После пятнадцатого дома Ирина хрипло заявила (её голос так и не вернулся в норму. Да и с чего бы?):
– Ещё один – и всё. Пусть Машка меняет. А я пойду глайдер посторожу. Сил нет на это всё смотреть.
Мигель подумал, что впереди их ждёт ещё шестьдесят восемь дворов. Везде – смерть, можно уже не сомневаться. Но они обязаны эту смерть зафиксировать, а потом ещё и всех похоронить. Потому что люди поступают так. Нелёгкая ждёт ночка.
– Машка? – спросил Конвей.
– Ну да. Я иногда называю её так. В особо трудные минуты. У тебя коньяк остался?
Конвей вытащил флягу, потряс.
– На глоток-другой должно хватить, – протянул Ирине.
Девушка отвинтила крышку, выпила спиртное, как воду, отдала флягу Конвею:
– Извини, я до конца.
– Ничего, – сказал О’Доэрти. – На всю жизнь не напасёшься.
– Плохо, что связи нет, – сказал Мигель. – Телепатия телепатией, но сейчас обычные армейские портативные рации не помешали бы.
Ирина замерла, словно прислушиваясь к чему-то. Постояла так секунд пять. Потом тряхнула головой и сказала:
– Машка знает, что дела – хуже некуда. Не в деталях, но знает. И плачет вместе с нами.
– Мы не плачем, – возразил Конвей.
– Поэт, – сказал Мигель.
– Туплю, – признал О’Доэрти. – Бывает.
– Даже с лучшими из нас, – успокоила его Ирина. После коньяка ей вроде бы стало чуть легче. – Что до раций, то они были на складе. Возможно, у кого-то лежат по домам. Но я не готова искать специально. И так тошно.
Раненого демона они обнаружили в пятнадцатом по счёту дворе. Это был дом священника, отца Ярослава, и его жены – матушки Натальи. Беременная на седьмом месяце Наталья лежала мёртвой на улице недалеко от дома. Видимо, сделала попытку убежать. Не вышло.
Мужа её, отца Ярослава, нашли рядом с крыльцом. В сером, залитом красным подряснике, батюшка стоял на коленях, уткнувшись лбом в лужу собственной крови. Словно молился перед смертью за всех жителей Верхнего Яра. Или всех жителей Земли, кто знает. Рядом с ним лежал карабин с пустой обоймой и были разбросаны гильзы – перед тем, как встать на последнюю молитву, отец Ярослав попытался дорого продать свою жизнь и жизнь своей семьи.
– А где близнецы? – спросила Ирина, когда они наскоро заглянули в дом и прошлись по комнатам. – Близнецов не вижу.
– Близнецов? – переспросил Мигель.
– Дети батюшки Ярослава и матушки Натальи. По три годика им… Вдруг прячутся? Саша, Софья! – позвала она громко. – Это я, тётя Ира! Ира Ларина! Не бойтесь, выходите!
Она замолчала, прислушиваясь.
Мигель подал знак Конвею и перешёл в форс. За последние два часа они делали это несколько раз и всегда на малое время – несколько секунд, не больше. Нужно было экономить силы.
Первым услышал Конвей.
– Там, – шепнул он и мотнул головой в сторону кухни. – Под полом.
Теперь услышал и Мигель. Под полом, в погребе, и впрямь был кто-то живой. Обострённый форс-режимом слух улавливал его тихое, неровное, какое-то булькающее дыхание.
Мигель приложил ствол пистолета к губам.
Бесшумно скользнули на кухню.
«Открывай!» – кивнул Мигель Конвею.
Пистолет он держал двумя руками, как учили, готовый ко всему.
Блюзмен наклонился и одним плавным быстрым движением отбросил крышку люка в сторону.
– Сука!!! – крик Ирины развалил тишину на куски. Словно росчерк бурового лазера – глыбу марсианского льда. Мигель видел однажды, как работает такой лазер, – впечатляющее зрелище.
Ирина вскинула к плечу карабин. Глаза полыхнули яростью.
– Не стрелять! – Мигель шагнул к проёму, наклонился.
В подполе, прислонившись спиной к лестнице, полусидел-полулежал демон. Мигель сразу увидел, что он ранен, и ранен тяжело. Но – жив. Кожистые, как у летучей мыши, крылья пробиты пулями в нескольких местах. Грудь и живот в запёкшейся крови. Но главное – голова. Левая сторона черепа разворочена. Вместо глаза – кровавый пузырь, а ниже – осколки сломанных клыков, торчащие из чёрной дыры, когда-то бывшей пастью. Однако второй глаз – правый – цел. Поблёскивает жёлтой радужкой, моргает.
И слышно, как демон втягивает и выдыхает воздух. Жадно, мелко, неровно:
– Х-хх-р-рр. Х-х-ххх-р-р-р. Хх-х-рр.
– Дай мне пристрелить эту падаль, – со вскинутым к плечу карабином подошла Ирина. – Очереди в голову будет достаточно.
– Нам нужен «язык», – сказал Мигель.
– Мысль хорошая, – подал голос Конвей. – Как ты собираешься с ним разговаривать? По-русски? Испански?
– Я не буду.
– А кто?
Мигель посмотрел на Ирину.
– Эй! – Ирина опустила карабин. – Я не знаю их языка!
– Ты же телепат.
– Только с сестрой! Да и то на уровне эмоций.
– Эмоций и образов.
Ирина молчала.
– Так? – спросил Мигель.
– Ну… иногда, – нехотя признала девушка.
– Большего нам и не нужно. Эмоции и образы.
– Я… я не могу. Они убили всех в деревне. Я их ненавижу!
Мигель показал Конвею глазами, чтобы тот держал демона на мушке, спрятал пистолет, шагнул к Ирине, обнял. Посмотрел в глаза, легко и нежно коснулся губами её губ, лба, темени.
– Тебе больно и плохо, – сказал тихо. – Я это знаю и чувствую. Всем сердцем. И я – с тобой. Всегда буду с тобой. Ты мне веришь?
– Да… верю, – прошептала она.
– Это хорошо. Тогда поверь, что это нужно сделать. Хотя бы попытаться. Не получится – чёрт с ним. Но попробовать – нужно. Если есть хоть малейшая возможность узнать врага, ею нужно воспользоваться. Ты понимаешь?
Ирина молчала. Мигель чувствовал, как подрагивает её спина. Не от слёз, она не плакала. От нервов и усталости. А ещё от ненависти и отвращения. Осторожно, чтобы не испугать и не оттолкнуть, он вошёл в резонанс с её биополем и перелил немного энергии. Самому едва хватало, но для любимой не жалко. Да и нужнее ей сейчас.
Косой луч заходящего солнца, словно напоминая о времени, ворвался через окно в комнату и осветил её волшебным светом. Это было очень неожиданно и странно – кровь и смерть, среди которой они провели последние часы, и вдруг этот чистый радостный закатный луч солнца.
«Уже вечер, – подумал Мигель. – Красивый вечер на красивой Земле. А некрасивых дел ещё – начать и кончить». Он вдруг понял, что очень голоден.
– Хорошо, – сказала Ирина. – Мы попробуем.
– Мы?
– Мы с Машкой. Вместе. Она уже знает и летит сюда.
