– Орали, царапались, рвали друг на друге волосы, – доложил Хилз. – Надо вычесть у них доплату.
– На что они жалуются?
– Друг на друга: товарки, мол, норовят увести крупных игроков.
– Займешься ими? – Декстеру уже не терпелось закончить разговор.
– У меня в машине шоколадные конфеты и шампанское. Если не сработает, я из них быстро дурь вышибу.
– Что еще?
Спустя полчаса Декстер вернулся к машине в крайнем нетерпении. Девицы, спекулянты-“быки”, канючащая миссис Мэки – сущая ерунда по сравнению с его планами на будущее. Он жаждет идти вперед, навстречу новой жизни, перед которой все старое, знакомое уходит в прошлое. Давненько он не испытывал этого чувства.
В три часа он остановил “кадиллак” возле желтой деревянной хибарки, притулившейся к соседнему дому. Канули в прошлое времена, когда мистер К. выдавал замуж дочерей и целовал визгливых мокрых младенцев во время крещения. Теперь он выходит из дома только для того, чтобы зайти в лавку. У него нет ни дверного звонка, ни телефона, и он охотно признается, что ни разу в жизни не послал и не получил телеграммы. Тот, кому нужно поговорить с мистером К., стучит в эту дверь и терпеливо слушает, как Лолли, скотч-терьер мистера К., громогласно сообщает о приходе посетителя.
Минуты три слышалось только тявканье Лолли, но вот мистер К. отпер дверь и сердечно обнял Декстера, обдав его запахом фруктов. Здоровенный увалень, прокаленный солнцем до цвета старого красного дерева, он одновременно чем-то напоминал пещеру. С годами он ширился, матерел – наподобие ствола дерева или соляных отложений в пещере. Естественная для его преклонного возраста слабость проявлялась в хриплом дыхании, напоминавшем шорох воды на заиленном мелководье.
– Садись, – прошептал он. Встревоженная Лолли суетилась возле их ног, белый бант на ее макушке мотался из стороны в сторону. – Я сварю… кофе.
Декстеру было почти шестнадцать лет, когда он впервые сумел довольно точно прочесть в отцовском ресторане кодированные сигналы и их источник: источником был этот домишко. А позже он сам появился на его пороге, имея на то не больше прав, чем бродячий пес, и каждый визит неизменно начинался с того, что на этой же угольной печурке заваривался кофе. Казалось бы, такая процедура требует некоторой ловкости и изящества, чего едва ли можно было ожидать от неуклюжих, похожих на задубелые рукавицы лап мистера К., но при Декстере он ни разу не пролил ни капли.
Пока мистер К. стоял, склонившись к плите, оба молчали. Декстер (наверно, как и другие посетители мистера К.) собирался с мыслями, глядя в заднее оконце. Каменная поилка для птиц была запорошена выпавшим на прошлой неделе снегом, а укутанные тряпьем от мороза персиковые и грушевые деревья – остатки былого фруктового сада – напоминали боксеров, замерших в атакующей позе. Шесть виноградных лоз, которые мистер К. привез когда-то в Нью-Йорк на пароходе, были укутаны с еще большей заботой: корни с комом земли, сверху – слой глины, поверх него – мешковина, и все это обернуто слоями сицилийских газет. Лозы его молодости. Только мужчинам, которых мистер К. считает членами семьи, разрешается вместе с ним снимать созревший виноград. Декстер много раз удостаивался чести срезать грозди. Даже сейчас он словно бы чуял сухой кисловатый запах срезанной лозы, ощущал ладонью тяжесть бархатистых, нагретых солнцем ягод. Доход от виноградника был чисто символический; то вино, которое мистер К. выдерживал в погребе в дубовых бочках, представляло собой смесь сортов, которые он закупал ящиками.
Едва кофе зашипел на плите, мистер К. разлил его по двум маленьким чашечкам и принес на стол.
– Хорошо выглядишь, – вполголоса сказал он и погладил Декстера по щеке. – Но ты же красавчик… Тебе везет. Как самочувствие?
– Хорошее, – ответил Декстер. – Просто отличное.
– Ты парень крепкий? С виду крепкий.
– Да. Крепкий.
Мистер К. говорил чуть слышно, почти шепотом, но вдруг захохотал, влажно забулькал, шумно выдыхая воздух. От него так и пыхало теплом, хотя он почти никогда не улыбался, и многие пытались перенять эту манеру общения. Когда мистер К. высказывал какое-нибудь наблюдение или признавал правоту чужого мнения, оно немедленно превращалось в неоспоримую истину. Декстер и впрямь был парень крепкий. Он всегда это знал, но теперь уж – никаких сомнений.
– У меня ты… самый крепкий парень, – произнес мистер К., смолкнув посреди предложения, чтобы перевести дух. – Надеюсь, ты не против… помочь мне немножко с консервированием?..
– С удовольствием, босс.
Однажды Декстер уже закатывал персики с деревьев мистера К. На шкале хозяйственных работ консервирование здесь занимало срединную позицию: это занятие более трудоемкое, чем уборка овощей в громадной теплице (землю мистер К. то ли арендовал, то ли получил по распоряжению местных властей). Так или иначе, он контролировал территорию позади всех домов в своем квартале, в результате возникла ферма с земельным участком примерно в три акра, а это все же лучше, чем сгребать навоз с телеги. Самой тяжелой работой была дойка. Доить приходилось либо корову Анжелину, чье резиновое на ощупь вымя подергивалось из-за многочисленных вен и слепней, либо коз, а это куда трудней: козы брыкливы, норовят зажевать галстук, в результате трудов много, а молока – с гулькин нос. Среди главных подручных мистера К., в тех редких случаях, когда они собирались вместе, хозяйственные работы были поводом для беззлобных шуток; веселились они, впрочем, довольно сдержанно: никто не стремился смеяться громче других.
В тот день предстояло консервировать желтую стручковую фасоль из теплицы мистера К.
– Попробуй хоть штучку, – предложил мистер К., когда Декстер начал отсекать жесткие концы стручков на видавшей виды мраморной плите. По вкусу – фасоль как фасоль, но Декстер сказал: “отличная” и дожевал стручок.
– Слыхали, небось, – начал он, не прерывая работы, – несколько месяцев назад я задал перцу Баджеру, и по заслугам.
– Баджер, – пропыхтел мистер К., – энергичный малый.
– С тех пор я его не видел.
– Хутспа
[30], как говорят мои друзья-евреи.
– Согласен.
– Он тут организовал маленькую… подпольную лотерею.
Новость застала Декстера врасплох; хорошо еще, что он может и дальше преспокойно таращиться на фасоль. Выходит, Баджер, пробыв в Нью-Йорке всего три месяца, уже сколотил собственную подпольную лотерею? Навряд ли. Скорее всего, присматривает за одним из игорных клубов Альдо Ромы.
Тем из подручных, кто пользуется его расположением, мистер К. предоставляет большую независимость и свободу действий. Декстер высоко ценит независимость от коллег по цеху; его совсем не тянет к тем, кто орудует, к примеру, на пирсах Ред-Хука: там люди ведут себя, как звери. Впрочем, непредсказуемое – как игра вслепую – разрастание империи мистера К. не способствует интересу подручных к делам друг друга, а про сплетни и говорить нечего. Поэтому Декстер обрадовался, когда босс заявил:
