«Раз, два, раз, два…»
Полковник попытался представить быстро бегущую реку с кристально чистой водой, натянутую как струна леску, которая эту воду режет, и крупную рыбу, серебристо поблескивающую боками в переливах стремительно изменчивой воды. Рыбу надо вытаскивать, но, как назло, забарахлила катушка спиннинга – не проворачивается.
– Черт побери, – уже засыпая, пробормотал полковник Сорокин, – да крутись же ты, крутись!
Катушка начала вращаться, леска натянулась еще сильнее, удилище изогнулось, и тут же леска безжизненно провисла. Спиннинг стал легким, а катушка закрутилась с бешеной скоростью.
«Вот и все. Ушла. Ну, и, слава богу. Она была такая большая, сильная и красивая, что пусть себе плывет».
А потом милицейскому полковнику стали сниться камыши, серые облака над рыжим жнивьем, птицы и вода – много прозрачной воды, в которой отражаются камыши, небо, летающие птицы, и в глубине воды проносятся стремительные, как торпеды, с темными спинами и острыми плавниками рыбы.
Владимир Петрович Сорокин в высоких рыбацких сапогах брел по вымоченной дождем траве, и на душе было легко. Бандиты, садисты, маньяки остались в другом мире, в мире людей, "сложном, жутком. А во сне струилась река, холодил чистый воздух, во всем царила ясность, гармония и умиротворение.
"Дойду до излучины, – во сне решил Владимир Петрович, – и там, возле ивы, попытаюсь порыбачить.
Там обязательно должна быть рыба, я ее поймаю, обязательно".
Он перешел через маленький ручей, забрался на пригорок. Трава везде была не примята, лишь за его спиной вдоль берега извилистой реки оставался темноватый след. Вот и ивы, их серебристо-зеленые вершины уже показались над камышом.
«Туда, туда, скорее! Что это такое? Какой странный звук… Что это за птица? – во сне подумал Владимир Петрович. – Никогда такой не слышал здесь, на реке. О, да это же не птица!» – и тут же догадался, что это звонит на прикроватной тумбочке сотовый телефон, пищит настойчиво, требовательно и, самое главное, абсолютно безразлично к спящему и видящему прекрасные сны полковнику и его супруге.
Не открывая глаз, Сорокин нащупал трубку, нажал кнопку и левой рукой дернул шнурок настольной лампы – в спальне было все еще темно. На часы Владимир Петрович пока еще не посмотрел.
– Алло, слушаю, – усталым голосом произнес он в трубку.
– Владимир Петрович, вы?
– А то кто же! Ты, Борщевский?
– Я, Владимир Петрович.
– Ну, чего там? Какого черта! – наконец Владимир Петрович разглядел циферблат настенных часов.
Было шесть с небольшим. В узкой щели между шторами чуть-чуть серел рассвет.
– Владимир Петрович, у акведука обнаружили…
– Обнаружили-таки?
– То же, что и в прошлый раз.
– В машине? – уже холодея, спросил полковник Сорокин.
– Нет, не в машине, возле сугроба, внизу.
– Возле сугроба.".
– Да, в грязи. А лужа немного подмерзла.
– Кто обнаружил?
– Две женщины, на электричку спешили.
– Задержали их? Откуда звонишь, Борщевский?
– Я уже на месте, за вами выслал машину. Минуть через пять-восемь будет у подъезда.
– Хорошо.
– Чего ж хорошего…
– Бригада выехала?
– Они уже на месте, разворачиваются.
– Никого не подпускай, я выезжаю.
– Есть, Владимир Петрович.
– Чего ж хорошего, капитан, поспать не дали. Лег в два, а сейчас всего лишь шесть. Вот так всегда.
Жена тоже проснулась, села на кровати.
– Очень торопишься?
– Да, очень, – сказал Владимир Петрович, кулаками протирая глаза с тяжеленными, словно свинцовыми, веками.
Затем Сорокин тряхнул головой, сбрасывая дремоту, от которой никак не мог избавиться.
– Я тебе сейчас кофе приготовлю, Володя.
– Приготовь. А я быстро умоюсь, да немного побреюсь. Кстати, дома сигареты есть?
– Есть. Я целый блок вчера купила.
– Вот за это хвалю, молодец. Только тихо, детей не буди.
– Хорошо.
Детьми в их доме считались трое – двадцатипятилетний сын с женой и внуком, которому было три с половиной. Наспех выпив чашку крепкого кофе и даже не успев побриться, полковник сбежал с четвертого этажа во двор, где стояла черная «Волга». Он забрался на переднее сиденье.
– Что, поспать не дали, Владимир Петрович? – осведомился дежурный водитель.
– Не дали, Витя, будь они неладны. Прикончит. бы всех бандитов, вывезти их куда-нибудь в карьер и засыпать бульдозером живьем. И сровнять, чтобы осталось ровное поле.
– Много же вывозить придется, Владимир Петрович, такого карьера не найти.
– Хватило бы, тысяч пять, Витя, вывезти бы, а тогда и другим стало бы не повадно.
– Сталин, Владимир Петрович, уже вывез поболей пяти тысяч, а толку?
– Да, ты прав, наверное, парень, толку с этого мало.
Профилактикой правонарушений заниматься надо, – как-то вяло ответил полковник, понимая, что эти слова – всего лишь дежурная фраза и ни к чему не обязывают. – Включи мигалку и гони поскорее, хочу приехать пораньше.
Машина с мигалкой помчалась, пересекая Москву, даже не приостанавливаясь на светофорах. Водитель Витя лишь изредка слегка сбрасывал скорость. Сорокин за время пути выкурил две сигареты и третья была уже во рту, когда он увидел пять милицейских машин и машину «Скорой помощи» у акведука.
Он плотнее запахнул пальто, надвинул кепку, поправил шарф и, широко перепрыгивая через замерзшие лужи, которые похрустывали под подошвами башмаков, двинулся к сгрудившимся у машины людям.
Навстречу ему шел капитан Борщевский:
– Владимир Петрович, опять Удав объявился.
– Я так и знал. Что-то вчера уснуть не мог, все про него думал. Вот он, сволочь, и всплыл, будь он неладен! Что криминалисты сказали?
– Увозят тело. Тут уже все осмотрели.
– Еще раз осмотрим местность. Нашли что-нибудь?
– Пока ничего положительного.
– Что значит пока, и что значит положительного?
Думаешь, найдем?
– Не знаю. Он ведь никогда следов не оставляет.
– Надо искать.
– Личность установили?
– Установили, Владимир Петрович.
– Ну, и кто?
– Вот тут-то, Владимир Петрович, собака и зарыта.
