Новак, занявший после исчезновения Вострова его место — кресло начальника службы безопасности корпорации, — знал, что это факт, и спорить с Бартом не собирался. Он понимал состояние шефа: когда тому на стол лег отчет о деятельности проекта «Вервольф», хотя и неполный, со многими неясностями, он долго не мог поверить в произошедшее, а потом еще дольше — в то, что все оказалось безвозвратно потерянным.
Единственный живой свидетель, хакер по прозвищу Ворм, оказался бесполезен. Поломин на него не действовал, допрос так называемого третьего уровня он прошел, хоть и орал как резаный, так что оставалось только гадать, действительно он не знает, где мог скрываться Ринат Казанцев, или нет.
Был, правда, еще один человек, который мог бы пролить свет на происходящее. Человек, который разбирался в хакерском мире и знал многое такое, о чем не пишут в газетах и не говорят с экранов телевизоров. Джет — бывший начальник Сетевой полиции, а ныне просто сумасшедший убийца, находящийся во всемирном розыске, убийца, начиненный имплантатами, причем, судя по всему, имплантаты ему ставили за счет корпорации. Насколько было известно Савицкому, Джет лично присутствовал при атаке на сервер «Вервольфа», лично допрашивал девушку-импа, осуществлявшую силовое прикрытие хакеров… Он должен был знать нечто такое, что не было известно службе безопасности корпорации.
— Джет? — коротко спросил Савицкий.
Новак пожал плечами.
— Если он не захочет, чтобы его нашли, мы его не найдем.
— Тогда, млять, сделай так, чтобы он захотел! — с неожиданной яростью крикнул Барт. — Новак, не забывай, это я посадил тебя в кресло начальника СБ, и если мое терпение лопнет — а оно уже на исходе, — то я вышвырну тебя с этого места, ты понял, мудила?!
Новак промолчал, угрюмо глядя в стену.
С одной стороны, Савицкий был, конечно, прав — столько времени прошло, а результатов ни по Джету, ни по Казанцеву никаких. С другой…
Пацан мог уехать куда угодно, мог вообще свалить из страны, затаиться где-нибудь в какой-нибудь деревушке и не высовываться. Можно проверить — и проверили — его близких друзей, родственников. Но у хакера друзья могут оказаться в любой точке земного шара — друзья, с которыми его связывают общие дела, причем наверняка незаконные, — и отследить эти контакты практически невозможно. Здесь мог бы помочь Джет, который знал хакерский мир как свои пять пальцев, но Джет тоже скрывается, а найти и задержать бывшего сетевика-оперативника, который к тому же имп, еще более невыполнимая задача, чем обнаружение Рината Казанцева.
— Я не буду назначать тебе сроки, — подавив ярость, сказал Савицкий. — Просто знай, что в любой момент, когда меня переклинит, я могу сорвать злость на тебе. Может быть, просто вышвырну на улицу, а может быть, отправлю в Райсу… как, думаешь, тебя там примут? Наверняка там найдется кто-нибудь, кто узнает бывшего следователя по особо важным, а, Новак?
Барт провел рукой над столом, снова включая холовизор, потом посмотрел на подчиненного и удивленно поднял брови:
— Ты еще здесь? Иди работай, Новак! Не упусти свой шанс.
Начальник службы безопасности «Волхолланда» поднялся и, опустив голову, медленно пошел к выходу.
Он мог бы одной рукой сломать шею этому тщедушному недомерку, который в результате хитроумных интриг и подсиживаний дорвался до рулевого колеса корпорации, но он знал, что тогда за его жизнь никто не даст и копейки. А за спиной семья, сын и дочь, которых надо поставить на ноги…
Поэтому Новак засунул подальше свою гордость и напоминал сейчас побитую собаку.
Почти так оно и было.
Собака просто ждала своего часа.
101000
Можно слушать рассказы тех, кто побывал здесь, можно смотреть редкие репортажи журналистов, пытающихся сделать на этом имя, — и все равно не узнать ничего.
Пока сам не побываешь здесь.
Райса. Уникальный не только для России — единственный в мире город-тюрьма. Огромная территория, муравейник с несколькими тысячами людей. Каждый пятый с пожизненным заключением. У каждого третьего за спиной не одно убийство. Автономный город, заповедник преступного мира с одним законом из двух слов: «Выживет сильнейший».
Почти полторы сотни бараков, четыре цеха — формовочный, сталелитейный, обрабатывающий и покрасочный, — соединенные между собой широкой лентой конвейера. Три пищеблока, каждый из которых мог вместить в себя не более трех сотен человек, так что там практически круглосуточно происходило движение.
Впрочем, круглосуточно движение происходило здесь везде — и в бараках, и в цехах, и на улице. Невзирая на погоду, люди работали, чтобы прокормить себя… и тех, кто рулил зоной.
А посредине этого человеческого муравейника — одноэтажное, с виду скромное, но, наверное, самое страшное здание Райсы.
Крематорий. Чуть ли не каждый день из его трубы вырывался сизый дым, напоминая жителям Райсы, какова цена их жизни здесь.
Старожилы до сих пор помнили «кровавую неделю», ознаменовавшую первые годы существования тюрьмы, — когда зэки подняли бунт, начавшийся из-за какой-то внутренней ссоры местных авторитетов. Обезумевшие, отчаявшиеся, разъяренные заключенные, вооружившись кто чем смог — обломками арматуры, заточками и другим примитивным оружием, — устроили настоящую бойню. Резня продолжалась несколько часов, пока внутрь не ворвались спецотряды корпорации, стреляя во всех, кто попадался у них на пути… Они буквально шли по трупам, усеявшим территорию Райсы, а сверху за происходящим невозмутимо наблюдали охранники тюрьмы и представители корпорации, прибывшие проконтролировать массовое убийство.
Бунтовщики, которые попытались поднять всю толпу против охраны, были расстреляны первыми. Люди в панике разбегались по баракам, бросая оружие.
Спецотрядам потребовалось около часа для того, чтобы навести порядок. А потом они просто ушли, оставив горы мертвых тел и реки крови.
В громкоговорителях прогремела фраза тогдашнего директора тюрьмы, ставшая второй заповедью Райсы:
— Трупы — это ваша проблема.
Целую неделю, прозванную с легкой руки одного из журналистов «кровавой», оставшиеся в живых собирали тела и жгли их в небольшом крематории, смывали кровь с бетонных площадок, вдыхая тошнотворный запах уже разлагающихся тел. Стояла июльская жара, люди задыхались — а с мостков за ними равнодушно наблюдали охранники.
После этого инцидента и разразился первый — он же последний — крупный скандал, когда родственники заключенных обратились в суд, а журналисты многих газет начали активную кампанию против корпорации. Была создана комиссия, заведено уголовное дело. Говорили, что Райсу закроют, многие влиятельные чиновники «Волхолланда» будут отданы под суд…
— Наивные идиоты, — сплюнул Маленький, заканчивая рассказ о «кровавой неделе». — Сначала корпорация заткнула рты всем борзым журналистам: кому-то пачкой денег, кому-то путевкой в психушку, кому-то пулей. Потом комиссия доложила, что в Райсе все нормально. Это надо было видеть. Политики, будучи акционерами корпорации, докладывают таким же политикам-акционерам о том, что расследование окончено и нарушений не обнаружено. Сняли с должности и перевели куда-то директора тюрьмы, на его место назначили другого, такого же… и все.
