– Имею. Он со мной разговаривал, а ты был далеко и не слышал.
– Я все видел. – Эдди искоса глянул на дочь: – И что же он сказал?
Анне вспомнился песок, холод, ноющая боль в ногах и мужчина, возникший рядом со своими расспросами; теперь все это неразрывно слилось с ее страстным желанием получить Флосси Флерт.
– Сказал, что я сильная, – выговорила она, хотя к горлу подкатил ком. Перед глазами все плыло.
– Верно, детка, еще какая сильная, – сказал отец, целуя ее в макушку. – Всякому ясно.
Машина остановилась на красный свет, отец щелчком выбил очередную сигарету из пачки “Рейли”. Анна пошарила в пачке, но вспомнила: купон она уже вынула. Хорошо бы отец стал курить побольше. У нее уже семьдесят восемь купонов, но в каталоге сколько-нибудь соблазнительные вещички начинаются со ста двадцати пяти купонов. А за восемьсот можно получить посеребренный сервиз на шесть персон, если пожелает заказчик, в специальной упаковке, а за семьсот – даже тостер. Но такие цифры кажутся недостижимыми. В каталоге призов “B&W” игрушек маловато: за двести пятьдесят только панда – миниатюрная копия панды из коллекции Фрэнка Бака, – или Бетси-Уэтси с полным приданым для младенца, но теперь все они кажутся Анне недостойной внимания ерундой. Ее тянет к наборам для игры в дартс, с надписью: “Для детей старшего возраста и для взрослых”, но метать острые дротики в их тесной квартирке? Об этом страшно даже подумать. Что, если хоть один попадет в Лидию?
Над разбитыми в Проспект-парке группками палаток поднимался дым. Они уже почти дома.
– Чуть не забыл, – сказал отец. – Взгляни-ка, что я припас.
Он вытащил из внутреннего кармана пальто бумажный кулек и протянул Анне. Кулек был полон ярко-красных помидоров; от них и шел тот характерный землистый запах, который она учуяла раньше.
– Надо же! – восхитилась она. – Ведь еще зима.
– У одного приятеля мистера Стайлза есть стеклянный домик, там он их и выращивает. Он сам мне его показал. Вот мама удивится, верно?
– Значит, ты куда-то уехал? Пока я была у мистера Стайлза?
Анна была неприятно поражена. Уж сколько лет она ездит с ним по делам, но прежде он никогда ее не бросал. И не исчезал из виду.
– Совсем ненадолго, лапочка. Ты меня даже не хватилась.
– Далеко ездил?
– Нет, совсем недалеко.
– А я очень даже соскучилась.
Теперь ей казалось, что она все-таки почуяла его отсутствие, ощутила образовавшуюся пустоту.
– Вздор! – бросил отец и снова чмокнул ее. – Ты же там вволю развлекалась.
Глава 2
Эдди Керриган стоял у двери в свою квартиру, зажав под мышкой “Ивнинг джорнал”: надо было отдышаться после подъема по лестнице. Анну он уже отправил домой, а сам пошел купить газету – главным образом, чтобы чуточку отсрочить свое возвращение. Из-под их двери на площадку тянуло жаром от вечно раскаленных батарей, жар усиливал запах печенки с луком, поднимавшийся с четвертого этажа, из квартиры семейства Фини. Квартира Эдди на седьмом этаже, который официально считается шестым; это незаконно, однако сошло подрядчику с рук, потому что второй этаж у этого строительного гения числился первым. Зато в доме есть одно существенное достоинство, с лихвой возмещающее эту нелепость: в подвале работает котельная, она и гонит горячий пар в комнатные батареи.
Из-за входной двери послышался хриплый смех; Эдди опешил. Выходит, Брианн раньше времени вернулась с Кубы. Он толкнул дверь, и та отворилась с надрывным скрипом: наверно, в шпингалеты попала краска. За кухонным столом сидела его жена Агнес, в желтом платье с короткими рукавами (на шестом этаже круглый год лето). Так и есть: напротив – подзагоревшая Брианн с почти пустым стаканом в руке; у Брианн стаканы пустеют особенно быстро.
– С приездом, родной, – сказала Агнес и встала. Перед ней на столе громоздилась куча усеянных блестками женских шляпок без полей. – Ты сильно припозднился.
Агнес поцеловала его. Эдди обхватил ладонью ее упругое бедро и почувствовал возбуждение – жена возбуждала его всегда, что бы ни происходило. Из гостиной донесся аромат мандаринов, которые они повесили на рождественскую елку, и он без слов понял: Лидия там, около елки. Но даже не повернулся в ту сторону. Ему нужно было подготовиться к встрече с дочкой. Первым делом он поцеловал красавицу жену – хорошее начало. Потом наблюдал, как она льет из сифона газированную сельтерскую в стакан с отменным кубинским ромом – его привезла Брианн; отличное начало.
Агнес теперь вечером не пьет, утверждает, что после выпивки она прямо-таки валится с ног от усталости. Эдди заново налил виски с содовой в стакан сестры, добавил льда и чокнулся с ней.
– Как ты съездила?
– Лучше не бывает, – хохотнула Брианн, – правда, потом стало – хуже некуда. Вернулась на пароходе.
– Да, это тебе не яхта. Слушай, вкус – бесподобный!
– Но главное-то случилось как раз на пароходе! Я там завела себе нового дружка, куда лучше прежнего.
– Он работает?
– Он трубач в джаз-банде, – ответила Брианн. – Знаю-знаю, дорогой братец, можешь не разоряться. Он ужасно милый.
Все как всегда. Брианн – его сводная сестра: у них разные матери, и росли они в основном порознь. Она тремя годами старше Эдди и напоминает хорошую машину, которую безрассудный хозяин гоняет без жалости, пока она не рассыплется. А ведь какая была красотка! Теперь, да еще при плохом свете ей можно дать лет тридцать девять, а то и все пятьдесят.
В гостиной раздался стон; Эдди показалось, что его пнули сапогом в живот. Пора, понял он; Агнес еще и слова сказать не успела, как он встал из-за стола и направился к Лидии. Она лежала в большом кресле, подпертая со всех сторон подушками, точно собака или кот: держаться прямо она не могла. Завидев Эдди, она криво улыбнулась, голова ее безвольно покачивалась, запястья согнуты, точно птичьи крылышки. Ее ярко-синие глаза ловили его взгляд. Ясные, изумительные глаза, без малейшего намека на ее увечность.
– Привет, Лидди, – суховато произнес он. – Ну, малыш, как прошел денек?
И сам почувствовал, что вопрос прозвучал фальшиво, ведь она не может ответить. Иногда Лидия бормочет что-то по-своему, но получается лишь бессмысленный лепет – медики называют его “эхолалия”. Но нельзя же с ней вообще не разговаривать, это было бы странно. Что еще делать с восьмилетней девочкой, которая не может самостоятельно сидеть, а о ходьбе даже речи нет? Остается только обнять и сказать несколько ласковых слов; на это хватает пятнадцати секунд. А потом – что? Агнес всякий раз пристально наблюдает за ним, жаждет проявлений любви к их младшей дочке. Опустившись возле кресла на колени, Эдди поцеловал Лидию в щеку. Мягкие золотистые локоны благоухают дорогущим шампунем. Кожа нежная, как у младенца. Лидия растет, и с каждым годом его все сильнее точит мысль: какой бы она стала, если бы не та родовая травма. Безусловно, красавицей. Может быть, даже красивее Агнес и, конечно, куда красивее Анны. Пустые мечты.
