Хан поднажал, чувствуя себя загнанным, отчаявшимся спастись животным. Осмелившись бросить короткий взгляд через плечо, он увидел силуэт преследователя. И еще один парализующий луч.
Соло увеличил скорость... лишь для того, чтобы пробороздить каблуками по крыше и остановиться, балансируя на краю обрыва.
Замахав руками, точно ветряная мельница, Хан откинулся назад, на спину. Он мельком увидел ярко освещенную площадь десятью этажами ниже и ресторан, в котором только что пообедал. Сквозь мерцание защитного поля можно было разглядеть изящные скульптуры, экзотические цветы и клумбы...
Обед случился, наверное, целую жизнь тому назад. Хан свернул направо и побежал — ноги скользнули по инею дальше, увернувшись от очередного выстрела. Он хватал широко раскрытым ртом морозный воздух, в груди пекло.
Кореллианин обогнул еще один шпиль, зацепив его штаниной, и нырнул, хромая, в густую тень.
А та неожиданно расступилась под ногами, превратившись в воздушную шахту.
Хан слишком разогнался, чтобы так сразу остановиться. Заорав от ужаса, кореллианин оттолкнулся изо всех сил...
...и ухитрился перелететь через дыру. Он приземлился на другой стороне, упал, перекатился, хватая ртом воздух, попытался встать хотя бы на четвереньки. Руки и ноги разъехались на обледеневшем пермакрите, как раз когда парализующий заряд ударил справа от него.
Весь правый бок мгновенно онемел. Кореллианин с сиплым стоном ударился о пермакрит. Обмякнув, он стал ждать (другого все рано не оставалось) и надеяться, что ощущения восстановятся вовремя. Все зависит от силы заряда, может пройти минуты две... а могут все десять.
Дыхание давалось с трудом, но, не обращая внимания на боль, он втягивал в себя большими порциями воздух. Ему нужно было восстановить дыхание на тот случай, если онемение пройдет. Слева от него раздались шаги; Шрайк обходил по краю отверстие воздуховода. Хан лежал неподвижно, только белая струйка замерзающего дыхания выдавала, что он еще жми. Шаги смолкли, раздались вновь. Сквозь опущенные ресницы Хан смутно видел фигуру капитана. Затем его больно пнули по ноге. Соло всхлипнул от боли.
— Подонок! — Шрайк сплюнул. — Да за то, что ты сделал, я бы сбросил тебя вниз, дай мне лишь два кредита, мразь! Жаль, стоишь дороже.
Хан лежал и радовался ноющей от удара ноге. Хорошо, значит, паралич начинает проходить. Но сообщать этот радостный факт противнику он не собирался, потому тряпичной куклой проехался по крыше, скользя и ударяясь о неровности пермакрита, пока Шрайк, ухватив кореллианина за шиворот, волок добычу к ближайшему турболифту.
Капитан без передыху сыпал проклятиями и заметно хромал, к величайшему наслаждению Хана. Кореллианин расслабился еще больше, чтобы Шрайку было труднее нести его, хотя прочувствовал спиной каждый выступ. Правую руку покалывало, и это тоже было хорошо. У турболифта Шрайк выпустил Соло. Трудно было не напрячься, падая на холодную крышу, но Хан ухитрился вполне правдоподобно свалиться, не слишком ощутимо ударившись затылком. В поле зрения замаячила физиономия капитана: глаза блестят, на распухшей челюсти наливается чернотой кровоподтек.
— А теперь мы спустимся на этом вот лифте, и ты будешь паинькой, мой маленький врельт. Мы с тобой будем настоящими обаяшками, ты и я. Я скажу, что ты слишком много выпил.
Хан слышал, как приближается кабина. Он напряг мускулы, и они отозвались, хотя и без энтузиазма. Времени не хватило...
Скажи мне, Хан, ты поступил в академию? — поинтересовался Шрайк, как будто ждал ответа. — Это поэтому ты гак набрался сегодня, а?
Капитан рассмеялся.
— Импам, наверное, тяжело приходится, раз принимают на флот неудачников. — Шрайк плюнул Хану в лицо.
Тот вовремя спохватился и не отреагировал. Турболифт был совсем близко. Когда дверь кабины откроется, Шрайк отвлечется на несколько секунд, вот тогда Хан и сделает свой ход.
Кореллианин незаметно сжал правую руку в кулак, пальцы отозвались на мысленный приказ. Шрайк продолжал разглагольствовать:
— Ох уж эти имперцы!.. Стрелять не умеют, летать не умеют, драться и то не умеют. И плевка на них жалко. Удивительно, как старик Палпатин из кровати встает по утрам! Недоумки...
Двери турболифта открылись. Шрайк заглянул в кабину, и в эту же секунду Хан оторвал себя от пермакрита. Неожиданность сработала, ему удалось выбить у капитана бластер, но потом удача от него отвернулась. Крепкие, как дюрасталь, руки стиснули горло. Но Хан сдаваться не собирался; одна хорошая подножка — и Шрайк опрокинулся на спину. Вот только пальцев, к сожалению, не разжал, волей-неволей пришлось лететь следом.
Соло от души впечатал кулак Шрайку под дых и услышал, как противник хрюкнул от боли. Хватка на горле ослабла — на миг. Второй рукой капитан попытался лишить Хана глаза. Причем выбрал почему-то правый. Большой палец скользнул по слюне самого же Шрайка, Хан улучил момент и по-звериному вцепился в руку бывшего хозяина. Зубы вонзились в мякоть ладони, Шрайк заорал. Хан ощутил во рту вкус чужой крови и, не дожидаясь, когда противник опомнится, угостил его коленом под дых. Выбитый из легких воздух на морозе превратился в иней.
Юный кореллианин оттолкнул врага, Шрайк, разжав пальцы, опять растянулся на крыше. Следом за ним Хан рухнул на четвереньки, шаря в потемках в поисках бластера. Капитан успел подняться на ноги и с вполне определенными намерениями шел вперед, когда пальцы молодого человека наткнулись на ребристую холодную рукоять. Привстав на колено, Хан выставил оружие перед собой, переведя его на полную мощность.
— Твоя очередь стоять смирно, Шрайк.
Кашель больно ободрал горло, но противника Соло из вида не выпустил. Капитан рассмеялся, темп сбавил, но не остановился. Сейчас между ними было метров шесть.
— Что ты, малыш? — ласково ворковал Шрайк. — Старый капитан чуть-чуть разыграл тебя, вот и все, не больше. И вовсе не собирался я отдавать тебя хаттам, да ни за что. А ты в курсе, что ты убил одного из них, малой? Хаттам такое не нравится, ох не нравится... Они всю Галактику перероют, но отыщут старину Драйго, знаешь?
— Стой, где стоишь, — буркнул в ответ Соло.
Он услышал, как дрожит голос, и перепугался. Он еще ни разу не совершал хладнокровного убийства. Хан понятия не имел, что делать дальше. И получится ли? Шрайк ухмыльнулся, будто читал мысли.
— Ну-ну, сам знаешь, что не станешь в меня стрелять. Не сумеешь. Я же тебе вместо отца...
Хан ответил столь тяжеловесным ругательством на хаттском, что Шрайк восхищенно приподнял бровь:
— Ух ты! А ведь, пока ты бегал без поводка, ты стал таким сквернословом, нехороший мальчик!
Он все еще не остановился, их разделяло метра четыре. Хан покрепче стиснул в потных ладонях рукоять бластера; дуло плясало как одержимое.
— Давай-ка спустимся пониже и все обсудим. — От вкрадчивого голоса капитана тянуло в сон. — Даю слово, я ничего тебе не сделаю.
