Она смолкла, и Стайлз сдержанно проронил:
– Печально.
Они покатили дальше, потом повернули назад, в центр. На Пятой авеню неспешно проехали мимо публичной библиотеки – здесь, проводив мать с Пенсильванского вокзала, Анна брела куда глаза глядят. Именно здесь она впервые ощутила мощную тягу тьмы, ее угрозу. С тех пор она борется с этой угрозой. Совсем другая девушка. Как узнать, какая ты девушка, если вокруг ни единой живой души? Может быть, дело не в этом: просто не нашлось человека, который сказал бы девушкам такого типа, что они вовсе не такого типа?
Вокруг ночь, сплошная, непроглядная; она заполняет машину, обступает Анну со всех сторон. Но страх темноты у нее почему-то исчез. Не сознавая когда и как, она отдалась этой тьме – проникла в нее через щелку. И ни одна душа не знает, где ее искать. Даже Декстер Стайлз.
Он вел машину, глядя только вперед, но Анна чуяла его лихорадочное нетерпение. Когда он сглатывал слюну, кадык у него двигался, точно сустав пальца. Он наверняка чувствовал на себе ее взгляд, но с ответным взглядом не торопился. Они стали по-новому понимать друг друга.
– Вы совсем иначе выглядите, – негромко проронил он. – В зеленом.
– Потому я и надела это платье, – отозвалась она.
Глава 17
Декстер приоткрыл окно: пусть колючий зимний ветер остудит лицо. Рядом с ним сидит умный человек, не какая-нибудь глупышка; эта все понимает с полунамека. Она привлекла его необычным сочетанием физических достоинств и недюжинного ума, причем главным было второе: физические достоинства целыми днями вьются вокруг, но особых чувств не вызывают. Однако не все так просто с сидящей рядом девушкой. Это девушка современная, с правильными жизненными ориентирами, она работает на оборону страны; трудные времена и семейная трагедия ее только закалили. А он думает об одном: как бы ее завалить. Все остальное – лишь смутные планы: может, взять ее к себе на работу, там ее трезвый ум очень пригодился бы; не исключено, что она – меткий стрелок (у нее тонкие, но мускулистые руки – в сегодняшнем платье они бросаются в глаза). Где-то на заднем плане посверкивает опасливая мыслишка: когда и как они встретились в первый раз? Их кто-то познакомил? Но мыслишка копошится в глубине сознания, а на первом плане другое: переспать с ней – вот что сейчас важнее всего. И хотя эта потребность, черт ее побери, сильно мешала Декстеру вести “кадиллак”, он продолжал размышлять: отношения между мужчинами и женщинами – вот где загвоздка, вот почему на высоком профессиональном уровне так трудно добиться желанной гармонии, которую он рисовал в своем воображении. Миром правят мужчины, а они хотят трахать женщин. Мужчины утверждают: “женщины слабы”, а на самом деле женщины делают их слабыми. Одновременно в голове крутится и другая мысль: Зачем это все? Почему сейчас? Почему она? Зачем рисковать, ведь их только что видел Джордж Портер? Но это теоретические вопросы, их можно обдумать потом. А копившаяся в душе Декстера досада после посещения мистера К. две недели назад все росла, требовала выхода и наконец нашла искомое. Одновременно он думал: куда бы заехать? В какое-нибудь укромное местечко, и, конечно, под крышей. Похоть превращает любого человека в идиота; Декстеру казалось, что глупость напяливает ему на голову капюшон, похожий на дурацкий колпак. Где? Где? Где?
Как ни странно, но после Дня благодарения, когда он свозил мисс Фини на Манхэттен-Бич, он почти не вспоминал про нее. Примерно с неделю, в разные минуты жизни ему вспоминалась ее сестра-калека: сияющие глаза поверх раздуваемых ветром шарфов. Здоровая же сестра – ни разу. А сегодня вечером, когда он мельком увидел ее в зеленом платье, у него захватило дух. Через свое потайное окошко он весь вечер наблюдал за ней и надеялся, что стеснение в груди пройдет. Но оно только нарастало, пока он мысленно выносил осуждающий вердикт всей ее компании: и девице-кокаинистке, любовнице мужа другой женщины, и субъекту, который привел мисс Фини в клуб – гомосек, однозначно. Декстер пялился на нее в этом платье, а в ушах, к его собственному удивлению, звучали страстные стоны Битси за запертой дверью туалета.
