– Это Перл так говорила, и ты ей поверила, но мы ведь его в глаза не видели. Он не вставал с постели!
– А я однажды видела, – сказала Анна.
Мать остолбенела.
– Ты знакома с мистером Гратцки?!
– Он показал мне свою рану, – ответила Анна.
Утром в понедельник она с трудом разлепила глаза; кругом затемнение, не видно ни зги. На кухонной столешнице россыпь салфеток с “Шалым пастушком”. С кровати матери доносится зычный храп: это Брианн, она осталась ночевать.
Анна села на трамвай, удивляясь самой себе: ноги у нее непривычно подкашивались; впрочем, когда она присоединилась к толпе, скопившейся у проходной на Сэндз-стрит, ей стало лучше. На Флэшинг-авеню косые лучи зимнего солнца резанули по глазам, порывистый соленый ветер дул в лицо, и Анна почувствовала прилив сил. Лидия никогда не бывала на верфи. За исключением мистера Восса и Роуз, там никто знать не знал о ее существовании.
Вернувшись вечером домой, Анна обнаружила, что ее ключ не входит в замочную скважину. Дверь открыла мать и протянула Анне новый ключ со следами металлических заусенцев.
– Если твой отец вздумает вернуться, – сказала мать, – здесь ему уже рады не будут.
Анна не верила своим ушам:
– А ты его все еще ждешь?!
– Уже нет.
Следующие два дня мать занималась только тем, что вытаскивала из комода и большого резного шкафа всю отцовскую одежду. Элегантные костюмы, которые Анна помогала шить и подгонять по фигуре, изящные туфли, пальто, расписные галстуки и шелковые носовые платки – все это небрежно складывалось в большие коробки из-под геркулеса и шоколадного сиропа фирмы “Боско”. Из одной коробки Анна успела выхватить пиджак, пока мать еще не завязала коробку. Пиджак уже вышел из моды: ни квадратных плеч, ни столь популярного теперь военного покроя. Сильвио отнес коробки в церковь, там отец Макбрайд раздаст одежду бедным.
На первый взгляд жизнь Анны почти не изменилась. Она отправлялась на работу затемно (мать еще спала) и возвращалась в сумерки. Наступило и прошло Рождество, начался новый, 1943 год. Вечерами, чтобы не сидеть без дела, они занялись шитьем подарков: домашний халат с расшитыми отворотами – подарок Стелле на свадьбу; крестильные рубашечки – подарок старшим двоюродным братьям Анны, тем самым чумазым буянам с фермы. Кузены уже в армии, а их жены на сносях. Еще они слушали по радио сериалы “Контрразведчик”, “Манхэттен в полночь”, “Доктор Сэвидж”. Соседи приносили еду, они разогревали ее на ужин. И так каждый день; в результате у них сложился этакий самодельный шаткий мостик над пропастью. Мать Анны изо дня в день жила в этой бездне; что-то в ней оцепенело, и Анна боялась, что сама она тоже оцепенеет. Ее спасала работа. Она молча, замкнувшись в себе, замеряла детали. Весь цех знал, что у нее кто-то умер, и замужние женщины снова стали относиться к ней ласково и бережно. Но ту норовистую младшую сестренку, роль которой прежде играла перед ними Анна, вернуть уже было нельзя.
Как ни странно, без Лидии квартира стала казаться меньше. Анна с матерью то и дело натыкались друг на друга, и обе сразу же сворачивали к холодильнику, к окну или к кухонной раковине. Иногда, вернувшись вечером с работы, Анна заставала мать спящей, и не похоже было, что за весь день она хотя бы раз встала с постели, разве только в уборную. Однажды матери дома не оказалось; Анна бродила по комнаткам и с облегчением дышала полной грудью – наконец-то она одна! – а потом упрекала себя за это чувство. Выяснилось, что мать регулярно ходит в аптеку “Уайте”, чтобы оттуда звонить сестрам в Миннесоту. Звонила она все чаще, мелочь клала в банку из-под кофе, чтобы хватало на ненасытных операторов.
Как-то вечером, придя с работы, Анна увидела, что поперек материнской кровати лежат несколько старых танцевальных костюмов: коротенькая юбочка из желтых перьев, корсаж с парой зеленых крыльев, расшитый блестками жилет. Но на следующий вечер они исчезли.
– Перл хочет продать их, чтобы помочь мне с деньгами, – объяснила за столом мать.
Они ужинали трубочками с мясом и овощами, их принесла миссис Муччароне, и слушали очередную серию радиосериала “Беспечные супруги Эйси”.
– Видимо, теперь, когда варьете закрылось, эти вещи выросли в цене. Может, кто-нибудь сдаст их в музей, – сказала мать и сама же недоверчиво хихикнула.
– Ты их примеряла?
– Я растолстела, не влезу.
– Если бы снова стала танцевать, похудела бы.
– В сорок один год? Любому ясно: моя песенка спета.
Анна видела, как страдает мать, и умом понимала, чем надо бы ей помочь: окутать ее облаком нежности и сострадания, но это облако не давалось Анне в руки. И она замкнулась. Ее мать – женщина слабая, но Анна не такая. По утрам она мчалась на работу, отмечалась в проходной на Сэндз-стрит и с готовностью ныряла в кокон равнодушия, окутывавший ее в цеху. Ей очень хотелось выбросить из головы их квартиру и все, что с ней связано.
В январе, через три недели после того, как Анна вернулась на работу, мистер Восс вызвал ее к себе в кабинет и спросил, не угас ли у нее интерес к водолазному делу.
– Нет, конечно, – медленно проговорила она. – Конечно, нет.
Лейтенанту Акселу требуются добровольцы из гражданских лиц; слишком много людей отсеялось: они не справились с подготовительным курсом.
– Он вспомнил про вас, – сказал мистер Восс. – Судя по всему, вы произвели на него большое впечатление.
– Я его помню, – проронила Анна.
Несколько дней спустя она поднималась по лестнице домой и впервые с начала декабря почуяла запах свежей стряпни – вкусно пахло из их квартиры! Анна отперла входную дверь и непроизвольно взглянула на место у окон гостиной: там обычно сидела Лидия. Сложенное инвалидное кресло стояло у стены. У Анны вдруг свело живот, как от удара коленом.
– Привет, мама, – громко сказала она, но невольно всхлипнула.
Мать обхватила Анну руками и долго не отпускала.
Она приготовила настоящий пир: бифштекс с картофельным пюре, тушеной морковью и стручковой фасолью, на запивку грейпфрутовый сок.
– Наши соседи очень долго нас с тобой кормили, и у нас накопилась целая куча продуктовых карточек, – объяснила она. – Я отнесла сегодня по пачке Фини и Иовино.
– Что случилось-то, мама?
– Давай-ка сначала поедим.
После ужина в теплой кухне Анну стало клонить в сон. Когда они доели ванильное мороженое с консервированными вишнями, мать опустила ложку на стол и сказала:
– По-моему, нам пора вернуться домой.
– Домой?..
– В Миннесоту. Поживем с моими родителями и сестрами. И, конечно же, с твоими двоюродными братьями и сестрами.
– На ферме?!
– Тебе, Анна, выпала нелегкая доля. Я тебе очень благодарна за все. Но пришло время освободиться от груза прошлого. Теперь пусть наша семья немного позаботится о нас. К тому же на ферме всегда есть чем заняться, – чуть слышно добавила она.
