– Подводную лодку к спуску! – это с мостика через рупор.
Пока матросы снимают брезент, надеваю шлем и разминаю плечи – мне их сейчас предстоит сворачивать трубочкой. Сашка Клемин открывает люк и смотрит, как я ввинчиваюсь в потроха своего подводного дредноута. Помогает поставить крышку на место, осматривает уплотнение и показывает большой палец, как я учил.
Затягиваю барашки замков и тоже показываю большой палец.
– Лодка к спуску готова, – вопит мой ассистент так, что я отчетливо слышу. Это значит, что сигнал прочитан верно. Я уже устроился и проверился.
В ответ снова звучит рупор, меня поднимают, переваливают за борт, унимая раскачку длинными шестами, и опускают в воду.
От машины в воздухе я неотделим. В воде, конечно. Как только метки на канатах оказываются ниже кромки палубы, даю ход. Теперь, хоть искомандуйся кто хочет где угодно – я ничего не слышу и тупо выполняю задачу.
Обнуляю плавучесть, что непросто – волнение не позволяет так же чутко, как на речной глади, угадать момент закрытия клапанов. Нырок, глубина десять метров. Поворот на заданный азимут. До цели две мили, а это ровно час ходу. Видимость нынче в воде очень хорошая. Свет падает удачно, а на блики, что иной раз доходят до меня с волнистой поверхности моря, внимания не обращаю. Иду плавно, дышу ровно и гадаю, придется мне всплывать для корректировки курса, или прямо отсюда разгляжу днище мишени?
Ну вот, время вышло, и справа вроде как что-то появилось. Точно, тенисто в той стороне.
Доворот. Нашел. Что-то бесформенное непонятных очертаний торчит сверху через границу воды и воздуха. Плавно выбираю позицию и сбрасываю ход. Подрабатываю рулями глубины, чтобы не всплывать. Увы, ничего чудесного – ни расстояния не могу оценить, ни положения цели – приходится всплывать, обнулив скорость. Вот через воздух видимость прекрасная. Целюсь прямо в середину и дергаю рычаг пуска. Пошла родимая, вспенив за собой все до полной непрозрачности.
Резкий поворот через правое плечо и полный ход. Признаюсь, по такому случаю – я тоже терпеть не могу динамит. И не люблю находиться от него поблизости. Так что – рву когти.
Минута по часам прошла, и меня словно пнули под зад. Попал. Теперь снова взять курс по компасу и опять час неторопливой работы ногами. Вот на этот раз шансов отыскать корабль не всплывая, у меня практически нет. Его, в отличие от полузатопленной старой калоши, сильно сносило ветром.
Пока работают ноги, голова свободна. Она вспоминает, откуда дуло, и прикидывает скорость дрейфа. Ну-ка, три градуса влево.
Всё, время вышло. Ни днища корабля-носителя, ни даже тени от него, не видать. Закладываю плавную циркуляцию влево и продолжаю осматриваться. Почему не всплываю? А не хочу показываться на глаза наблюдателям. Судно-то мое – потаенное, вот это я и демонстрирую. Такие вот понты. Поэтому иду змейкой и буквально через десять минут обнаруживаю искомое.
Нет. Это что-то маленькое. Точно, паровой катер куда-то бежит. И курс у него как раз туда, откуда я двигаюсь. Значит, мне надо обратно. Пять минут поиска, и я отчетливо вижу тень нужного размера. Обхожу с кормы и всплываю неподалеку от родной шлюпбалки. Смотрю и жду, когда команда на надстройке напрыгается, размахивая головными уборами… Не напрыгалась. Приемная люлька пошла вниз раньше.
А вот теперь – настоящая акробатика. И подвесная система слегка покачивается, и меня волна заметно колышет. А створ узкий. Подхожу к нему гадая, попаду или нет?
Нет, не попаду. Спячиваюсь. Передышка.
Помощнички мои убирают подъемное сооружение и длинными баграми тянутся к воде. Понятно. Второй вариант. Опять подхожу к борту и вижу, как крюк, поданный на длинном шесте, промахивается мимо рыма. Раз, второй, третий… поймали. Сзади вроде тоже ухватили, потому что канат натягивается, и я открываю воздушные клапана балластных цистерн. По мере того, как лодку поднимают, вода из емкостей уходит самотеком. Сжатый воздух – это наше все. Нечего его понапрасну расходовать!
Палуба. Маленького ныряльщика сразу опускают на щите. Я освобождаю запоры люка, завинчиваю краны дыхательной системы и… как раз Санька распахнул люк. Этот воздух вкуснее и пьется легче. Вывинчиваюсь и выбираюсь наружу, с удовольствием опираясь на протянутую руку. О! Степан Осипович.
– Не утруждайте себя докладом, батенька! Ступайте до лижечка, – он уроженец Николаева и изредка пропускает в свою речь колоритные малороссийские словечки. Крайне редко, можно сказать, по особым случаям. Значит, на высоких гостей мой сольный номер произвел должное впечатление.
– Рад был потрудиться.
Глава 7
Началось
Весна уже набрала полную силу. Что-то цветет, что-то распускается, а кое-где и голые ветви рассказывают окружающим о своей неготовности поверить в приближение лета. Уведомление о начале войны между Россией и Турцией было совсем недавно. Командир по этому случаю построил нас на палубе и выдал короткую речь, в конце которой пообещал, что бить турок мы направимся буквально с минуты на минуту. Так что все вокруг уже испытывают единый патриотический порыв и рвутся в бой. Ну да, верят Макарову люди – есть в нем что-то надежное и обстоятельное. Опять же, с начальством в ладу. Наверное, оно ему объяснило все, что надо. Насчет того, кого рвать и в какой последовательности.
«Великий князь Константин» опять в море. У всех на устах одни и те же слова: «Поти» и «Батум». Это, как мне припоминается, как раз в том самом углу Черного моря, где Советский Союз граничил с Турцией. Опять же курс держим на восток – юго-восток, но ближе к востоку. Пора пообщаться со штурманом и как следует рассмотреть подробные карты. Командир наш явно намерен доказать эффективность минного оружия при атаке неприятеля в порту на стоянке – наслушался я уже кают-компанейских разговоров на эту тему.
Кроме «Маленького ныряльщика» на борту имелось три паровых катера. «Чесма», «Синоп» и «Наварин». «Чесма» – размером крупнее двух других – в походе располагалась ближе к корме и по левому борту. Во время тренировок именно она чаще других брала меня на буксир. С ее командиром лейтенантом Зацаренным мы довольно часто трындели за жизнь – общительный юноша и любознательный. Как вы понимаете, на пароходе, где имелось около сотни комфортабельных пассажирских мест, уютно посидеть – не проблема. Хотя буксировку моей деревянной торпеды перед носом катера раньше других освоили два других суденышка. Они были не столь широкими, и вопросы расположения жердей-стабилизаторов для них решились проще. Экипажи этих скорлупок состояли из трех-четырех человек. Сами кораблики были дополнительно обшиты броней из котельного железа, защищающей людей от ружейных пуль.
Так о торпедах. Как вы поняли, после моего сольного номера про буксируемые мины все дружно забыли и переориентировались на деревянные изделия, которые представляли собой двухметровый толстостенный деревянный ящик сечением примерно шестьдесят на шестьдесят сантиметров, сзади за которым, как продолжение длинных ребер, тянулись четырехметровые рейки-стабилизаторы.
