Как вы понимаете, если не брать бомб – горючего можно взять больше. Или отказаться от второго человека в кабине с тем же результатом тоже никто не помешает. Зачем нужен пассажир? Так понятно, что любой из высочайших или светлейших зрителей может пожелать прокатиться. Это – важный рекламный момент. А если всерьез – машина-то не только экспериментальная, но и учебная. У нас из команды человек десять вполне овладели пилотированием. Да, летали мы действительно много.
Глава 21
Язык мой – враг мой
Неудобно у меня с Сан Санычем получилось. И все из-за этого негодного Ники. Да и Игнат по молодости лет не смекнул, что к чему. В общем, повадился цесаревич кататься на самолете. Благо их на красносельской поляне было уже несколько. Ну а Игнат, сами понимаете, дневал там и ночевал. Привечали его авиаторы и летать дозволяли. Так вот и вышло, что обучил он наследника престола российского пилотированию и даже выпустил в самостоятельный полет.
Закончилось все очень печально – этот пацан (я не про Игната) не нашел ничего лучшего, как приземлиться в парке Гатчинского дворца на глазах у собственной матушки и сестриц. Да не просто так, а еще и позвал покататься.
Ох и попало ему от родителей! Дагмар-то Датская, которая Мария Федоровна, была в ужасе, из-за риска, которому чадо драгоценное себя подвергло. На что чадо это заявило: раз Игнату его батюшка летать дозволяет, то и ему должно быть можно. На что вспылил уже государь-император и доложил громко и нелицеприятно, что этот самый Игнат – человек взрослый и ответственный, что его еще в прошлом году брали в настоящий боевой поход и доверяли работу как рулевого, так и вахтенного начальника. Что он вообще, хоть и гимназист, но уже настоящий мужчина, на которого можно положиться.
Ну да это мелкая семейная ссора. Обычное дело. Так бы оно ничем и завершилось, но зараза императренок разгневался и сбежал из дому. Помчался доказывать всем, что и сам чего-то стоит. Вот тут-то и продемонстрировал этот дурошлеп всю свою ни к чему непригодность. Его совсем-то из виду не потеряли, и встречных подсылали, каких надо – ну нет неумех среди царских охранников. Так что вместо того, чтобы добраться до Балкан и включиться в борьбу за освобождение братьев-славян, эта бестолочь оказалась в Поволжье, где, покормившись пару дней при лейб-гвардии кирасирской бурлацкой артели, решила вернуться домой.
Какая нелегкая понесла Ники в Кострому, никто не понял. Его вернули родителям целого и невредимого. Естественно, матушка уговорила государя не наказывать бедного мальчика. Однако Сан Саныч говорил, что сын его после этого сделался несколько иным. Словно дикий зверек из него стал проглядывать.
Ну а больше ничего особенного не происходило. Александра Федоровича Можайского со всем его коллективом незамедлительно сослали в Оренбург, чтобы летал подальше от глаз наследника престола. Туда, кстати, ускоренными темпами тянут железную дорогу. Государь-император, вишь какое дело, учредил железнодорожные войска и теперь посылает их в сражения с разгильдяйством и бездорожьем, имея генеральное направление прямо на восток. Причем явно пытается взять противника в клещи, потому что от Посьета в направлении на запад тоже осуществляется встречное наступление прокладкой рельсов и шпал.
* * *
– Милостивые государи, я собрал вас, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие… – Его императорское величество выдержало паузу, давая всем присутствующим припомнить, откуда эти слова. – Могучая Франция стала чинить обиды маленькому гордому Аннамунаму, – а сам показывает на карте Вьетнам и продолжает: – Его император Донг Кхань, также известный как Нгуен Фук Ынг Ки, крайне озабочен действиями флота далекой европейской державы у своих берегов и опасается доставки в Ханой и Сайгон значительного количества войск, противостоять которым его армия может оказаться не в состоянии.
Также император дружественного нам Китая Гуан-сюй, и даже тетушка его несравненная Цы Си скорбят о том, что столь печальные события вблизи от их южных границ никак не позволяют им сосредоточиться на решении вопроса о предоставлении в аренду России земли для прокладки железной дороги от гавани Посьета до наших пределов. Все эти достойные люди дали нам понять, что дельфину-афалине Кеше привольно будет в теплых водах морей, омывающих Индокитай.
Сказать, что собравшиеся озадачены услышанным, было бы существенным преуменьшением относительно действительного положения дел. Хотя я ведь не представил присутствующих.
Капитан-лейтенанты Писаревский, Подъяпольский, Рожественский – командиры только что прошедших полный цикл испытаний подводных лодок Н3, Н4 и Н5.
Еще три капитан-лейтенанта – два из них братья Перелешины, в русско-турецкую служившие на «Весте», и Измаил Максимович Зацаренный. Эта тройка – капитаны судов Доброфлота – «Великого князя Константина», «Весты» и «Аргонавта». Вообще-то – кораблей обеспечения для подводных лодок, являющихся также подвижными базами торпедных катеров и носителями «Маленьких ныряльщиков». Они, как вы понимаете, в форме мирных моряков.
Кроме меня и моего сына-гимназиста, тут также незаменимый Сашка Клемин – он нынче учится в Питере на инженера-кораблестроителя, но его опять оторвали от занятий, как, впрочем, и Игната. Чего только ни бывает по государеву велению! Последний, кого не упомянул – жандарм в штатском Михаил Львович. Он как раз ничем не удивлен, а очень даже спокоен.
Так вот! До меня – дубины стоеросовой – очередной раз дошло, что давать советы императору – это означает нажить себе хлопот. Нет бы вспомнить, что дорога на Дальний Восток называлась КВЖД. Не помню, что означала вторая буква, но первая – Китайская. Догадайтесь с трех раз, по территории какого государства она проходила? Вот и вышло, что, присоветовав поплотнее обосноваться в Посьете и построить туда железнодорожную магистраль, я невольно поставил Сан Саныча перед вопросом о территориях южнее Амура, потому что севернее в мои времена долго и напряженно строили БАМ, с которым здорово мучились уже на моей памяти. То ли горы там, то ли мерзлота. Или болота мешали?
На твердых грунтах в той стороне – Маньчжурия, которая принадлежит Китаю. А уж насчет поторговаться китайцы мастера. Поэтому интересы этой страны стали настолько близки государю, что он посылает свою, считай, гвардию к черту на кулички, улаживать для нее возникшие не по нашей вине недоразумения.
Книжек про разные войны я читал много и, признаться, припомнить чего-либо подобного по неумной шапкозакидательской дерзости просто не могу. Складывается впечатление, что подводные лодки стали для государя воплощением детской мечты о волшебной палочке. Причем роль произносителя заклинаний в его сердце давно и прочно занял ваш покорный слуга. Недаром перед тем, как ввести меня в пассажирский салон «Весты», где происходит наша встреча, люди в штатском вытряхнули меня из одежды и упаковали в мундир не пойми кого, украшенный четырьмя Георгиевскими крестами. Насколько мне известно, шибче наградить просто невозможно, хотя, признаться, в нынешних Аннах на шею и Владимирах с мечами я не разбирался. Во всяком случае, в Первую мировую четыре креста – это полный кавалер и офицерское звание нижнему чину, то есть – дворянское достоинство.
