– А мы и хотим найти. Вы тут нам не указывайте, что делать, – разволновался капитан, – мы же не лезем к вам, как надо лечить!
Спор их прервала мать Махмуда. Она подошла к доктору и спросила:
– Можно я останусь здесь? Я помогу ухаживать за ним, да кто лучше меня это сделает?
– Не могу я вас оставить тут, мать, – отвечал доктор, – это реанимация, вот переведем завтра в хирургию, тогда пожалуйста, я и так нарушил все инструкции, – отвечал доктор и, выпроводив всех, снова занялся писаниной.
Когда учитель очнулся, он обнаружил возле кровати пакеты с домашней едой и пакет с фруктами. «Наверное, новогодний подарок какого-нибудь доброго человека», – подумал он, но его размышления по этому поводу прервал вошедший врач. «Тут ваша мама приходила, оставила еду, фрукты, милиция была, хотели узнать, где вы так пострадали и кто это сделал. Мать, наверное, завтра придет, а менты – не знаю, – заключил доктор. – Как самочувствие-то? Анализы вроде хорошие, сотрясение мозга даст о себе знать, штормить будет еще несколько дней, но, в общем и целом, все хорошо. И не забывайте принимать лекарства».
После того, как врач ушел, пришла медсестра и поменяла капельницу, но учитель был занят мыслями о том, что он скажет той женщине, которая придет завтра. Что она ему скажет, и вообще, как себя вести. «Почему мне майор выдал именно его паспорт, а не кого-то другого?» Так с тревожными мыслями он провел остаток дня. Ночью под воздействием лекарств он снова забылся тревожным сном, и, когда пришел в себя, был уже в другой палате. Рядом с кроватью сидела пожилая женщина в платке и с грустью смотрела на него. Увидев, что учитель открыл глаза, она улыбнулась через силу и положила руку поверх одеяла, где лежала его рука.
– Не волнуйся, – сказала негромко она, – просто скажи, Махмуд умер?
– Да умер. – Ответил он.
– Как это произошло?
Учитель собрался с духом и, глядя ей в глаза, ответил:
– Мы с ним были одной камере, в тюрьме, которая нигде не значится, в тюрьме для обреченных на смерть. Утром его забрали на допрос и, когда его привели, он был весь… – учитель запнулся, он не знал, как передать этой женщине, с которая слушала его с надеждой и ужасом, то состояние, в котором был Махмуд. И, собравшись с силами продолжил: – он был измучен, на лице и теле не было места без ран, я помог ему уйти с честью. Думаю, он поступил бы так же. Вы ненавидите меня?
– Тебя? За что? Я верю тебе, сынок. Он вчера приснился мне, – заплакала она, – и сказал мне, чтобы позаботилась о брате. А он у меня был единственным. Ты не знаешь, где его похоронили? Я ведь знаю, трупы не выдают.
– Он похоронен рядом с моей бабушкой в Кулабе вместо меня.
– Хорошо, хоть так, – дрогнувшим голосом сказала мать, – он часто говорил мне: «Мама, когда меня убьют, ты не плачь, просто помолись за меня и проси Всевышнего, чтобы я погиб достойно». Ты был с ним в его последние минуты жизни. Спасибо тебе.
Учитель отвернул лицо к стене и закрыл глаза.
* * *
Отоспавшись до одури и просмотрев все новогодние передачи с повторами, Арс решил, что настало время наведать своего друга и поделился с этой мыслью с дядей Рассветом.
– Не думаю, что это хорошая идея, – ответил тот, – ты ведь не знаешь, с кем он там в палате, много народу ходит, а вдруг кто-то увидит тебя и узнает?
– Да кто меня может узнать? Кто был со мной в последние годы, их уже нет, а если и встречу какого-нибудь школьного знакомого, то не беда – скажу, что был в Сибири, работал на стройках.
– К твоему сведению, в Сибири давно уже ничего не строят, строят только в столице или в Петербурге.
– Да? Ну тогда скажу, что сидел. Меньше вопросов будет.
– Ну хорошо, если тебе неймется, иди, но будь осторожен.
– Хорошо, дядя Рассвет, я только до больницы и обратно.
Он вышел и вначале заглянул в магазин к Рае, поговорил с ней о торговле, купил какую-то безделушку и помог закрутить шуруп на санках, которые волочил на веревке сын Раи, которому было лет пять, переживавшему, что нет снега, и требовательно выяснявшему у матери, когда будет снег.
