Для начала на Марс сбросили несколько ледяных астероидов, отловленных специально с этой целью в поясе. Одновременно с этим открытым способом вскрыли в заранее намеченных местах на экваторе кору планеты и запустили реакцию по высвобождению миллионнотонных запасов углерода, лежащих глубоко под поверхностью.
И, наконец, при помощи мощных безъядерных термических зарядов и направленных энергетических лучей со спутников растопили полярные шапки.
В результате всех этих и других, не менее интересных мероприятий давление (и, соответственно, плотность) марсианской атмосферы начало повышаться и за первые сорок лет терраформирования достигло 75 миллиметров ртутного столба. То есть «всего» в десять раз ниже, чем на Земле. Но было-то в сто семьдесят раз!
Прошло ещё сто лет. Марсианская Республика не жалела усилий и средств. Лунная Федерация, Свободное Государство Ганнимед и Королевство Рея не отставали. Однако Марс по совокупности причин был наиболее удобным местом для превращения его во «вторую Землю», и ровно тридцать два года назад, осенью 2209 года, первые люди вышли на его поверхность из-под куполов Нового Града и Олимпии без планетарных скафандров.
Сейчас, в апреле 2241 года по календарю Северного полушария Земли, для выхода на поверхность граждане Марсианской Республики пользовались специальными утеплёнными комбинезонами и кислородными респираторами (среди некоторых экстремалов из числа молодёжи особым шиком считалось обходиться летом и днём вовсе без респираторов) и только зимой, в особо холодные ночи, облачались в лёгкие планетарные скафандры.
Эта ночь выдалась не слишком холодной – минус пятьдесят по Цельсию и без ветра, вполне приемлемо по здешним меркам.
– Что я точно знаю, – сообщил Мигелю поэт и блюзмен, натягивая вслед за ним комбинезон у Северного выхода, – там, снаружи, девчонок точно нет. Слухи о прекрасных аборигенках, страстно ожидающих усталых путешественников в пещерах Большого Сырта, сильно преувеличены. Ты в курсе?
– А то! – сказал Мигель и приложил открытую ладонь к дверному сканеру переходного тамбура. – Спокуха, Кон, поставим всё на кон!
– Всё не согласен. Половину. И вообще, поэт здесь я.
– Уговорил.
Они выбрались на мороз под ночное, сияющее разноцветной бессчётной россыпью звёзд небо Марса и направились к открытой стоянке общественных краулеров. Стоянка была расположена в полусотне метров от Северного выхода, и вела к ней нормальная пластмонолитовая дорога с тротуаром и электрическим освещением.
Мигель выбрал первый попавшийся краулер, забрался в кабину, подождал, когда рядом усядется Кон, пристегнулся и ткнул пальцем в кнопку зажигания. Сыто заурчал двигатель, мягким светом загорелась панель управления, в кабину пошло тепло из обогревателя.
– Ладно, – сказал Конвей. – Дай угадаю. Личный папин космокатер решил угнать?
– Ты знал! – ответил Мигель и тронул краулер с места.
До космодрома было ровно двадцать километров по хорошей дороге. Но Мигель старался не гнать, памятуя о том, сколько выпил.
Да, можно было перейти в форс-режим – скажем, на третий, самый высокий уровень – и сжечь весь алкоголь в организме меньше чем за десять минут. Протрезветь быстро и гарантированно. Нагрузка на печень резко возрастает, это понятно, но на то и форс-режим, чтобы нагрузки возрастали. Ничего, правильным образом тренированный и обученный человек ещё не с такими справляется и только крепчает. А он тренирован и обучен правильно – активация скрытых физических резервов и четвёртой сигнальной системы со всеми её теле- и эмпатос-возможностями входит в стандартную подготовку любого человека КСПСС моложе семидесяти лет. В той или иной степени, понятно – в зависимости от избранного рода деятельности. Да и среди девяностолетних граждан и подданных немало таких, кто владеет форс-режимом. Что делать, жизнь заставила. И хорошо сделала…
Можно. Хоть сейчас. Но в этом случае его, Мигеля, решимость лететь на Луну к любимой может испариться, как денежная заначка в баре «Розенкранц и Гильденстерн». А он этого не хотел. В конце концов алкоголь для того и существует, чтобы опьянять – иначе и пить не стоит.
Нет уж. Принял решение – выполняй. Пусть даже решение крепко отдаёт безумием.
Вернее – особенно если оно им отдаёт.
Краулер шёл по ночной и практически пустой трассе на разрешённой скорости восемьдесят километров в час. Дальний свет фар выхватывал на поворотах то изъеденные миллионами лет эрозии марсианские скалы, то немногочисленные рощицы первых, выросших под открытым небом по берегам искусственных озёр хвойных деревьев – генномодифицированных елей, кедров, сосен и пихт (эксперимент по высаживанию устойчивых к холоду и низкому давлению лиственных пород только-только начался), то пропадал в плоском и ровном пространстве бескрайней пустыни.
Наконец краулер вылетел на холм, с которого открылась панорама космопорта Гагарин – море красивых разноцветных огней под прозрачной трёхслойной «кожей» основного купола; сияющая ослепительным бирюзовым светом игла вышки дальней связи рядом; иссечённое посадочными прожекторами, фарами грузовых краулеров и мигающими сигнальными фонарями кораблей, уходящее к звёздному горизонту лётное поле с кипельно-белыми куполами радаров по бокам.
Тысячу раз Мигель это видел, но каждый раз дух захватывает. Красиво, чёрт возьми. Впечатляет. Космопорт Титов рядом с Олимпией – вторым по величине городом Марсианской Республики – тоже хорош. Да и лунный Алан Шепард весьма и весьма неплох. Но Гагарин всё равно круче.
– И даже не спорьте, – вслух произнёс Мигель и повёл краулер вниз.
– А? – спросил О’Дороти.
– Пора выпить, говорю.
– Вот! Наконец слышу правильные слова!
Однако на ходу пить не стали. Конвей скрутил пробку у бутылки, когда Мигель утвердил краулер на стоянке и выключил зажигание. Практически герметичная кабина краулера давала им минут десять-пятнадцать, прежде чем забортный мороз ощутимо начнёт пробираться внутрь машины.
– Ну, за успех нашего благородного предприятия! – провозгласил Конвей и немедленно выпил. После чего передал виски Мигелю и сочно откусил от яблока, чудесным образом возникшего в его руке.
– За что я тебя люблю, – сказал Мигель, – так это за предусмотрительность.
– Ага, – согласился поэт. – Я такой.
Он передал надкушенное яблоко товарищу, забрал у него бутылку и закрутил пробку.
– Хорошего понемножку, – сообщил. – Нам ещё лететь. О, смотри, кто идёт!
Мигель глянул.
От бокового входа в космопорт, которым обычно пользовались немногочисленные владельцы частных космолётов, отделилась тёмная фигура и теперь быстрым шагом направлялась к ним.
Ростом фигура была с высокого мужчину – метр восемьдесят пять примерно. Из одежды – только рабочий комбинезон без рукавов, но с множеством карманов – почти точная реплика комбинезонов из хлопковой ткани, бывших в моде в середине XX века на Североамериканском континенте планеты Земля. Абсолютно лысый череп переливчато сверкал в свете фонарей.
