Тайна потаенного судна циркулирует в довольно узком кругу. Император, два его наследника, тот любезный жандарм да командующий флотом с парой офицеров штаба. Правда, еще свита государя… хотя, кто там что мог сообразить – бог весть.
Выглядываем, ориентируемся, ныряем. Этот час все еще не прошел – работаю я.
– А знаете, Петр Семенович! Попутное течение даже сильнее, чем я рассчитывал. Штормом-то сюда знатно воды подогнало.
– Пожалуй, Степан Осипович! Подвсплывем через десять минут и еще раз осмотримся.
– Как раз это я и хотел предложить.
Вот так и идем. Заметили ли нас с берега? Не уверен. Мало ли мусора плавает вокруг. Даже страшновато – не налетим ли на что. Хотя мы проходим ниже плавучего хлама, а поднимаемся к поверхности с почти нулевой скоростью относительно воды, так что последствия столкновения должны быть ничтожны.
Вот и вахта Макарова. За два часа мы прошли половину пути. Знатно нас тащит. Течение прижимается то к одному берегу, то к другому, что для крупного корабля может представлять серьезную опасность. Мы то и дело подправляем курс, стараясь держаться от берегов равноудаленно. Маленькая рубка с расстояния в три сотни метров вряд ли привлечет к себе случайный взгляд, хотя волнение здесь нынче выражено весьма слабо. Кстати, никакого движения – ни встречного, ни попутного – нет. Как нет и ни одного корабля у берегов. Эк их Макаров распугал первого-то мая.
Еще по разу сменились, а тут уж не зевай. Справа должен быть вход в бухту Золотой Рог. Уй-йа, ну и столпотворение. Кого тут только нет, кроме боевых кораблей, однако. Что творится внутри – просто не разглядеть, потому что все забито пароходами и парусниками. Их так много, что в оставшемся проходе более-менее крупному судну без помощи буксиров не пробраться. Это, выходит, пробка.
– Что делать, Петр Семенович?
– Была бы вода прозрачней, прошли бы под днищами да поискали в глубине бухты. Хотя турки не дураки, чтобы позволить перегородить дорогу на выход для своих боевых кораблей. Так что, скорее всего, нет здесь флота. Он может быть и в Мраморном море, и в Средиземном. Там мы его не сыщем. Давайте валить купца и сеять панику.
– Позвольте. Как можно топить мирное судно, не удалив с него экипаж?
– А как вы собираетесь это проделать, позвольте спросить?
– Так, как вы учили, Петр Семенович. Перекатами. Пусть дельфин-афалина Кеша порезвится у входа в самую главную гавань Турции. Кстати, жаль, что мы плавник не прихватили с собой. Надо было озаботиться, сделать его так, чтобы можно было поднимать эту снасть прямо из кабины.
* * *
Тут довольно много глаз вокруг. Еще не разгар дня, но многие уже проснулись, и кто-то, несомненно, приметил нечто торчащее из воды. Я дал ход и чуть погрузился. Развернулся под водой, набрал скорость и на десяток секунд выставил рубку наружу.
И так еще раз пять. А потом мы осмотрелись.
Красота! Беготня, сутолока, неразбериха. Вопли отлично доносятся до нас через мембраны, слышны и визгливые голоса, и грохот деревянных трапов, переброшенных с борта на борт. Наш «избранник» – тяжело осевший деревянный пароход – ничем не отличается от других. С его палубы на нас смотрят глаза десятка любопытствующих, не внявших гласу осторожности. Этот трудяга виноват только тем, что расположен с краю и к нему удобно подойти. Опять же государственная принадлежность его ни у кого не вызывает сомнений – флаг различается уверенно.
Мы подходим к нему носом, целясь в середину корпуса. Наконец, зрители не выдерживают и бросаются прочь. Может быть, у противоположного борта стоит шлюпка? Или трап перекинут к соседу? От нас не видно. Мы сближаемся почти до касания, плавно обнуляя скорость, а затем начинаем разгон назад. Вторая модель лодки пятится значительно охотней – над ней поработали настоящие моряки. А вот управляется все так же плохо. Ну да нам и не нужно петлять – прямо идем.
Для зрителей дельфин заложил мину и уходит. Вот расстояние приближается к нужным мне пятидесяти метрам.
– Степан Осипович! Извольте приготовиться к выстрелу!
– Уже готов, Петр Семенович.
– Пли!
Вода впереди знакомо вскипает, и торпеда уходит, оставляя мощный пузырящийся след. Отклоняется чуть вправо, но на такой дистанции мимо цели не пройдет. А мы тоже удаляемся от места взрыва, налегая на педали изо всех сил. Не так уж много успели спятиться – метров пятьдесят всего побежали, и тут перед нашими глазами возник могучий баобаб взрыва. В воздух столько всего взлетело, что я тут же нырнул кормой вперед. Не понял, в какой момент догнала нас взрывная волна – это все произошло одновременно. Но шлепки по воде от падающих предметов различались еще некоторое время. Мы тут же перестали налегать на педали и вскоре снова выглянули. Жертвы нашей на месте уже не было, а два соседних судна заметно кренились. Кажется, перепало и им.
Впервые мне удалось столь отчетливо наблюдать действие собственного детища. Страшноватенько, признаюсь.
– Так что, Петр Семенович, с победой.
– Взаимно, Степан Осипович, взаимно. Идемте, однако, искать встречное течение.
– Как прикажете.
Мы уже под водой. Выходим прямиком на середину пролива и последний раз, подвсплыв, оглядываемся по сторонам. В городе наблюдается какое-то оживление. Северный ветер отлично чувствуется – слышно его действие на мембраны передних звукоуловителей. Винты остановлены, и я осторожно настраиваю лодку на минимальную отрицательную плавучесть. Пассивно погружаемся, каковое действо чаще всего определяют словом «тонем».
Десять метров. Еще светло, хотя поверхность воды уже не выглядит как что-то определенное. Мутно.
Двадцать метров. Сумерки.
Тридцать метров. Густые сумерки.
Сорок метров. Глубина перестала возрастать. Вверху светлее, чем внизу, но ничего, кроме этого, различить мы не способны. Шторм все настолько перебаламутил, что говорить о какой-то прозрачности я бы не решился.
– Мы не движемся, Петр Семенович?
– Относительно воды – нет. Но сама вода несет нас на север в Черное море. Часа четыре никаких развлечений, кроме слежения за глубиномером, предложить вам не могу. Сам же я, с вашего позволения, вздремну.
– Как же вы будете проводить наполнение дыхательного мешка, если заснете?
– Я так много времени провел с ним, что управление клапаном стало у меня рефлексом. Готовился ведь и к многосуточным походам. Тренировался, сживался. Вот и пригодилось.
– А отчего мы перестали погружаться, позвольте спросить?
– Встречное течение имеет более высокую соленость, отчего вода в нем плотнее. Разница в абсолютном исчислении невелика, но наш корабль очень чувствителен к подобным изменениям, когда хорошо уравновешен.
Забавно, знаете ли, давать объяснения человеку, который сам изучал это явление. Немного позднее, как я понял. Потому что в данный момент о нем не знает. Я и сам уже не помню, когда узнал об этом свойстве Босфора, но изучил его именно Макаров, для чего погружал в воду бочку, привязанную к шлюпке. Даже картинка об этом была.
