«Ну, как форум? Я слышала, вы доклад какой-то делали? — утром сообщила мне “новость” Мина. — А мне зато Люляшка характеристику подписала! Мне её Кокиш только что дала! Вот она! Но я пока уйду из клиники, — сказала Силке, — но пообещала, что, возможно, приду! Мне как-то всё равно! Будь, что будет! Вот только Люляшку теперь осталось выпихнуть отсюда! Тогда и я приду!».
«Можно вас на минуту? — появился вслед за Барсук серб Бомбелка. Вид у него был слегка озабоченный, как будто двух копеек не хватает на компот, что он и озвучил: — Вы пока никому не говорите, никто пока не знает! Вчера умер профессор Эркенс».
«Алле, это я Мина, срочно бегу к вам! Как вам нравится? Старичок-то наш умер! Жалко, конечно, но ничего, наши Клизман и Дегенрат сделают всё ещё лучше, чем он».
«Да, конечно, — согласился я с Миной, — если они сделают то же самое, что и он». Кокиш плакала в своём кабинете: «Он очень был похож на моего дядю, такой же хороший был! Что мы теперь будем делать? Почему лучшие уходят, сейчас приедет Шнауцер». С заплаканными глазами пришёл Шнауцер: «Нет, нет! Он останется навсегда на наших дверях! Его имя останется навсегда на дверях! Пока я здесь хозяин, никто не посмеет это имя вычеркнуть! Он показал мне образец врача, каким должен быть врач! Эти все Scheiße (говно)! Эти все говно! Они говно! Но никто меня не заставит его забыть! Я их научу работать, как он, или выкину! Я не умру от инфаркта, как этот Эркенс! Я не умру от инфаркта, не дождутся!». Стены кабинета содрогались от его криков, воплей, ударов кулаком по столу. «Что будем делать, доктор?» — обратился ко мне Шнауцер. «Плохо», — сказал я. «Пойдёмте в конференц-зал, объявим этим Scheiße (говну)! Они этому обрадуются! Силке, собери всех!».
«Я вас всех собрал, чтобы сообщить: вчера умер профессор Эркенс», — выдавил Шнауцер. «Nein, nein», — затараторил Дегенрат. «Этого не может быть! — произнесла и Клизман, патетически заломила ручки и взвизгнула: — Ведь в пятницу он ещё жил! Но, знаете, я это как-то предчувствовала. Он был каким-то не таким, как всегда». Всплакнула и психолог фрау Мисс, тоже очевидно, своего дядю вспомнив. «А что вы скажете?» — обратился ко мне Шнауцер. «Это большая потеря для клиники, прежде всего, хорошего человека, хорошего специалиста. Он мне напомнил лучших советских профессоров», — почему-то сказал я то, что думал. «А когда похороны?» — осведомилась Клизман. «Да, когда?! — очень заинтересовано спросил и Дегенрат. — Отдадим долг!». Шнауцер как пришёл, так и вышел с Кокиш, сделав мне знак зайти к нему. Перед его кабинетом Клизман меня опередила и, проскочив впереди меня, закрыла перед моим носом дверь! Пришлось дверь открыть, вытянув Клизман в вестибюль, она дверную ручку так и не выпустила из рук. «Ой, ой, ой, какая беда! — притворно закатывала Клизман глазки. — Бедная жена, такого мужа потерять! Я знаю, что значит — жить без мужа! Ой, ой, ой, такой человек! Но ничего, не переживайте! — успокаивала Клизман и Шнауцера, и Кокиш. — Справимся! А когда похороны?».
«Доктор, — позвонил мне вечером домой Шнауцер, — мы тут с сестрой сидим и думаем, что делать?! Вы должны, доктор, теперь спасти клинику, только вы это сможете сделать!». — «Я не отказываюсь, буду каждый день делать обходы и лучше, если с Кокиш. Буду вносить необходимую корректировку в лечении больных и постараюсь, чтобы отток больных прекратился. Я так всегда делал — меньше теоретически обсуждать больных, а больше с ними практически работать! Беседовать с ними и меньше между собой!». «Это хорошая идея, доктор, спасибо. А что, доктор, если убрать Дегенрата? Я уже это решил!». — «Если только вы его уберете, это не решит проблему! Я бы не советовал его убирать, это нарушит равновесие системы». — «Хорошо, спасибо, доктор».
