– Он что, явился в ваш «боинг» с санями и собачьей упряжкой?
– Да, он выкупил половину мест в бизнес-классе.
– Ну конечно, ведь вторая половина была забронирована Санта-Клаусом и его оленями!
Улисс закатывает глаза, раздумывает, потом вскидывает руки, как паяц, покорившийся судьбе:
– Господи, до чего ты мне надоела! Ладно, так и быть, дам я тебе адрес твоего красавца. Но предупреждаю: вы должны написать самую прекрасную любовную историю! Настоящую love story, а не какую-то слезливую мелодраму. – С этими словами он хватает клочок бумаги и что-то царапает на нем. – Илиан сейчас в Сан-Диего. В районе Олд-Таун. Я нашел для него контракт с группой музыкантишек, которые искали гитариста. Обыкновенные любители, так что не ожидай услышать там Сантану.
– Спасибо!
Я подхожу и целую его в обе щеки. А камешек времени бережно прячу в карман.
Едва удерживаюсь, чтобы не запрыгать от радости. Я получила адрес! И мне не терпится мчаться на поиски Илиана, но Улисс непременно желает меня накормить. Он заявляет, что фастфуд на колесах рядом с номером 9100 на бульваре Сансет торгует самыми лучшими гамбургерами на всем Западном побережье, и задерживает меня на целый час. Мы сидим под зонтиком Pepsi, где он жадно съедает три бургера «Калифорния», а я едва прикасаюсь к салату из латука, щедро приправленному гуакамоле
[58]. Пока Улисс развлекает меня байками о неизвестных канадских рок-группах Ванкувера, я мысленно переношусь на юг.
Сан-Диего, Олд-Таун, Президио-парк, 17.
Почти на двести километров южнее Лос-Анджелеса, но это меньше двух часов пути! Как только мне удается вырваться из гостеприимных объятий Улисса, бегу заказывать такси. Я успею съездить туда и обратно – мой самолет вылетает из Лос-Анджелеса только завтра, после полудня.
Посасывая спрайт через соломинку, гляжу на вереницу машин, медленно ползущих к Тихому океану. И сияю, как маленькое, но яркое солнышко, над бульваром Сансет!
21
2019
Такси подвозит меня к перекрестку бульвара Сансет и Синтия-стрит. Я договорилась встретиться с Флоранс, Шарлоттой и Жан-Максом вечером, а пока пусть понежатся в бассейне мотеля «Домик у океана» без меня. У нас вагон времени, полных два дня, чтобы устроить облаву типа сафари на кинозвезд Венеции, Малибу, Беверли-Хиллз и Родео-драйв.
Бульвар Сансет, 9100…
Я приехала сюда прямо из аэропорта. Этих двух часов мне хватило, чтобы привести в порядок свои воспоминания. Надо же, с 1999 года пробки в Лос-Анджелесе так и не рассосались!
Зато изменилось почти все остальное.
Никакая реклама уже не заслоняет вид на Тихий океан. Трехэтажное зданьице в глубине тупика, теперь заасфальтированного, сияет свежевыкрашенным розовым кирпичным фасадом. И только фастфуд на колесах в начале дорожки, ведущей к офисам, стоит на прежнем месте. Белые пластиковые столы и стулья, такие легкие, что грозят вспорхнуть и закружиться в воздухе при малейшем порыве ветра, тоже никуда не делись. А вот и Улисс, ждет меня под зонтиком Pepsi. Мне чудится, что я рассталась с ним только вчера, настолько отчетливы все мои воспоминания. Подхожу ближе.
И, как в игре «Найдите семь отличий», первые три сразу бросаются в глаза.
Улисс постарел. Улисс растолстел. И Улисс явно не разбогател.
На нем заношенная гавайская рубашка в зелено-розовых тонах с поникшими пальмами и увядшим гибискусом. Он тычет пальцем в соседний стул:
– Садись!
Теперь ни в его глазах, ни в его голосе уже нет былой мягкости.
Я усаживаюсь, стараясь не порвать чулки о щербатый пластиковый стул, одергиваю форменную юбку, развязываю красную косынку и пытаюсь улыбнуться, поглядывая на стоящую перед Улиссом литровую кружку пива Stone IPA.
Перед тем как заговорить, он сразу вливает в себя половину.
– Помнишь? Уходя от меня двадцать лет назад, ты обещала брату Лоренцо, что он разбогатеет. Станет кардиналом, даже папой римским. Папой поп-музыки. Ты здорово ошиблась, как видишь…
Я смотрю на ряд почтовых ящиков у двери здания за спиной Улисса. Теперь от двух десятков табличек с именами мелких независимых продюсеров осталась одна – Molly Music.
– Я, как и все другие, дал себя сожрать, – поясняет Улисс. – Теперь @-TAC Prod не что иное, как микрофилиал крупной рыбы, мэйджора, как нынче выражаются. Мне всего лишь позволяют выжить, я им почти ничего не стою, да и прибыли больше совсем не приношу. Нас тут таких пара десятков в их треклятом офисе, который они намерены еще уменьшить, чтобы расширить зал для фитнеса… И большинство молодых идиотов, которые не слушают ничего, кроме рэпа, проголосовали за это! Так что теперь, как видишь, у меня даже прежнего жалкого офиса нет, чтобы тебя принять. Но я не жалуюсь, нет! Так даже лучше, чем двадцать лет назад. Здесь и кондишен имеется, и бургеры «Калифорния» такие же обалденные. Что тебе заказать?
Я не отвечаю.
Вспоминаю, что в 1999 году Улисс впервые обратился ко мне на «ты». Мне не без труда удалось ответить ему тем же.
Он продолжает разглагольствовать:
– Нет, Натали, я не жалуюсь, даже если ты промахнулась со своими пророчествами. Я живу своей страстью к музыке, своими скромными успехами, скромными открытиями, общаюсь с моими старыми лабухами, такими же неудачниками, как я сам, которых продвигаю по мере сил. Главное, я не продал душу дьяволу. Что, впрочем, не помешало мне постареть… И гораздо сильнее тебя, Натали! Ты ухитрилась остаться такой же красоткой, как двадцать лет назад.
Его слова приводят меня в замешательство, я машинально накручиваю на палец длинную прядь – единственный седой проблеск в моих черных волосах.
Улисс залпом допивает пиво.
– Это твой волшебный камешек тебе помогает? Помнишь, был у тебя такой? Ты его сохранила? Он все еще при тебе?
Улисс застает меня врасплох. Я вспоминаю, как обменяла камень на белую гальку из моего сада, а тот, настоящий, оставила у подножия кирпичной стенки на берегу Сены.
– Да… То есть нет… он… он у меня дома.
– Оберегает домашний очаг? Что ж, ты права. Невозможно защитить все на свете. Тебя. Твою семью. Твоего любовника… Вернее, твоего бывшего любовника. Как видишь, мои предсказания сбылись, а брат Лоренцо тебя предупреждал. Единственный выход из невозможной любви – трагедия.
Мне не нравится скрытый намек Улисса. Несчастье, постигшее Илиана, не имеет никакого отношения к нашей истории любви! Его сбила машина, это просто несчастный случай. И я спрашиваю – кажется, чересчур резко:
– Так что ты хотел мне сказать?
Он не отвечает, сохранил эту поганую привычку. Его взгляд стал колючим, как будто вместе с иллюзиями Улисс растерял и юмор, и свои квебекские прибаутки.
