«У вас хороший русский юмор, докторэ», — рассмеялся Шнауцер. «То, что хороший, согласен, а вот в том, что он русский — не уверен!». Я, действительно, становился легче с каждым днём, за месяц 5 кг сбросил! А сегодня с утра почувствовал себя совсем лёгким! И когда стал первую пациентку гипнотизировать, от лёгкости этой, даже головокружение ощутил и тяжесть в ногах! Но гипноз провёл до конца и, сев в кресло, которое вернула нам Мина, попросил жену давление померить! «80 на 40! — произнесла перепуганно жена. — Отдохни, посиди, ты устал», — посоветовала она. Проводя сеанс у следующего больного, почувствовал, что почва уходит из-под ног! Большим усилием воли довёл сеанс гипноза до конца. С трудом добрался до кресла, возвращённого Миной, и понял, что дела мои сомнительны — могу не вернуться домой. С большим трудом удерживал себя в кресле, чтобы не свалиться. «Подними первую пациентку, — сказал жене шёпотом, — займу её место на кушетке». Перепуганная жена подняла перепуганную больную и выпроводила её за дверь. С трудом добрался до кушетки и лёг. Жена убежала в сестринскую и вернулась с подмогой: медсестрой Бюльбеккер и притворной Клизман. «Вау, что случилось! — громко, театрально весело, бодро произнесла Клизман. — Никогда не думала, что у вас обмороки могут быть, и вы даже вспотели! Вау, как у вас здесь красиво! Такие красивые таблицы на стене! Хоть сейчас могу посмотреть, как у вас красиво!». Пока Клизман рассматривала таблицы по иглотерапии, жена наладила капельницу с физраствором и после струйного введения 200 мл раствора, я почувствовал себя почти бодро. «К чему этот театр! — сказала Клизман. — Что мы сами будем здесь колдовать! Надо вызвать скорую помощь, доктор просто испугал всех! Хи-хи, не думала, что вы такой слабый, и вспотели!». «Скорая приедет через пару минут, — объявила Бюльбеккер, — я попросила, чтобы поскорее». И вскоре зашли двое: один длинный с чемоданом для реанимации и еще один — покороче. Ничего у меня не спрашивая, тот что подлиннее, померил давление и наладил аппарат для снятия ЭКГ. Искоса наблюдал, что пишется на ленте электрокардиограммы, и успокоился, поняв, что не инфаркт! Но этого не поняла Клизман, тоже наблюдая за лентой электрокардиограммы. Клизман вдруг оживилась и слегка подтолкнула в бок Бюльбеккер, обращая её внимание на третье отведение, где вырисовывались: отрицательный зубец Т, слегка углублённый зубец Q, низкий зубец R, что в моём случае было связано с высоким расположением диафрагмы, а для дураков-недоучек всегда означает инфаркт. Глаза у Клизман радостно и живо засветились! «Второй друг мне — после Гитлера!» — понял я ещё раз, хотя и раньше это знал. На Клизман обратила внимание жена, она тоже следила за лентой электрокардиограммы и было видно, что электрокардиограмма не вызвала и у жены никаких подозрений. Но долговязый со скорой предложил ехать в больницу. Решил и я, что лучше в больнице разобраться, что случилось, чем рисковать, и стал собираться. На душе было, как и обычно в таких случаях, паршиво и недовольство собой: «Во что-то новое вляпался! Ещё мать говорила, что хорошо мне не будет! — взвешивал разные варианты происшедшего: — Что могло произойти? Ясно, что это не просто так, а что-то случилось!».
Вот и Кокиш Силке появилась. «Что, доктор, плохо да?». — «Да нет, ничего, думаю, обойдётся». Клизман скептически глянула на Кокиш и бровками дала той понять, что не обойдётся. «Так вы хоть останьтесь! — почти руками ухватилась Силке за жену, видя, что и она собирается почему-то со мной ехать! — Оставайтесь и лечите вы больных! Вы ведь тоже можете!». «Нет, я тоже еду», — ответила спокойно, но решительно жена, чем разочаровала и одновременно удивила Кокиш, не понимающую, причём тут жена к мужу! Тем более, если он «навернулся»! Не вся капельница прокапала, ещё миллилитров 150 оставалось в ёмкости, и я, отказавшись от каталки и носилок, как бутылку водки взяв ёмкость с раствором в правую руку за спину, быстро обогнал спасателей со скорой и пошёл к машине! По пути здоровался с больными и сотрудниками, кого сегодня ещё не видел! В машине лёг на носилки, куда-то повезли. Наконец выгрузили в приёмном отделении какой-то больницы.
Появилась дежурная врач, лет 45-ти и лениво спросила, что чувствую. Измерила давление, ещё раз электрокардиограмму сняла, анализ крови из вены. «Всё вроде бы у вас хорошо. Наверное, гриппом заболели? Можете идти домой, если хотите». Мои попытки рассказать про проблемы со здоровьем в детстве, юности и в последнее время, а также — какие лекарства принимаю, не вызвали интереса. «Давайте, — сказала она, — в таком случае ещё анализ крови полчаса подождём, и тогда всё прояснится.
«Анализ крови без особенностей, — сообщила дежурный врач, — слегка понижен гемоглобин, это бывает». «Для меня нехарактерно», — сказал я. «Бывает, — возразила она, — сейчас жарко и вы, наверное, много жидкости выпили, и капельница разбавила кровь». «Ладно», — обрадовался я тому, что необязательно оставаться в этом доме, где чувствуешь себя беспомощным дураком у безразличных дураков! «Меня и от советских больниц тошнило, не считая случаев, когда туда стремился, вместо того, чтобы ехать на уборку хлопка в студенческие годы! Но тогда я себя хорошо чувствовал и точно знал, что здоров! От больницы нужен был только кров, тепло и гостеприимство! А сейчас, чёрт его знает! Но точно что-то произошло! Только что?! Я ведь не тот, который без причины в обморок падает — не истеричка!» — всё это пронеслось в голове. Пожелав врачихе так же доблестно работать дальше, вышел в вестибюль. «Ну что? — обрадовалась жена. — Поехали домой?». «Да, наверное, — сказал неуверенно я. — Подожди-ка! Я мигом — в туалет! Проведу ещё одно исследование, как когда-то в походах в горах Таджикистана!».
