Я растер затекшие запястья. Наклонился, приподнял Ясена, вытер ему лицо краем одежды убитого пирата. Она была жесткая, должно быть царапала кожу, причиняла боль. Ясен сидел, не открывая глаз. Я опустился перед ним на колени и шепнул:
— Перелезь через ограду и беги к шатру на вершине. Хватай ларец с Книгой и скорей на берег — туда, где мы садились на парусник. Помнишь то место?
Он молчал, по-прежнему не открывая глаз. А я все так же шепотом твердил ему на ухо:
— Книга… Книга…
Он встал, пошатнулся, но пошел. Я так и не увидел его глаз. Кинулся к башне за своей рогатиной. Богомилы толпились перед окованной железом дверью, молотили в нее кулаками. Засевшие в башне пираты отвечали бранью. Я слышал, как при каждом моем шаге звякают звенья разорванной цепи — будто на ногах у меня, как прежде, были рыцарские шпоры.
На верхней площадке башни вспыхнул костер — пираты призывали на помощь своих с галеры. Я вскарабкался по полуразрушенной стене башни, костер слепил глаза двум сидевшим возле него пиратам. Я беспрепятственно ступил на площадку и, наконец-то, мог убивать.
Отыскал сваленное в углу скудное наше имущество и оружие куманов. Бросил саблю и поднял с земли свою рогатину. Ощутил в руке благословенную ее тяжесть, и лишь тогда открыл запертую на засов дверь.
Куманы похватали свои мечи и устремились к стенам крепости. Наша темница стала нашей твердынею. Надо было ее защищать. Я снова поднялся на башню и убедился, что Влад уже привел туда Ладу.
Взошла луна. К нашей крепости бежало несколько десятков пиратов. Они тащили с собой доски, веревки, крюки. Несколько человек упали, сраженные стрелами куманов. Остальные принялись карабкаться по стене, как на борт неприятельского судна. Богомилы голыми руками стаскивали их вниз, куманы рубили саблями.
Влад поднял брошенный кем-то колчан со стрелами, и сунул острия их в гаснущий костер — словно желая разжечь его. Стрелы загорелись. Тогда Влад схватил лук и принялся пускать стрелы вверх, к звездам. И вдруг новая звезда взвилась в небо и упала на палубу темневшей у берега пиратской галеры. Влад сделал это так лихо, будто стрелял из лука с самой колыбели. Стрела за стрелой впивались в пиратское судно. И, только что темное и недвижное, оно вдруг запылало и взревело, как издыхающий огромный зверь. Вопили закованные невольники. Весла в ужасной панике задвигались вразнобой, вспенили волны — казалось, многоногое чудище пытается разорвать путы, держащие его у берега, и обратиться в бегство. С борта попа́дали огни — горящие люди гасили себя в воде.
Кое-кому из нападавших все же удалось проникнуть в крепость. Доминиканец бежал к башне, пришлось снова запереть изнутри дверь на засов. Взобравшийся на стену пират увидел, что их галера горит. Раздались яростные вопли, и поток пиратов выплеснулся из крепости в море. На судне горело награбленное ими и политое кровью добро.
Ясена нигде не было видно. Легкий и бесплотный в лунном свете шатер на холме светился изнутри.
Доминиканец уже поднимался по лестнице. Я сказал Владу и Ладе:
— Уходите. Держитесь подальше от берега. Владе, сумеешь ты найти залив, где стоял норманн?
Он кивнул. Я продолжал:
— Я пойду вдоль берега. Вроде как к Солуни, а сам незаметно поверну назад. Там нас будет ждать Ясен. Книга уже у него. Идите!
И стал спускаться по лестнице навстречу Доминиканцу.
5
Мы — я, Ясен, Лада и Влад — бежали каждый в свою сторону, чтобы Доминиканец не знал, за кем из нас пуститься в погоню. Едва предводитель пиратов испустил дух, как мы с Доминиканцем вновь стали смертельными врагами. После схватки с пиратами в живых остались только несколько куманов.
Втроем сошлись мы на морском берегу — я, Лада и Влад. Ясена не было. Мы опустились на колени перед небольшим костерком, светившимся, как звезда, в центре нашего неплотного круга. Раздавленные холодные мидии впивались в колени. Я не решался поднять голову, чтоб не увидеть отчаянную тревогу в глазах Влада и Лады. Взошла полная луна, песок заблестел холодным, перламутровым блеском. Я оглянулся вокруг — пустынный светлый песок, темное недвижное море, пересеченное лунной дорожкой и серебряное кружево пены у кромки берега.
Внезапно Влад вскрикнул — глаза его были прикованы к морю, рот в изумлении открыт, лицо мертвенно бледно, будто он видит призрак. Я проследил за его взглядом.
По воде шел Ясен. Шел к нам по лунной дорожке, прижимая к груди заветный ларец. При каждом шаге под ногами у него вспыхивали искры.
Я встряхнул головой. Нет, я не повредился рассудком, море там, хоть и далеко от берега, оказалось не больше пяди глубиной!..
Ясен ступил на берег и подошел к нам. Мокрые ступни его гасили блеск перламутрового песка. Он тоже опустился на колени перед костром и, поцеловав ларец, поставил его подле меня.
Я смотрел на лицо его. Да, он все еще был Адамом, осененным Духом Господним. Но таким лицо Адама должно было бы стать после грехопадения, когда Бог изгнал его из рая. Он, богомил, готовившийся стать Совершенным, убил человека, коему присягнул, кто оставил руки его свободными. И эти руки совершили убийство. Ясен прятал их теперь под промокшей своей одеждой.
Влад сказал:
— Надо бежать.
Тогда я открыл им свою тайну — как спрятал Книгу в рогатине, а ларец служит лишь приманкой…
Влад сказал:
— И ты обрек нас на медленную смерть…
Я сказал на это:
— Иначе было нельзя.
И Ясен сказал:
— Да, иначе было нельзя. Когда Доминиканец заполучит ларец, он оставит вас в покое.
Он сказал «вас», а не «нас». И у меня сжалось сердце. А он продолжал:
— Нам надо разойтись. Я понесу ларец один, чтобы ввести Доминиканца в заблуждение. Он знает, что ларец у меня. А Священная книга отправится с вами своей дорогой.
Я тотчас понял его. Но Лада и Влад не понимали. С тревогой и любовью вглядывались они в его лицо. Казалось им, что Ясен бредит. И он терпеливо им объяснил:
— Нельзя Священной книге оставаться рядом с ларцом. Доминиканец догадался, что Боян стал богомилам побратимом и убьет его, как и нас. Если оставить ларец с лже-Книгой так, чтобы Доминиканец легко нашел ее, он ни за что не поверит, бросится за нею вслед, будет сражаться за нее и торжествовать, когда завладеет ею.
Сердце у меня заболело так, что я согнулся от боли. Влад и Лада разом вскочили, внезапно прозрев: Ясен жертвует собой ради Книги.
Влад воскликнул:
— Нет!
Лада воскликнула:
— Нет!
А я молчал, все так же стоя на коленях, согнувшись пополам и превозмогая боль. Костер угасал. Лада с мольбой упала предо мной на колени:
— Ты можешь спасти его. Ты сильный.
От чего спасти? От раскаянья, от крушенья, от воспоминаний? Уж не был ли я Богом в ее глазах?