– Но потребовал аудиенции!
– Нижайше попросил.
– Ты его защищаешь? – Датос удивленно приподнял брови.
Ментор вздохнул и широко развел в стороны руки:
– Я вижу, вы настроены против Лашара, мой лорд, и пытаюсь сделать так, чтобы ваш гнев и неудовольствие ночными событиями не повлияли на политическую ситуацию.
Удивление Датоса сменилось неподдельным изумлением.
– Гридия отстоит от Кобрии настолько далеко, что говорить о каких-то общих интересах бессмысленно.
– На первый взгляд, – поспешил уточнить Ханс.
– А на второй?
– Леди Кобрин, как нам с вами хорошо известно, смотрит далеко вперед, – заметил ментор. – Ее интересы распространяются на всю империю, и кто знает…
– Я ничего не пропустил?
Наследник, разумеется, вошел без доклада и бесцеремонно перебил Ханса на полуслове.
– Карлос!
– Молодой лорд. – Ментор опустил голову.
– Мы как раз говорили об этих кобрийцах, – сообщил сыну Датос.
– А что о них говорить? – Карлос плюхнулся в кресло и закинул ногу на ногу.
На маленьком резном столике, что притулился в углу кабинета, ждали своего часа пара бутылок красного, однако намекать на то, что следует промочить горло, юноша постеснялся, знал, что отец не одобрит столь раннее начало.
– Кобрийцы получили все, что хотели, и могут убираться. Не думаю, что мы должны им препятствовать.
– Слова настоящего лорда, – усмехнулся Датос.
– Они попросили аудиенцию, – напомнил Ханс.
– Ураган доложил мне. – Карлос покосился на ментора: – Для чего Лашару понадобилась еще одна встреча?
– Возможно, он хочет выразить лорду Датосу и вам, молодой господин, свое уважение и благодарность за помощь в поимке опасного преступника.
Ханс постарался, чтобы последние его слова прозвучали весьма внушительно, надеялся потешить самолюбие юноши, но добился прямо противоположного результата.
– Да уж, очень опасного, – презрительно скривился Карлос, чем вызвал у отца непонятное удивление.
– Преступник убил Егозу, – напомнил Датос. – А это весьма непросто.
– Преступнику повезло, – пожал плечами Карлос. – Фактически я подставил Шахману под выстрел, распорядившись осветить переулок.
– Выстрел еще нужно произвести, – заметил ментор. – Прицелиться…
– Не надо рассказывать мне о бое, Ханс, мы достаточно обсуждали эти подробности во время обучения, – отмахнулся юноша. – Сейчас же я могу сказать одно: человек, которого я убил, не был бойцом.
– Он убил стражника и ранил двоих.
– Это говорит о том, что наши стражники набрали лишний вес и растеряли навыки. Нужно ими заняться, Ханс.
Никогда раньше Карлос не позволял себе подобных выпадов в адрес ментора, и Ханс не сдержался. Порозовевший ментор повернулся к владетелю и, с трудом сдерживая ярость, произнес:
– Мне кажется, молодой лорд все еще возбужден.
Ответить Датос не успел.
– Молодой лорд чувствует, что дело нечисто, – громко сообщил Карлос и тоже повернулся к отцу: – Я не присутствовал на первой аудиенции, которую ты дал этому Лашару, а потому не знаю, о ком мы говорим. Как зовут преступника?
– Ян Стеклодув, – поспешил с ответом Ханс. – Он был учеником Безвариата Сотрапезника.
– Того самого Безвариата?
– Да, того самого, – подтвердил ментор. – Ян Стеклодув пользовался полным доверием Сотрапезника, вел все его дела, а несколько месяцев назад убил своего учителя, ограбил его…
– Подожди, подожди… – в очередной раз перебил Ханса Карлос. – Не так быстро и по порядку. Как это убил и ограбил? Сколько лет Стеклодув был учеником Безвариата?
– Я точно не знаю… – смутился ментор. – Кажется, десять.
– Десять лет Стеклодув верно служил Сотрапезнику, а потом вдруг взял и убил его? И ограбил? – Юноша с наигранным удивлением посмотрел на отца. – И ты поверил?
«А ведь действительно, – неожиданно подумал Датос. – С чего бы вдруг?»
Пару дней назад, когда Датос разглядывал подписанные фихтерским прокурором документы, у гридийского владетеля не возникло сомнений в том, как он должен поступить. Происходящее казалось предельно очевидным и ясным, но один-единственный вопрос, заданный едва оперившимся юнцом, поставил все с ног на голову. Для чего Стеклодуву понадобилось убивать своего учителя? Ради денег? Но за годы службы у Безвариата Ян познал такие секреты мастерства, что мог бы открыть собственное дело и жить припеваючи. Не сходится, чтоб тебя Чудь сожрала, не сходится!
Однако выступить на стороне сына лорд не успел.
– Вы слишком молоды, Карлос, вы еще не знаете, что в этом мире возможно все, – поучительным тоном произнес ментор.
И мгновенно получил очередную плюху от разошедшегося Карлоса.
– Молодость быстро проходит, а вот ум – остается. И пусть опыта у меня мало, я все равно не верю, что верный ученик убил такого выдающегося ученого, как Безвариат, ради денег.
«Взрослеет парень, – подумал Датос, с гордостью глядя на раскрасневшегося в споре Карлоса. – Горяч, конечно, не обзавелся еще семейным хладнокровием, но это дело наживное. Еще год-два, и я смогу без колебаний передать ему корону лорда».
Что, в свою очередь, позволит Датосу отправиться на долгожданный и давно заслуженный покой.
– Обстоятельства смерти Сотрапезника были определены стражей вольного города Фихтер, где Безвариат жил последние годы, – хрипло произнес ментор. – После этого леди Кобрин, которая высоко ценила Сотрапезника, поклялась отомстить его убийце. И, как видите, сдержала слово.
Ханс выглядел растерянным, и потому старый лорд решил его поддержать. Сомнения сомнениями, но официальные бумаги – это серьезно, именно они, Чудь их задери, имеют вес, а не взятые с потолка вопросы. Пусть сын поймет силу имперской бюрократии: чем раньше это случится, тем лучше.
– Все правильно, Карлос, – произнес Датос. – Лашар представил все бумаги, в том числе – письмо имперского прокурора Фихтера.
Но сдаваться юноша не собирался. Во-первых, он был упрям, а во-вторых, не желал оставлять последнее слово за ментором.
– Почему леди Кобрин решила мстить за Безвариата?
– Она высоко ценила Сотрапезника.
– Ну и что? Отец высоко ценит замки, поставленные Изотермом Любой-Ключ, но если завтра мастера убьют в пьяной драке, вряд ли мы отправим Героев мстить за его смерть.
И снова – в точку.
– Это так, – с улыбкой подтвердил Датос.
У Ханса широко раздулись ноздри, он сдерживался из последних сил, но все-таки сдерживался. Понимал, что нет у него прав ответить так, как щенок заслуживает, и понимание это было унизительным.