— Вот и славно. Значит, грибы я беру себе.
— Если они беспокоятся, можно позвонить, — прервал я пикировку новых попутчиков. — У вас есть телефон?
— Хм… — Григорий посмотрел на меня, потом повернулся к Панкрату, будто собираясь что-то спросить у того. Но толстячок воскликнул:
— Даже и не спрашивай!
— Нет, позвонить мы не можем, — Григорий сел ровно. — Наверное, это было бы любопытно. Лес, бездорожье и телефонная будка. И звонок, — он хмыкнул, покопался в кармане, но вместо ожидаемого мною мобильника достал пачку сигарет.
— И мне, — толстячок подался вперед, протянул руку. Григорий вложил в страждующую пятерню сигарету.
— Будете дымить, Дмитрий?
Спрашивать меня можно ли курить Григорию в голову не пришло. Будь здесь Зойка, она бы немедленно вспыхнула от подобной бесцеремонности и прочла большую лекцию о вреде пассивного курения и о том, как капля никотина убивает не только ни в чем не повинную лошадь, но и начисто отбивает у курящего заботу о ближнем и чувство такта.
— Нет, не курю, — сказал я, но попутчики намека не поняли и с видимым наслаждением закурили, приоткрыв окна.
— Вот так, дышишь, дышишь лесной свежестью и до того надышишься, голова болеть начинает, — сказал Григорий.
— Ничего, завтра пройдет, — хихикнул Панкрат. — Вы все сроки нарушили, Зевс рвет и мечет. Молнии. И в каждой молнии — крик души: доколе?
— Дотоле, — Григорий положил пачку сигарет на приборную панель. — На то он и Зевс — рвать и метать. Но пока аппаратура не даст гарантированно заданную точность, акт не подпишу.
— Подпишешь, — сказал Панкрат. — Шеф заставит. А потом будете еще полгода по башне Цандера вверх и вниз кататься, отлаживать калибровку.
У меня возникло странное ощущение. Я не понимал о чем они говорили, хотя можно предположить речь шла о какой-то исследовательской лаборатории, близкой сдаче важного проекта и связанными с этими треволнениями. Обычное дело. Но нечто в их разговоре царапало, беспокоило, раздражало.
— Вы простите нас, мы о своем, — вдруг сказал Панкрат, словно почувствовав мое состояние. — Но тут такое дело, понимаете?
— Понимаю, — согласился я. — Наука. Такое дело.
— А вы, простите, по какой части? — поинтересовался Григорий.
— По банковской, — сказал я. — Считаю деньги и, по большей части, не свои.
— В сберкассе, значит, работаете, — протянул Панкрат, как мне показалось с искренним сочувствием. — Счеты, железный «Феликс», нарукавники.
Странные у него представления о современных банковских служащих, мелькнуло у меня. Но возражать не стал. Дух офисного прозябания передан безукоризненно. Однако Григорий тоже что-то почувствовал.
— Все работы хороши, — сказал он. — Выбирай на вкус. У нас ведь не медом все намазано. Порой в такую глушь сошлют, хоть волком вой. Позавидуешь даже работникам сберегательной кассы… — тут он сообразил, что вновь невольно поддел меня. — Простите, право. Я не хотел.
— А кем вы мечтали стать в детстве? — опять встрял Панкрат. Моя профессия не давала ему покоя. Похоже, он искренне не понимал, как подобным можно заниматься. — Не в банке же работать?
— Нет, не в банке, — усмехнулся я. Но отвечать не торопился. Задумался. А кем, действительно?
Астрономом? Да, было дело. Книжки читал про космос. Фантастику глотал. В бинокль на Луну и звезды смотрел. Но все как-то несерьезно, все равно. Страсти не было, что ли? Странно устроена жизнь — мечтаем об одном, а делаем совершенно другое. Кто в детстве мечтал стать уборщицей? Или золотарем?
Словно угадав мои мысли, Григорий покачал головой:
— Ну, Панкрат, не максимизируй. Мало ли кто кем мечтал стать? На то они и мечты, чтобы не исполняться.
— Не суди по себе, — обиделся толстячок. — Вот я, например. Кем хотел, тем и стал.
— Инженером лифтов? — хмыкнул Григорий. — Однако…
— Космонавтом, — буркнул Панкрат.
— Вы — космонавт? — Я недоверчиво посмотрел в зеркало заднего вида. Панкрат поморщился.
— Не слушайте вы его, — сказал Григорий. — Лифтовое хозяйство — это еще не космонавтики. Как и собаководство.
— При чем тут собаководство? — не понял Панкрат.
— Ну, Белка со Стрелкой в космос летали?
— Летали.
— Вот, — веско сказал Григорий и постучал по пачке сигарет. Только теперь я обратил внимание на изображенную на ней собачью голову. Сигареты «Друг». Красная картонная коробочка, а не бумажная пачка в целлофане.
— Так что, по-твоему моряком может считаться только тот, кто пересек Атлантику под парусом, а кто переплыл ее на теплоходе вовсе и не моряк?
— Неточная аналогия, — возразил Григорий. — Не переплыл на теплоходе, а пересек на самолете. Ту сто сорок четыре.
Панкрат помолчал. Видно было — крыть ему нечем.
— А вообще, Дима, не переживайте, — неожиданно сказал Григорий. — Если работа нравится, так тому и быть. Надо ведь кому-то и в сберкассе пребывать… — последнее слово он сказал так невнятно, что мне послышалось «прозябать». Все же эти странные ребята меня искренне жалели.
Вот и Зойка об этом пилила. В том смысле, не надо, мол, прозябать, а надо себя показать. Проявить в полный рост. Добиться повышения. Перевода в головной офис. А там… что там она не говорила, только глаза закатывала. А мне в голову немедленно проникала крамольная мысль — как хорошо, что мы не женаты. Одно дело — товарищеский совет, и совсем другое — совет супруги. Я ей даже боюсь про свой прокол говорить, когда столь досадно ошибся в расчете приехавшего из тайги парня. Он на всю бригаду деньги получал, а тут — конец дня, и не просто дня, конец рабочей недели, завтра воскресенье, все расслаблены и предвкушают. По-хорошему следовало его завернуть, приходите завтра, мол. Точнее — послезавтра. Но незадолго до его появления в офисе у меня состоялся разговор с начальником, в котором тот намекнул — на меня имеются серьезные виды, вот я и размяк душой и сердцем. А заодно и разумом. Обсчитался и выдал лишнего. Хорошо, парень честный попался — пришлось слать в тайгу телеграмму с просьбой вернуть часть нажитого непосильным трудом дровосеков. Иначе пришлось самому туда тащиться. В глушь. В тайгу. Но после этого случая намеки со стороны начальства пресеклись. Наверное, передумали. Пока.
А что случилось, если бы действительно пришлось тащиться в тайгу?
— Здесь, — сказал Григорий, но, задумавшись, я проехал еще и только затем остановился на обочине.
— Извините, — сказал я, осматриваясь. — Не замечал раньше здесь развилку. И указателей нет…
— Ничего страшного, — весело запыхтел Панкрат, — вы нас здорово выручили! И… э-э-э… рубль совать вам как-то неудобно…
— Вы это прекратите, — сказал я как можно строже, — я не из-за денег.
