— Я несу Тайную книгу Иоанна. Мне дал ее Старец.
Она застонала, и в этом стоне прозвучала такая боль, будто она прощалась с жизнью. Повернулась ко мне, оперлась на локоть, темное лицо ее оказалось надо мной, а слезы капали мне на лоб и обжигали, как воск от свечи слепого старика в ту ночь, когда он доверил мне рогатину.
Старуха спросила:
— Где она?
Я ответил:
— В плену. Наверху, в пиратском шатре.
Она спросила:
— Чего ты хочешь?
Я сказал:
— Мы можем убить своих палачей. Если твои люди помогут мне.
Она снова легла и устремила взгляд к звездам. Я не видел ее глаз. Тонкая нить серебряного света очерчивала лицо ее — лицо мумии, редкие седые волосы, беззубый рот. Я сказал ей:
— Заставь своих людей биться. За Книгу.
Она молчала. Я продолжал:
— Ты можешь. Работорговцы берегли тебя, потому что ты — никому не нужная старуха — главная над рабами. Ты можешь.
Она молчала. Я сказал:
— Ты служила палачам своим. Если б не ты, многие из вас стали бы защищаться, а другие спаслись бы бегством.
Тогда она заговорила:
— Я служила нашему Учению.
Я сказал:
— Помогала палачам сторожить своих рабов.
Она сказала:
— Известно ли тебе, что и на самых уединенных островах в море растут и расцветают деревья? Думал ли ты о том, кто занес их туда? Ты скажешь — волны и ветер. Нет, птицы. Они склевывают семена и думают, что съели их. Затем прилетают на пустынный остров, и семена выходят из них. А на острове том вырастает дерево.
Я изумился. Невольно воскликнул:
— Господи!
Она продолжала, глядя на звезды:
— Легко ли сказать людям, коим ты неустанно твердил «Не противься злу», легко ли сказать им «Убивай!»
Я сказал ей:
— Без слова учителя Иоанна не было бы и учения его.
Она молчала. Я повернулся к ней лицом. И тоже устремил взгляд к звездам. Они бледнели — всходила луна. Старуха сказала:
— Жду от тебя знака. Пришли Ладу.
Я вернулся ползком, точно гусеница. Думал о том, что сейчас разобью скорлупу своего кокона, и дух мой воспарит, словно бабочка. Анри и Боян будут биться, как один человек — ведь оба бойцы и оба желают спасти Книгу. А Лада? Да, альбигоец хотел бы спасти богомилку, но видит ли он в Ладе женщину? Ничего я не знал о Бояне, оставалось лишь гадать…
Лада тоже не спала и тоже смотрела на тускнеющие звезды. Я лег подле нее, она повернула ко мне лицо. Ее дыхание обожгло меня. Я сказал ей:
— Этой ночью мы нападем на стражей. Когда скажу, известишь о том старуху.
Она оперлась на локоть. Спросила меня:
— Наши братья станут биться?
Я сказал ей:
— Во имя Книги.
Потом я разбудил Доминиканца. Велел ему известить куманов. Он не произнес ни слова, только кивнул. Распростерся ничком и зашептал слова молитвы.
Тут дощатая дверь скрипнула, вспыхнули факелы, и в загон ввалилась, шатаясь и вопя, толпа новых пленников. Они были привязаны за шеи, по несколько человек к одной жерди. Многие попадали на колени и стали задыхаться. Оказалось, пираты захватили и разграбили какую-то прибрежную деревню и пригнали оттуда новых пленных. Число наших стражей увеличилось, и биться с ними мы уже не могли.
4
Тем не менее, судьба пожелала, чтобы разговор мой со старухой не был напрасен. На следующую ночь дверь в наш загон отворилась снова.
Вошел пиратский главарь. Позади него — двое головорезов с факелами в левой руке и саблями наголо в правой. А за ними — Ясен, прижимая к груди лютню Пэйра. Он шел, будто во сне. Мы еще не улеглись, сидели вчетвером — я, Лада и Влад по левую руку от меня, Доминиканец одесную.
Главарь остановился возле нас. Он был в праздничных одеждах и белой чалме, украшенной золотым пером жар-птицы со сверкающими самоцветами. Одежды его также переливались блеском золота и шелка, на поясе висел нож, вынутый из ножен — он тоже сверкал. В рыжей, крашеной хной бороде поблескивали вплетенные в нее рубины, глаза светились, лицо было возбужденным и радостным. На лбу искрился третий, яхонтовый глаз.
Я понял: он пришел за Ладой.
Эта минута не была для меня неожиданностью. Я убеждал себя, что не наступит она, и не находил ответа на вопрос, как я поступлю, если все же наступит. Раньше, сплевывая через плечо и твердя «Нет, нет!», думал я, что рыцарь Анри способен совершить какой-нибудь опрометчивый поступок, но еретик Боян остановит его одним словом «Книга!»
Пират встал на колени и протянул к Ладе руки. В раскрытых ладонях его кипели-переливались жемчуга. Он торжественно произнес:
— Идем!
Лада поднялась, пират остался стоять на коленях. Губы Лады не дрогнули, но глаза запылали безумием. Влад встал рядом с нею, она, не глядя на него, левой рукой уперлась в его грудь. Он застыл. Я сидел, не шевелясь. Никто из нас не произнес ни слова.
Нарушил молчание Ясен. Он сказал:
— Она… Книга…
Лишь позже, в Мертвом городе людей-волков, понял я, что хотел сказать Ясен. А тогда подумал, что он останавливает нас, убеждает не противиться, думать о Тайной книге.
Ясен переломил лютню о колено, она затрещала, всхлипнула и упала на землю. Струны дрожали, постепенно затихая, как плач младенца, оторванного от материнской груди.
Предводитель пиратов вскочил и повернулся к Ясену, а тот молниеносно выхватил у него из-за пояса кинжал и вонзил в рыжую его бороду. Ясен нанес удар так, как нанес бы я — на груди, под одеждой, могла быть кольчуга, а под бородой билось незащищенное горло.
Пират потянулся руками к кинжалу, изо рта его хлынула кровь. Густая струя брызнула в лицо Ясену, и он упал на колени.
Двое пиратов отшвырнули факелы и бросились к нему. Они даже не взмахнули саблями — хотели, наверное, руками разорвать его на куски. Я вскочил на скованные цепью ноги, а сцепленные у запястий руки накинул на шею того пирата, что стоял ближе ко мне. Один поворот цепи — и он рухнул наземь. Я обернулся. Кулаки скованных рук Влада обрушились на темя второго пирата — я услышал, как череп его треснул, точно сухая тыква.
Оба факела горели на земле. Я схватил пиратскую саблю и факел. Влад перекинул скованные руки через верх вкопанного в землю столба, уперся в столб ногой и разорвал свою цепь. И тоже подхватил с земли факел.
К нам бежали уже с десяток пиратов. Но не добежали. Из тени, отбрасываемой башней, выскочила толпа богомилов, у них не было факелов, в полутьме белели только лица и руки. Богомилы набросились на пиратов, те отступили к башне, рубили и кололи саблями и падали под натиском толпы. К Доминиканцу подбежали куманы. Засверкали мечи, от цепей сыпались искры.
