Глава 6
Доцента на убой!
«Аллё, это я Мина! Можно к вам на пять минут? Ну что, как дела, я видела, что вы только что были у фрау Кокиш, а затем и херр Шнауцер с вами о чём-то разговаривал! Что нового, что они хотят? Этот Шнауцер, его не поймёшь, хотя он со мной хорошо здоровается! Хвалил вчера, спросил даже, как дела, и сказал, чтобы я больше работала, и что ему всё равно кто работает, и что я не хуже “люляшки” для него! Но всё равно, как-то боюсь его, он какой-то непонятный! А вот Кокиш, хорошая баба! Да ладно, мне как-то всё уже надоело и всё равно, будь что будет! Не даст характеристику, и не надо! Хотя, как она может не дать?! Если напишет, что я ничего не умею, то чему она меня научила? И у неё тогда Ärztekammer отберет право учить! А пока, я на неё материал собираю! Очень много больных ею недовольны и готовы за меня заступиться! Они говорят: — Если надо, мы за вас в огонь и в воду пойдём! — Но честно скажу, мне как-то всё равно, всё надоело, будь что будет! Ладно, пойду, потом ещё, как-нибудь заскачу! Вы сейчас куда, на конференцию руководящих кадров? Да, вот там у вас, наверное, интересно! Потом расскажете, о чём говорили! Ну ладно, побегу».
«Ну, что наш “майстер”?» — обратилась Кокиш к секретарше Пирвоз на конференции «высшего руководства», по классификации Мины. В этот раз, Кокиш имела в виду не меня, а главного врача, и «майстер» относилось уже к нему. «Furchtbar, furchtbar (Ужасно, ужасно!) — затараторила Пирвоз, понимая, что от неё хотят. — Он занимается безобразием, в рабочее время у себя в кабинете пишет научные статьи! Когда он вышел в туалет, я успела подсмотреть, что он пишет, вот его тема: ДПДГ и диссоциативные расстройства». «Мы ему платим, а он пишет!» — вставила Клизман. «Он занимается саботажем!» — злобно подытожила Кокиш, щелкнув челюстями саранчи. «Вчера поступил новый больной, но он его не посмотрел», — добавила Бюльбеккер. «Пришлось мне смотреть!» — возмущённо сказала Клизман. «Ну что будем делать с ним? — спросила Кокиш. — По мне пусть бы сейчас уходил! Вся беда, что полгода после увольнения имеет право ещё работать! Пусть с ним разговаривает Шнауцер, он с ним сегодня должен поговорить! Так что, Ивона, — обратилась Кокиш к Клизман, — бери больше на себя руководство клиникой! Я не хочу вмешиваться, пусть Шнауцер с ним говорит! А как «майстерин» Люлинг?» — спросила Кокиш у Пирвоз. «Furchtbar, furchtbar! — вновь затараторила Пирвоз. — Эта, вообще, командует как профессор!». «Да, да — подтвердила Бюльбеккер, — то ей историю болезней принеси, то больного пригласи! А я ей сегодня сказала, что мне некогда!». «Правильно, — согласилась Кокиш, — мы её перевели на 15 часов в неделю!». «А сейчас работает больше, чем раньше на сорок часов работала!» — захихикала Клизман. «Да, вот видите! — сказала Кокиш, глянув попутно и на меня. — А раньше говорила, что у неё всё времени не хватает! Я всегда говорила, что чем работник меньше счастлив, тем он лучше работает! Ей деньги не нужны, у неё богатый муж! Она говорит, что работает из-за удовольствия, а не из-за денег!». «Эх! Где мне найти, хоть какого-нибудь мужа! — захихикала Клизман, завистливо покосившись на Кокиш, и добавила: — А я работаю для того, чтобы прокормиться!». «А как доктор Мина?» — поинтересовалась Кокиш у секретарши Пирвоз, переведя разговор на другую, безобидную тему. — «Она в последнее время невозможной стала, очень беспокойная, раньше была лучше, а теперь пациентов настраивает против Люлинг, её только тема “Люлинг” беспокоит!». «Ну, неудивительно, — возразила Кокиш, — с Люлинг непросто работать». «Да, да, — согласилась Клизман, — Люлинг очень заносчивая и на конференции редко ходит». «А почему главный врач, вчера, перевёл приват больную в психиатрию?» — спросила Кокиш у Клизман. «Он считает, что она может покончить жизнь самоубийством», — криво улыбнулась Клизман. «Это саботаж! — возмутилась Кокиш. — Приват больных он разгоняет! Мы их с трудом достаём, а он разгоняет! У нас всего 45 больных, а надо хотя бы 70 иметь! Но с этим главврачом столько никогда не будет! Что, Ивона, надо было эту больную в психиатрию отправлять?!». «Конечно, нет, вполне можно было оставить у нас», — согласилась Ивона. «Таких больных, Ивона, бери себе!» — распорядилась Кокиш. «Может, и доктор возьмёт немного?! — подбросила хворосту в мой “костер” Ивона. — А то у меня их и так уже много!». «Да, он тоже будет брать! — заверила её Кокиш. — Все будут брать, сейчас никому поблажек не будет!». «Шнауцер приехал!» — доложила «разведка» из рецепцион (регистратуры). «Ну посмотрим, о чём он договорится с главным врачом: — Ни пуха ни пера!» — заинтриговала всех Кокиш.
