– Ну вот, – сказал он, – нужны стихи, чтобы за душу брали, все, что в книжках образцов, заказчик отверг. Может, вы что посоветуете?
– А кто этот покойный? – спросил он, глядя на плиту. – Родился в 1939 году, умер в 2010-м, почти семьдесят лет прожил. А кем он был?
– Директором автобазы, потом директором универмага, а перед пенсией в министерстве где-то работал, – ответил Муртуз.
– И что? Ему нужно что-то героическое?
– Да не ему, – отвечал Муртуз, – я думаю, ему все равно, его брат требует и заплатил за эти стихи и за оформление камня двадцать тысяч рублей.
– Надо же, – удивился учитель, – я давно не видел, что бы так трепетно к этому относились.
– А что? – спросил Муртуз. – Вам доводилось работать где-то по этой линии?
– Да нет, я когда-то изучал старые надгробия, собирал фольклор, но это было в прошлой жизни, – ответил учитель и, заметив недоуменный взгляд мастера, пояснил: – очень давно, когда жил в горах.
– А-а, понятно, – почему-то обрадовался Муртуз, – тогда вы и командуйте. Как скажете, так и напишу!
– Вот на вскидку есть у меня два варианта, – сказал учитель и, взяв лист бумаги, написал в столбик два стихотворения.
Муртуз взял лист и вслух прочитал:
Лести звон, что ласкает нам слух,
Красок блеск, что творит миражи,
В жернова беспощадные лжи
Мы бросаем бесценные дни.
Только это понять нам дано,
Как закончится в горсти зерно.
Мне нравится, а откуда это?
– Со старинного надгробия 17 века, в моем селе, – с гордостью ответил учитель. – Мне тоже очень понравилось. Этим строкам, наверное, неподвластно время. Прочитайте второй стих.
Муртуз поднес листок к глазам и продолжил;
Спи, мой брат!
Не зови ты родителей!
Не проси завернуть тебя в бязь.
Я и сам продержусь тут едва ли.
Что ниспослано – надо принять!
Что нам бязь и молитвы прощальные?
Мы уйдем, как и сотни других,
Ну а саваном белым послужит
Первый снег, что послал нам Аллах!
– А это стихотворение откуда? – После небольшого молчания спросил Муртуз.
– Это тоже с надгробного камня, но не из нашего села, а с заброшенного хутора Чарми на границе нашего района. Я, когда был там в последний раз, там жила старушка, которая никак не хотела бросать своих коз и переезжать к детям в город. Сейчас, наверное, там уже никого нет. Она и рассказала, что знала про свой хутор и кто похоронен на их земле.
– И что она рассказала? – с интересом спросил Муртуз?
– Дело в том, что на хуторе нет своего кладбища, и хоронили в селе, которое неподалеку, а тут стояло в чистом поле целых два памятника из песчаника. И меня это сразу заинтересовало. Почерневшие уже, вросшие в землю, это и спасло текст от выветривания. Один был чист, только имя Абдулла едва читалось, а на втором были эти стихи. И старушка рассказала мне, что могила еще времен первой кавказской войны, и похоронены тут двое солдат армии Шамиля – братья, которые защищали узенькую тропинку через перевал, раньше ведь не было дорог, и им был приказ держать тропинку до первого снега, потому, как зимой это место непроходимо. Вот они и держались. Старушка рассказала со слов своего деда, которому тогда было восемь лет, что, когда пошел снег, старший из братьев притащил тело младшего и похоронил, а на следующий день умер сам. И его уже похоронили местные жители, женщины и дети. Взрослых-то не было, все на войне.
– Да, печально.
– И какой стих выберешь?
– Даже не знаю, я подумаю сегодня, а завтра с утра займусь гравировкой, может, пока попьем чаю? Давай, давай, не отказывай мне, я уже должен тебе за два стихотворения, таких эпитафий я еще не встречал, и история классная, – тараторил мастер, – у меня аж озноб прошел по коже, хотя многое повидал в жизни, и вообще, если ты заметил, у меня нет одного глаза, и у тебя одного нет, и что мешает нам объединить наше зрение? – попытался пошутить Муртуз.
Учитель рассмеялся, ему определенно нравился этот добродушный старик, великолепно владевший своим ремеслом и так как спешить особенно было некуда, согласился. «Ну давай, наливай!» За чаем учитель узнал, что Муртузу скоро семьдесят, и, хотя он получает небольшую пенсию, но вынужден работать, чтобы помогать детям и внукам, да и работа ему здесь нравится, говорил он, коллектив хороший, дружный. Они пожали друг другу руки и разошлись. Когда учитель добрался до дома, уже стемнело, во дворе стояла небольшая группа людей, мужчин и женщин, обступивших ту самую женщину, которая предлагала ему снять у нее жилье. Она громко плакала, время от времени воздевая руки к небу, крича: «За что мне такое? Ни мужа, ни невестки нормальной, сын пьяница и тут такое горе!» Подойдя ближе, учитель от соседей узнал, что сегодня ее внук перебегал дорогу и был сбит автомашиной, приехавшая милиция определила, что виноват мальчик, так как переходил в неположенном месте, а водитель не нарушал скоростной режим. Тем не менее, водитель, оказывается, передал ей какую-то сумму денег от себя, но на лечение ребенка денег не хватало, ее непутевый сын, в сторону которого старушка бросала гневные взгляды, понуро стоял поодаль и даже отсюда было видно по его состоянию, что тот не трезв. Заметив учителя, соседка подошла к нему, схватила за руку повыше локтя и, протяжно заголосив, снова начала жаловаться на судьбу и просить учителя помочь хотя бы чем он может. Терпеливо выслушав все эти стенания и освободив свою руку, он отошел от нее и, пообещав зайти завтра, пошел к себе. Поднявшись в свою комнату, он достал из-под матраца носовой платок с завернутыми в него оставшимися от майора деньгами, положил их на стол, чтобы не забыть, и заснул. Утром он встал рано, спустившись вниз в столовую, обнаружил хлопотавшую тётушку Марьям и поздоровавшись с ней, перекусив на скорую руку вышел во двор. Проходя мимо дверей голосившей вчера соседки, он остановился и постучал.
– Кто там? – Раздался мужской голос.
– Это я, сосед ваш, – ответил учитель, – откройте, пожалуйста.
– Чего надо?
– Мать дома?
– Нет, а что?
– Передать ей надо денег.
Дверь мгновенно открылась, и на пороге возникла полупьяная физиономия соседа.
– А что за деньги?
– Ну она просила на лечение, для мальчика, это ведь ваш мальчик?
– Да, мой. А сколько там?
– Не знаю, посмотрите сами.
– А это в долг? – Испуганно спросил мужчина, увидев зеленые бумажки с портретами Бенджамина Франклина.
– Нет. Какой еще в долг? В помощь мальчику. На лечение.
– Спасибо большое! Дай вам Аллах удачи! С этого дня можете считать меня своим братом! Я за вас куда угодно пойду, хоть в огонь, хоть в воду, – завелся сосед и, наверное, продолжил бы еще, но учитель, пожав протянутую руку, попрощался и пошел в сторону автобусной остановки.
