– Нет, мне очень даже интересно, дядя Рассвет, я просто помню, что дедушка мой, когда ты их прогнал со своего двора, очень переживал. Они ведь любили тебя, и ты был их племянником и любого, кто нелестно отзывался о тебе, они немедленно затыкали. Жаль только, что они так и умерли, не увидев тебя настоящего, я ведь тоже сомневался, идти к тебе или нет. Думал, сразу меня сдаст двоюродный брат моей матери или обождет пару дней? Оказалось, что и я ошибался, но это потому, что я верил в тебя. Ну, и слава Аллаху, что так! А что было потом?
– Где-то лет через пять после отставки я встретился с ветеранами милиции нашего города и не заметил, что они были рады видеть меня, но я и без них понял, что упустил в своей жизни что-то очень важное, там, где на первом месте должны быть простые человеческие отношения – чувства, любовь к семье, детям, ближнему – у меня был долг перед страной, партией и, как ни смешно это звучит, перед человечеством. Я долго ковырялся в себе, в своей жизни, в своем характере, искал тот поворотный момент, когда я поменял настоящие ценности на вымышленные, но так и не нашел. Может, так было написано мне судьбой? Я не знаю. Потом я спрашивал себя: «А если бы я не отпустил сына в армию?» Тогда погиб бы кто-то другой, и я был бы счастлив, а где-то лили бы слезы. Я могу, конечно, ошибаться, но моя вина, как я считаю, в том, что у меня не выработался иммунитет к вранью, и потом я понял, что у меня есть то, чего нет у них.
– А что это? – удивился Арс.
– Понимаешь, человек – существо легко внушаемое, и я был уверен в правоте идей, которые нам внушали с юных лет, и следовал им. Большинство же людей, которые приспособились на работе быть одними людьми, дома другими, перед друзьями и знакомыми в третьем виде, приобрели гибкость, способность к выживанию, но потеряли не только чувство правды, но отличать правду от лжи, способность принимать решения по совести и, я бы даже сказал, деградировали как личности.
– Нет, это слишком сложно для меня. Я не копаюсь так в людях, для меня есть хорошие люди и плохие, и судить их надо по поступкам, а так, тебе надо с учителем поговорить на эти темы, – предложил Арс, – он понимает в людях, и сам тебе расскажет.
– Да подожди ты со своим учителем! – перебил Арса дядя Рассвет, – послушай, вот ты молодой человек, к примеру, тебя учат быть честным, но при этом партийные боссы не честны – и ты видишь это, тебе говорят, что твоя страна самая открытая, честная и демократичная, но ты видишь, что все ровно наоборот, тебе говорят, что в нашей стране все во имя человека, все во благо человека, но на самом деле жизнь человека ничего не стоит, и так во всем. А я всю свою сознательную жизнь не хотел видеть этого, думал, что исправится все само, а в итоге страна, которая семьдесят лет строила коммунизм, развалилась как карточный домик и семнадцать миллионов коммунистов и почти тридцать миллионов комсомольцев даже не пошевелили пальцем, чтобы исправить и не допустить всего этого. И в этот момент я окончательно понял, что заблуждался всю свою жизнь, я сидел здесь в одиночестве и думал обо всем этом, о себе, своей судьбе, своей семье, не мог найти оправдания своей глупости и решил, что мне пора найти тех людей, которых я обидел когда-то и попросить у них прощения, и начал с родственников того самого старого имама.
– Как это так?
– Почти как в той старинной кайтагской притче, знаешь её?
– Откуда мне знать? Расскажи лучше.
