– Его перевели в другую камеру, одиночку, – сказал он, – еще вопросы есть?
– Есть, – ответил ему учитель, – меня интересует, что с ним будет?
– А что с ним будет? – переспросил доктор. – А кто его знает? Это как майор решит.
– А вы?
– А что я? – неожиданно вырвалось у доктора. – Я тоже бывший заключенный. Правда, не этой тюрьмы, а настоящей, и мое мнение здесь мало что значит.
– А что с тем парнем?
– Похоже на какое-то серьезное психическое отклонение, – пояснил доктор, – патологический аффект, нарушение связи между мышлением и речью.
– И надолго это?
– Неизвестно. Может, навсегда, а может, нет. Науке это неизвестно. Вам бы о себе позаботиться, а вы тут, пользуясь моей добротой, дискуссию развели. Жалобы есть у кого?
– Мне бы повязки сменить, – сказал боевик.
– А мне от боли чего-нибудь, если можно.
– Ладно, – сказал доктор, – лежите смирно, сейчас займусь вами, – и, подойдя к раковине, остервенело стал мыть руки, бормоча под нос какие-то ругательства.
* * *
Директор школы собирался в дорогу, он выждал целых два дня и, не получив вразумительного ответа по поводу судьбы своего учителя, решился пойти, как ему казалось, на крайний шаг. Записаться на прием к высокопоставленному чиновнику из правоохранительных структур, изложить все и передать письменное обращение, подписанное педагогическим составом школы и общественностью села. Правда, в нем не хватало одной подписи, а именно подписи имама мечети, и он по дороге решил зайти к имаму и, заполучив его подпись под обращением, тронуться в путь. Подойдя к дому и обнаружив открытую калитку, он прошел во двор и уже думал набрать ему по мобильному телефону, когда входная дверь открылась, и имам, поприветствовав его, пригласил войти.
– Ты знаешь, зачем я пришел? – спросил директор.
– Конечно знаю, все село об этом говорит, ты, наверное, с тем письмом в поддержку учителя?
– Да. С ним самым. Подпишешь?
– Нет.
– А почему?
– Мне он никогда не нравился, этот учитель, заумный какой-то и вечно бегал, заступался за кого не следует, поверь мне, он лишний в нашем селении и ничего хорошего ни нам, ни тебе, ни школе не принес бы. Мне всегда казалось, что он скрытый атеист и когда-нибудь таковым себя и объявил бы.
– Вот как ты заговорил. Ну а ты? Разве ты сразу стал истовым верующим? Не обижайся, а разве ты забыл, что в свое время отсидел три года за кражу колхозного скота? Потом работал в магазине и в числе прочего торговал спиртным, и тебе было лет тогда намного больше, чем нашему учителю биологии! И что-то я не видел, чтобы ты терзался совестью по этому поводу.
– Ну ты вспомнил! Когда это было? Тридцать лет назад?
– Какая разница, сколько лет назад? Ты сейчас с пеной у рта ежедневно убеждаешь людей быть смиренными и чтить Коран, читаешь проповеди о доброте и приводишь примеры из жизни сподвижников Пророка, хотя сам был в молодости не пойми кем. И ты теперь требуешь, чтобы человек от рождения был таким, к чему сам ты пришел через пятьдесят лет своей беспутной жизни.
Имам нахмурился, возразить ему было нечего, выгнать директора школы он тоже не мог: пользуясь своим непререкаемым авторитетом среди сельчан, директор школы мог одним словом подорвать доверие прихожан, которые и так временами посмеивались над его прошлыми «заслугами».
– Ладно, – примирительно сказал имам, – давай сюда обращение, я подпишу и поставлю печать, и помни, делаю я это только ради тебя и только потому, что ты мой старший двоюродный брат.
– Одолжение мне делаешь?
– Да, делаю, а ты не понимаешь за кого заступаешься, хотя бы сам вспомни, как он тебя обидел на прошлых выборах в народное собрание?
Директор вспомнил, в чем упрекал его имам: действительно, год назад, когда проходили выборы в депутаты народного собрания, они все собрались в школе, так как традиционно школа была местом голосования – избирательным участком, а директор вот уже сорок лет подряд был его председателем. В этот раз он, не подумав, включил в состав избирательной комиссии несколько новых членов, среди которых был и учитель биологии. Подошедший после обеденной молитвы имам, представлявший общественный совет наблюдателей, предложил закруглиться и начать составлять протоколы комиссии. Ни у кого это предложение возражения не вызвало, разве что кроме учителя биологии.
– Какой смысл, – обратился имам к членам комиссии, – сидеть здесь до восьми вечера? А потом еще с бюллетенями возиться. Давайте подведем итоги, а председатель комиссии, – сказал он, посмотрев на директора, – вечером доложит результаты.
И, обращаясь к биологу спросил:
– А ты, Мазгар, почему против?
– Ну а вдруг кто-то придет и обнаружит, что избирательный участок закрыт?
– Наивный ты, – ответил имам, – вот с утра сколько избирателей пришло?
– Восемь.
– Правильно, восемь, и давай я тебе их назову, хотя меня здесь и не было: трое ветеранов войны и труда, участковый с женой, глава сельской администрации с женой и бухгалтер. Верно?
– Да.
– А где же остальные тысяча четыреста с лишним избирателей, моль съела? То-то!
И продолжил:
– Остальные не придут, надо только проголосовать тем, кто тут есть, и разойтись по своим делам. А ты предлагаешь ждать не пойми кого.
– Да, – ответил учитель, – надо ждать, иначе получается, что пришло менее одного процента избирателей и, если внять вашему совету, нам надо признать выборы несостоявшимися и разойтись.
– Во человек! – удивился имам. – Кто же нам даст признать их несостоявшимися? Тут целая политика, – и, обратившись к директору школы, попросил: – объясни своему учителю, что тут и как.
Директор сидел, опустив голову, хотя ему не первый и даже не второй раз, а всякий раз, когда начиналась предвыборная компания, в голову приходила крамольная мысль, что всю сознательную жизнь он с коллегами занимался фальсификацией выборов, и это настолько укоренилось в них, что они перестали придавать этому значение, словно так это и должно происходить.
– Понимаешь, – сказал он тогда учителю, пытаясь оправдаться, – мы всякий раз собираемся здесь на выборы, и всегда практически одно и тоже, единственная разница, что ветеранов раньше было больше, вот и все.
– А как же протоколы? – не унимался учитель.
– Не будь таким наивным, нам заранее спускают победителя на нашем участке, а мы потом добрасываем бюллетени и подводим итог.
– А разве это правильно?
– Ну это взаимовыгодно, нам обещали починить дорогу, провести воду в село и даже газ, и если даже одно из этих обещаний будет выполнено, это уже хорошо, – подытожил директор.
– А как же демократия?