– Не знаю, сынок, – отбивалась она от него.
– Может, этот дядя знает?
– Не знаю, – ответила она, – может, и знает.
– Дядя, – спросил мальчик, – а когда пойдет снег?
– Когда? – задумался Арс, – наверно, послезавтра.
– А послезавтра – это когда?
Он не нашел, что ответить мальчику, и, кляня себя за неумение завоевать расположение матери мальчика, отправился восвояси.
В больнице, когда он пришел, оказалось не так просто найти корпус, в котором находился его друг. Побродив по территории и удивляясь тому, как можно так усложнить людям найти то или иное отделение, он наконец нашел отделение хирургии и палату, где лежал учитель, и узнав у дежурной сестры, что можно больному принести из фруктов, снова вышел на улицу, запомнив маршрут так, что прошел бы даже ночью и, выбежав на улицу, нашел неподалеку небольшой супермаркет. Закупив то, что по мнению Арса, понравилось бы учителю, он вернулся в больницу и, предвкушая, что наконец увидит своего друга по несчастью, поговорит с ним и пригласит его в гости, чтобы познакомить с дядей Рассветом, увидел, что рядом с кроватью сидит какая-то пожилая женщина, а сам учитель лежит, отвернувшись к стене. «Спит», – с огорчением подумал он, и чтобы не беспокоить, кивком поздоровался с женщиной и, положив пакет рядом с кроватью, показал взглядом на учителя. «Зайду завтра», – полушепотом сказал он женщине и пошел к выходу.
У Арса не было в планах так быстро возвращаться домой, и он решил немного прогуляться по городу. Однако, немного побродив по пыльным улицам, поеживаясь под порывами сырого морского ветра, он понял, что, в принципе, в такое время года не очень приятно гулять, тем не менее, дошел до того места, где оставлял машину, когда он спас учителя, с удовлетворением заметил, что закопченная с полностью выгоревшим салоном автомашина по-прежнему на месте и, насвистывая, пошел к остановке общественного транспорта.
Вернувшись домой он по привычке зашел сначала к Рае, починил по ее просьбе электрическую печку, смастерил ее младшему деревянную саблю и с удовольствием наблюдал, как мальчик машет ею, издавая воинственные звуки, и поймал на себе внимательный взгляд Раи. Она хотела о чем-то спросить его, но тут пришла ее мать, которой Арс не пришелся ко двору с самого первого раза, и Арс вынужден был ретироваться, обещав Рае зайти на днях.
* * *
После Нового года у Анвара дела пошли совсем хорошо, при помощи своего нового друга он получил от администрации рынка в аренду контейнер и стал самостоятельно торговать на рынке привозимой мелкими коммерсантами бельем и трикотажем. Он нанял продавщицу и имел больше возможности бывать с семьей и выполнять разные мелкие поручения капитана Султанова. Про Гусейна он старался не вспоминать и, когда он внезапно ночью просыпался в поту, то на недоуменные вопросы жены отвечал, что приснился кошмар. Своего соседа Гусейна он помнил с самого детства, еще с тех пор, когда пошел в школу, и мальчики постарше пытались задирать его, зная, что у Анвара нет старших братьев, способных за него постоять, и Гусейн не только заступался за него, но и показывал, как нужно драться, обучая не только приемам самозащиты, но и поведению, позволявшему вести себя таким образом, чтобы тебя не задирали. Все знали, что Гусейн отслужил в Польше в воздушно-десантных войсках советской армии и вернулся домой в звании старшего сержанта. В селе Гусейна все уважали, и так получилось, что после того, как страна распалась, а коммунизм остался в прошлом, Гусейна даже некоторое время попросили возглавить сельскую администрацию. Изменился он, когда в их семью пришло известие о том, что умер его старший брат, живший где-то на Полтавщине в Украине, и, по свидетельству самого Гусейна, везти домой тело старшего брата оказалось для него самым большим испытанием. На каждом посту, как он въехал на территорию России, его останавливали, требовали документы на провоз тела брата, придирались к бумагам, которые были у него, и отпускали только тогда, когда он платил очередную взятку. Наконец, когда он уже был близок к Кавказу и проезжал Ростовскую область, его в очередной раз остановили и, осмотрев машину, потребовали документы.