– У одного человека был вспыльчивый и несдержанный сын, который легко мог нагрубить в гневе, оскорбить кого-нибудь и однажды, когда ему в очередной раз пожаловались на его грубость, он позвал сына и, отчитав его, посоветовал каждый раз, когда у него будет приступ гнева или ярости, прийти домой и забить гвоздь в столб. И так тот поступал, пока однажды не заметил, что гвоздей больше не прибавляется и похвастал этим перед своим отцом. И тогда отец посоветовал выдергивать по гвоздю всякий раз тогда, когда сын сумеет сдержать свой гнев. И постепенно столб стал снова гладким. «Ну вот, – снова похвастался сын, – теперь я научился управлять собой» – «Хорошо, – ответил отец, – а что там за ямки на столбе?» – «Это следы от гвоздей», – ответил сын. «Вот видишь, – ответил отец, – так же и с поступками человека, помни, обида может пройти со временем, а след от нее остается всегда!» Хорошая притча?
– Да, дядя Рассвет, но мне интересно, как тебя встретили родственники имама, они вообще помнили эту историю?
– Конечно, помнили, и были немало удивлены, увидев меня. Конечно, они в большей степени винили то государство, что тогда было, но и сказали мне, чтобы не мучил себя этим. Мы очень тепло расстались. Потом я поехал к своему бывшему сослуживцу, которого в свое время уличил в том, что он в анкете не указал судимость своего деда, и изгнанного по этой причине со службы, но не застал его: со слов его сына, тот запил вскоре после увольнения, много раз менял место работы, а несколько лет тому назад умер. Так я прошел многих, и обнаружил, что я пережил их всех! Я – мерзкий тип – оказался самым живучим, а мне их дети легко прощали все то, что я себе не могу до сих пор простить!
– Дядя Рассвет, вы не волнуйтесь, – забеспокоился Арс, заметив испарину на лбу у старика, – все будет хорошо, когда-нибудь все заживут в мире и согласии, видишь, нам просто не повезло жить во время коммунизма, а теперь и во время больших перемен.
– Ну ладно, ладно, принеси мне воды, пожалуйста, и там таблетки есть на холодильнике.
Арс побежал на кухню и сразу же вернулся с кружкой воды и пакетиком с лекарствами. «Нате вот», – сказал он тревожно и протянул дяде Рассвету. Выпив лекарства, дядя Рассвет встал и направился в свою комнату.
– Спокойной ночи, дядя, я тоже сейчас помолюсь и пойду спать, – сказал ему вдогонку Арс, – да и вам посоветовал бы, мусульманин должен молиться пять раз в день, что вы скажете Господу миров, когда предстанете перед ним?
– А я не умею, – растерянно ответил дядя Рассвет, обернувшись.
– Как? Совсем?
– Да. Я не знаю, как совершать намаз. Я ведь был атеистом всю жизнь. Теперь как-то пересмотрел свои взгляды, не знаю, то ли от одиночества, то ли от старости, молитв я не знаю ни одной, и мне стыдно было кому-то признаться в этом. Но когда-то надо начинать!
– Дядя Рассвет, а можно я научу вас?
– Попробуй, – усмехнулся старик, – только завтра, я себя сейчас плохо чувствую, спокойной ночи!
* * *
Айша родила девочку и с нетерпением ждала своего мужа, чтобы показать ее через окно палаты, когда тот подойдет и будет выкрикивать ее имя. Не чувствуя усталости и переполненная счастьем, она не могла наглядеться на своего ребенка. Наконец, Анвара пропустили в палату и он, взяв на руки ребенка, прочитал молитву и назвал имя: «Лейла», произнес он, и ребенок, словно узнав свое имя, запищал, вызвав восторг обоих родителей. Он передал девочку матери и, обняв их обеих, прошептал Айше, что вернется за ней в день выписки. Довольный и счастливый, он вышел в коридор и с благодарностью вручил старшей медсестре пятнадцать тысяч рублей. Его предупредили, что, хотя медицинское обслуживание на словах бесплатное, но, если не дать денег, за роженицей и ребенком не будет ухода, будут тянуть с выдачей справки о рождении и вообще относиться с презрением, как к голи перекатной. Старшая медсестра поблагодарила его кивком и, засунув деньги куда-то в одежду под халатом, гордо ушла в ординаторскую. «Одно дело сделано», – сказал он себе и пошел искать съемное жилье для своей семьи.