«Здравствуйте, докторэ!» — поздоровался со всеми Шнауцер, вновь, как итальянец. «Мы тут обсудили, в том числе, и главного врача!» — предложила «больную» тему Кокиш. «Ну и что будем делать, докторэ?» — спросил Шнауцер. «Убирайте, и как можно быстрее!» — закатив глазки, хихикнула Клизман. «Справитесь?!» — обратился к ней Шнауцер. «Я всю жизнь справлялась! — захихикала Клизман. — И никогда “листок перед ртом не держала”»! — и в подтверждение своих возможностей выдохнула в сторону Шнауцера. Эта акция заметно его перекосила! Он как бы отпрянул-отскочил от Клизман, как от Змея Горыныча, но удержался на стуле, и продолжал: «Ну хорошо, я сегодня же поговорю с Зауэром: или он работает, как положено, или идёт! Да?». «Нет, пусть идёт!» — сказала бескомпромиссно Кокиш Силка. «Хорошо, позовите мне его!» — уже решительно сказал Шнауцер, мол: «козлёночка буду резать»! Через пять минут увидел в вестибюле согбенного в три погибели «козлёнка Зауэра» — главврача, доцента! Потащился доцент на убой к убойщику Шнауцеру! Хотя он и сам тащился, но ощущение было, что его кто-то тащит туда на верёвке! Вспомнил мединститут, учёбу: точно так выглядели собаки, которых вели на опыты над ними.
«Ну что?» — спросил я, спустя полтора часа у Шнауцера, встретив его в вестибюле. Вид у него был в этот раз нерадостный, поэтому и спросил. «Может, “опыт” сорвался? — пришло мне в голову. — Собака, например, сбежала, как тогда в мединституте, которую я выпустил! Хотя здесь, как будто бы, никто не хотел, чтобы “собака” сбежала». «Он, идёт», — то ли разочарованно, то ли расстроено проворчал Шнауцер. «Ну, так вы же этого хотели! Это ж, хорошо!» — то ли «уколол», то ли спросил я у Шнауцера. «Не любой ценой», — мрачно проворчал Шнауцер. — «Покусал его, что ли, Зауэр перед погибелью своей?!». Зато Кокиш и Клизман, облизываясь и сияя от удовольствия, вышли из столовой как бы закусив Зауэром — отметили победу над ним!
«Аллё, можно к вам на пять минут, это я Мина». — «Хорошо, на пять минут приходите». — «Что слышно, что сказали на конференции руководящего состава кадров?». — «Вас хвалили». «Да? Конечно, почему меня не хвалить! Знай наших! Но знаете, мне как-то всё равно, всё надоело, будь что будет! А кто похвалил?». — «Все». — «А “люляшку”?». — «Все ругали». — «Так ей скотине и надо! Тьфу, терпеть её не могу, сволочь, чтоб она скапустилась! Вы знаете, я никому зла не желаю и иногда мне, честно говоря, её даже жалко, хотя сама виновата! Ладно, пойду к этой “люляшке”, она меня хочет сегодня поспрашивать — профессорша! Конечно, я книги не читаю, но практики больше, чем у неё! Пять лет вела больных и с туберкулезом, и с дизентерией, и на других гадостях сидела! На чём только, не сидела! Вы же знаете нашу Среднюю Азию! Плохо только операции не умею делать, а ей, надо сказать, очень хорошо это удаётся — что есть, то есть! Конечно, кто мы такие?! Нас этому не учили! Ну, спасибо за поддержку, пока, потом как-нибудь ещё забегу».
