– Частичка необыкновенного, дающая им силу, – прошептал Карлос.
– Почти год мы пытались научиться извлекать из Героев необходимую нам субстанцию, – ровно произнесла Агата. – Жертва – вот что превращает искусственный прайм в настоящий. Жертва Героя, ребенка прайма, жертва того, чьей сутью стал прайм.
– И что? – едва слышно поинтересовался лорд Грид.
– Мы готовы к последнему эксперименту, – торжественно ответила леди Кобрин. – Если он удастся, то смерть одного Героя позволит напитать силой такое количество искусственного прайма, какое за день добывают в Туманной Роще. Мы нашли источник прайма. Мы сделали бессмысленными войны.
Потолок низенький, буквально давит на макушку, от стены до стены не больше полуметра, тьма хоть глаз выколи, но каким еще должен быть секретный коридор? Один из многих, что проложил в своей крепости Фридрих Кобрин? Узким, низеньким и темным. Бежать по нему было крайне неудобно, однако Сотрапезник не жаловался: хорошо, что еще жив, ухитрившись уйти из-под самого носа гвардейцев, хорошо, что не переломал ноги, поскользнувшись на одной из лестниц, хорошо…
– Проклятье! Да где же он?!
Подземные ходы Трех Вершин Безвариат знал на «отлично», в свое время леди Кобрин сама попросила ученого навести порядок в запутанных коридорах и отладить механизмы потайных дверей. Сотрапезник не отказал, посвятил месяц жизни исполнению просьбы любимой женщины, и теперь Агата пожинала плоды собственной непредусмотрительности.
– Наконец-то!
В темноте Безвариат запустил руку не в ту нишу, вот и не нашел нужный рычаг сразу. Крепко выругавшись, ученый нащупал второе отверстие, и уже через пару мгновений преграждавшая дорогу панель отъехала в сторону. Стражники знали лабиринты замка гораздо хуже Сотрапезника – в противном случае все эти ходы не назвали бы тайными, а потому преследования Безвариат не боялся. Его будут ждать там, куда он стремился, а пока можно не беспокоиться.
– Я ведь рекомендовал тебе поставить пару ловушек, Агата, – усмехнулся ученый, продолжая путь. – Зря ты не послушалась.
По узкой лестнице вниз, до самого последнего уровня, а уж с него, пройдя тридцать метров по сырому коридору, вновь подняться… Чтобы оказаться в главном подземном зале Трех Вершин.
У Праймашины.
Кобрийская темница оказалась похуже, чем в Фихтере. Или получше. Это, уж как говорится, с какой стороны смотреть.
Камера, в которую поместили Мариду, располагалась на втором уровне подвала, как обещал Безвариат, – прямо под Береговой башней. Окон в ней не было, дверь крепкая, железная и очень скрипучая, саму же комнату можно было принять за большой сундук: она оказалась маленькой и темной, а еще сырой и очень холодной. С пленниками в Трех Вершинах не церемонились.
– Нравится? – Один из двух гвардейцев толкнул девушку в спину, заставив шагнуть в «сундук», и широко улыбнулся: – Мы называем эту камеру «короткой памятью»: иногда забываем здесь преступников, и они медленно подыхают от голода и жажды.
И крики несчастных бессмысленным эхом долбятся в безразличные камни стен.
– Может, и тебя забудем, адорнийская сука, мы тут южан не любим.
Кобрийцы, что еще скажешь? Им крепко досталось во время Войны за Туманную Рощу, и ненависть занозой засела в душах этих доктов. Впрочем, вспоминая о том, что творили «черные орлы» на юге, Марида тоже не испытывала ничего, кроме злобы.
«А как же Карлос?»
«Карлос другой, совсем другой…»
– Поплакать не хочешь? – издевательски осведомился гвардеец. – Или попросить о чем-нибудь? Почти все просят. – Он выдержал паузу. – Или плачут.
Марида предпочла промолчать.
– Ну, как знаешь.
Гвардеец потянул было за ручку двери, однако напарник его остановил.
– Подожди.
– В чем дело?
– В этой суке. – Второй кобриец сделал шаг внутрь и тяжело посмотрел на Мариду. – Мой брат, Яков…
– Что с ним?
– Погиб в башне. Эта сука зашвырнула в окно прайм-бомбу и выжгла всех, кто был на площадке.
Первый гвардеец нахмурился:
– Не надо.
Он понял, что задумал напарник, и мысль ему не понравилась. До тех пор, пока леди Кобрин не решит, что делать с пленницей, трогать ее было опасно.
– Хочу, чтобы девка расплатилась.
– Проклятье… Фриц, прекрати. Нас могут наказать.
– Подержи ее. – Второй гвардеец принялся расстегивать пояс. – Я хочу унизить эту дрянь. А потом, когда леди приговорит ее к смерти, сам накину ей петлю на шею.
– Проклятье!
«Сейчас, – поняла Марида. Другие кобрийцы далеко, остались у главных дверей, и они в подвале втроем, если, конечно, не считать запертых в камерах узников. – Сейчас!»
И взмахнула рукой, выпуская на свободу зверя.
– Ты нашла источник прайма, но решила оставить его себе?
– Да, – гордо подтвердила леди Кобрин. – Я его нашла, и он принадлежит мне.
– Хочешь использовать неисчерпаемые запасы прайма для захвата власти?
Карлос почувствовал разочарование, увидел перед собой не великую женщину, способную возглавить все человечество, а прожженную интриганку, рвущуюся к абсолютной власти. Красивую, умную, но в то же самое время – подлую и жестокую женщину. Она думала только о себе. Не о доктах, не об империи, а о себе.
Карлос увидел женщину, которая убила его отца.
– Да, мне нужна власть! – Леди Кобрин медленно поднялась с кресла и пронзительно посмотрела на лорда Грида. – Пауль – слабак и размазня, его кузен и наследник – кретин, а второй принц еще хуже первого! Докты с трудом пережили Катаклизм, едва оправились от Войны за Туманную Рощу, и им нужна передышка. Им нужен настоящий вождь!
– Твой приятель Хирава? – презрительно поинтересовался юноша.
Он ожидал яростного взрыва, но Агата не обиделась.
– Мой, как ты выразился, «приятель Хирава» – залог прочного мира между адорнийцами и доктами, – веско произнесла она в ответ. – Общая династия покажет нашим народам, что они могут жить вместе!
«Я и Марида. Агата и Эларио… Могу ли я поверить в сказку? Нет. Потому что помню перекошенное лицо Урагана, помню хихиканье служанок, когда они видели меня с Нафаной, помню презрительную гримасу Безвариата, когда он говорил о Мариде. Тысячи и тысячи доктов видят в южанах кровных врагов. А тысячи и тысячи южан готовы выпустить кишки любому зазевавшемуся докту. Так есть. И так будет еще очень, очень долго. Я и Марида, Агата и Эларио – мы не станем примером».
Холодные слова, описывающие холодную реальность. Увы, но мира не будет еще очень долго.
– Нас ждет война, – угрюмо произнес Карлос. – Хочешь ты того или нет, но впереди нас ждет война.
