Всадник увидел стены дома — черные, нелепые посреди гигантского кострища. Похоже на остатки зубов во рту старика. Пламя не пощадило и большой дуб, годами отбрасывавший тень на здание. Дуб торчал, будто черный коготь: памятник несчастью.
Всадник не стал слезать с коня. Неторопливо, шагом обогнул усадьбу. Подъехал к колодцу и, не покидая седла, отвязал ведро, полетевшее вниз. Услышал всплеск воды. Перевел глаза на дом. На земле, прислонившись к тому, что оставалось от стены, сидела девочка. Девочка устремила на него неподвижный взгляд. Глаза блестели посреди закопченного лица. Красная юбка. На всем теле царапины. Или раны.
Всадник достал ведро из колодца. Вода отливала черным. Он помешал в ведре оловянным ковшом; чернота не проходила. Зачерпнул воду ковшом, поднес его к губам и сделал долгий глоток. Посмотрел еще раз на ведро. Плюнул туда. Положил все на край колодца и ударил лошадь каблуками.
Он приблизился к девочке. Приподнял ее голову, чтобы рассмотреть получше. Сказать ему было, по-видимому, нечего. Некоторое время всадник изучал девочку. Глаза, губы, волосы. Потом протянул ей руку. Она встала, оперлась на поданную руку и уселась на лошадь сзади. Старая кляча, переминаясь на месте, дважды дернула мордой. Всадник издал непонятный звук, и кобыла успокоилась.
Когда они удалялись от усадьбы, шагом, под палящим солнцем, девочка уронила голову и, прижавшись лбом к перепачканной спине всадника, погрузилась в сон.
II
На светофоре зажегся зеленый, и женщина пошла через улицу. Внимательно смотря под ноги: с неба только что перестало лить, в выбоинах асфальта еще оставалась вода, напоминая о внезапном мартовском дожде. Женщина ступала элегантным шагом, немного скованным из-за узкой черной юбки. Она старательно обходила лужи.
Дойдя до тротуара, женщина остановилась. Был ранний вечер, толпы людей вокруг торопились домой — или на свободу. Женщине нравилось чувствовать, как город облипает ее со всех сторон. Так она и стояла на краю тротуара — неизвестно зачем. Как если бы ее вдруг, неожиданно, бросил любимый человек. Невозможно объяснить самой себе.
Затем она решила пойти направо. На этом пути ей попалась пешеходная улица. Женщина не спеша шла вдоль витрин, кутаясь в шаль. Уже немолодая, но прямая, высокая, уверенная в себе, она ступала, и седина волос скрадывалась из-за молодой походки. Волосы были собраны на затылке и закреплены темным детским гребешком.
Перед магазином электротехники она остановилась и некоторое время наблюдала за множеством экранов, бессмысленным образом размножавших некоего телекомментатора. Но в разных оттенках, что ее позабавило. Появилось изображение города под бомбежкой, и женщина снова пустилась в путь. Она миновала улицу Медина, потом площадь Господней Помощи. Приблизившись к галерее «Флоренция», она оглянулась на перспективу огней, выстроившихся перед утробой дворца, чтобы продолжиться на другом конце площади, в сторону авениды 24-го июля. Остановилась. Поискала глазами что-то на железном лице, обозначавшем главный вход. Но не нашла ничего. Сделала несколько шагов в глубь галереи, остановила прохожего. «Извините, что это за место?» — спросила она. Прохожий ответил. Она поблагодарила, пожелав прекрасного вечера. Тот улыбнулся.
Так она шагала вдоль галереи «Флоренция» и наконец увидела метрах в двадцати от себя небольшой киоск: он прилепился к левой стене, слегка обезобразив гладкий профиль галереи. Лотерейный киоск. Она прошла еще немного, но остановилась, не дойдя до киоска нескольких шагов. Продавец билетов сидел и читал газету. Он прислонил газету к чему-то перед собой и казался погруженным в чтение. Стены киоска, кроме обращенной к фасаду галереи, были из стекла. Внутри виднелся продавец билетов и множество ярких полос, свисавших с потолка. В передней стенке имелось окошко; через него продавец билетов общался с покупателями.
Женщина откинула назад прядь волос, спадавшую ей на глаза. Обернулась, секунду понаблюдала за девушкой, выходившей из магазина с тележкой. Затем снова обратила взгляд на киоск.
Продавец билетов читал газету.
Женщина подошла ближе и наклонилась к окошку:
— Добрый вечер.
Продавец поднял глаза. Он собрался что-то сказать, но, увидев лицо женщины, не стал. Так он и глядел на нее, в молчании.
— Я хотела бы купить билет.
Продавец кивнул головой. Потом сказал нечто, не относящееся к делу:
— Вы долго ждали?
— Нет, почему же?
Продавец замотал головой, продолжая смотреть на нее:
— Ничего. Простите.
— Я хотела бы купить билет, — повторила она.
Продавец повернулся и стал шарить рукой по лентам билетов, свисавшим с потолка.
Женщина указала на одну из них, самую длинную:
— Вон те… можно взять один?
— Этот?
— Да.
Продавец оторвал билет. Поглядел на номер, одобрительно качнул головой. Положил билет на деревянный прилавок, разделявший его и женщину.
— Счастливый номер.
— Что вы сказали?
Продавец не ответил, продолжая смотреть в лицо женщине. Смотреть так, будто он что-то искал.
— Вы говорите, этот номер счастливый?
Продавец склонился над билетом:
— Да, две восьмерки расположены симметрично, и еще сумма цифр одна и та же.
— То есть?
— Если вы разделите номер на две половинки, то сумма цифр в левой и правой половинах будет равной. Это приносит выигрыш.
— Откуда вы знаете?
— Это моя профессия.
Женщина улыбнулась:
— Да, конечно.
И положила деньги на прилавок.
— Вы не слепой.
— Простите?
— Вы не слепой, ведь правда?
Продавец рассмеялся:
— Нет, не слепой.
— Забавно…
— Почему обязательно слепой?
— Так, все торговцы лотерейными билетами слепые.
— Неужели?
— Скажем, не все, но многие… по-моему, людям это нравится.
— В смысле?
— Не уверена, но думаю, это как-то связано со слепотой фортуны.
Сказав это, женщина рассмеялась. Прекрасным смехом, за которым не таилась скрытая усталость.
— Обычно эти торговцы — старики, и смотрят на тебя, как редкие птицы из витрины зоомагазина.
Тон женщины был уверенным.
— Но вы не такой, — прибавила она.
Да, он и в самом деле не слепой. Но тем не менее старик.
— Сколько вам лет?
— Семьдесят два.
И прибавил:
— Мне подходит эта работа, никаких проблем, отличная работа.