Когда они ехали по Бруклинскому мосту, Анна сообщила Декстеру, что стала водолазом. Она сказала это как бы между прочим – просто чтобы нарушить молчание, решил он; уже приятно. Любопытно все обернулось: и тема разговора, и сознание, что он разговаривает с той же девушкой и в той же машине, но цель у них совершенно иная. Он стал расспрашивать ее о водолазном снаряжении, о том, как она дышит под водой и не натыкалась ли она на утопленников. Вообще-то они могли бы говорить о чем угодно.
Когда авто свернуло на извилистую дорогу в сторону Бей-Ридж, Декстер сплел пальцы свободной руки с ее пальцами, тонкими и теплыми. Ее большой палец уперся в мякоть его ладони, и это ощущение молнией пронзило его, будто ее рука проникла ему в ширинку. Самый воздух в машине звенел и трепетал. Лекарство тут одно: дать себе полную волю.
Старый лодочный сарай едва ли годится для любовного свидания, тем более что за последние годы Декстер провернул там немало дел, порой не самых приятных. Однако у сарая есть свои достоинства, весьма ценные в обеих ситуациях: он стоит на отшибе, в глаза не бросается и запирается на висячий замок. Отсюда до дома Декстера меньше мили; однако береговая охрана, внося разные объекты в свои карты военного времени, пока обошла сарай своим вниманием. Каждый раз, направляясь к сараю, Декстер мысленно не исключает, что его уже сровняли с землей.
Он поставил машину на пустой улице, “кадиллак” щелкнул, вздохнул и затих. Вокруг непроглядная тьма. Декстер перегнулся к Анне и впервые поцеловал ее; от волшебного вкуса этого поцелуя все вылетело у него из головы, ни единой мысли не осталось. Наверное, она – последняя некурящая девушка во всем Нью-Йорке. Он чуял, что в ней нарастает влечение, бьется, точно второе сердце, только больше и податливее, чем настоящее, и он, как зеленый подросток, готов тут же, не теряя ни минуты, приняться за дело. Но это слишком опасно. Он вылез из “кадиллака”, обошел его и распахнул ее дверь.
– Давайте взглянем, – сказала она.
Он догадался, что она имеет в виду море, и тогда только услышал грохот прибоя. Они прошли по дорожке, которая вела прямиком на берег, и встали, глядя на прибой. Волны напоминали вереницы людей в белых шапках; держа друг друга за руки, они вдруг разом ныряли и исчезали без следа. И тут Декстер сделал то, что сам себе клятвенно запретил: не таясь, средь бела дня поцеловал ее. Будь погода потеплее, он бы охотно повалил ее на песок – скольких он в юности заваливал под деревянным помостом в Кони-Айленде, а сверху, с босых ног купальщиков, на них сыпался сквозь щели песок. Но тут торопиться незачем. Из клуба они уехали еще до часу ночи; а по законам военного времени утро начинается в восемь. Времени хватит на все.
До лодочного сарая, что близ короткого пирса, ходу – всего один квартал. Декстер нашарил ключ, отпер висячий замок, толкнул осевшую дверь и сразу же почуял, что после его последнего приезда несколько месяцев назад сарай отнюдь не пустовал. У двери, как всегда, стоял фонарь “молния”; Декстер чиркнул спичкой о подошву ботинка и зажег фитиль. Зыбкий свет подтвердил его догадку: вон бутылка из-под виски, окурки. Но он сгорал от нетерпения, и в ту минуту эти улики его не занимали: необходимо было нагреть помещение. Электричества в сарае нет, только приземистая печка, но, разгоревшись, она греет неплохо. Он сунул в печку полешки. Розжига не осталось, но он нашел газету, поджег ее и тут только хватился, что не посмотрел на дату выпуска: он бы знал, когда без его ведома в сарае побывал незваный гость.