«Сегодня я продолжаю серию моих докладов по ведению документации! Конечно, профессора жалко, но жизнь идёт своим чередом», — «обрадовал» всех на конференции Дегенрат.
Шнауцер и Кокиш не объявили мне день похорон, это держалось в тайне. И только по чёрному, мятому платью Клизман, делающему её ещё больше похожей на Бабу-Ягу, и красивой, как смерть, и по чёрному пиджаку с зелёным галстуком в крапинку Дегенрата, я понял, что они со Шнауцером и Кокиш отправляются на похороны. Именно врагов профессора Эркенса повёл Шнауцер закопать, как он говорил — своего друга. «Я бы тоже пошла с удовольствием! — сказала уборщица-словенка Штильбе. — Я очень люблю ходить на похороны, в особенности, таких хороших и известных людей! Это ведь очень интересно! Только здесь в Германии не принято приходить на похороны без приглашения, а меня не пригласили! А в Словении, кто хотел, тот и приходил».
«Друзья! — собрал всех Шнауцер в конференц-зале через неделю. — Мы здесь собрались, чтобы проводить нашего руководящего психотерапевта доктора Дегенрата, который, к сожалению, у нас проработал недолго! Даже до полугода не дотянул, и вот преждевременно нас покидает! Я ожидал большего, но не все наши надежды оправдались! Он хороший врач, самый грамотный врач в Германии, пожелаем ему успеха».
«Да, конечно, жалко», — сказал в ответной речи, побитый как ребёнок, Дегенрат. Он и ростом стал меньше и выглядел, как плохой ученик в школе! Хотя сейчас он выглядел естественнее — самим собой. Клизман явно была в восторге, но сделала озабоченное лицо и образовала опять хоботок из входного отверстия! Только бровки выдавали её притворные, лукавые чувства.
«Я строил большие планы, хотел всё изменить в клинике и жаль, что не успел. Но это не моё решение и жаль, что я ухожу. Мне здесь очень нравилось», — произнёс по себе соло-реквием Дегенрат. В этот раз «лекераев» (вкусностей) не было, но два бокала игристого дешёвого вина Клизман всё же заглотнула и вконец развеселилась, как когда-то на проводах главного врача.
«Жаль, что Дегенрат ушёл, — сказала Мина, — но мне уже всё равно — всё надоело, и я тоже ухожу, так сказала Кокиш! Приду, если сдам на Facharzt(а), спасибо за поддержку, буду позванивать!». «Конечно, придёте», — пообещал я. «Да, вы думаете? — обрадовалась Мина Барсук. — Почему вы так думаете?». — «Потому что Люлинг уйдёт». «Ой, как я хочу, чтобы она сдохла! Вы себе даже представить этого не можете!». — «Почему, очень даже». — «Да?» — «Конечно, по вас видно, хотя вам и всё равно».
«Вы не знаете, как работает русское Консульство? Мне нужно паспорт поменять», — спросил я у Мины. — «А вы приезжайте, я вас на вокзале встречу и вместе поедем. Это не проблема». — «Давайте, на следующей неделе». — «Хорошо, мы вас встретим». На вокзале нас с женой встретила Мина со своей дочерью. Простояв в очереди и в страхе часа два за воротами, что к чему-то придерутся и в чём-то откажут, паспорта мы всё же получили за 200 Ђ — всего»! А жена в придачу ещё и сильную головную боль! Так бедняга своих земляков боялась!
Мина после этого звонила каждый день. Она уже не извинялась, она сделала нам одолжение и сейчас требовала вернуть то хорошее, что для нас сделала. «Узнайте, когда Люляшка уйдёт в отпуск! — дала первое задание Мина. — Пусть Люляшка напишет, что я достойна звания Facharzt(а)! Зайдите к Кокиш! Узнайте у Кокиш, и мне сообщите!». «Вот что значит, уметь что-то продать и за это назначить цену!» — сказал я жене. — Она нам сделала одолжение и теперь вправе требовать у нас расплатиться! Вот это и есть главный признак торговца!».
