– Я бы хотела помочь тебе, – сказала она, придвигаясь поближе. – Пожалуйста-препожалуйста.
Напротив, лицо Эмили желало все выдать. Из-за ее улыбки и того, как расширились ее глаза, глядевшие на него сильно и упрямо, попытка Адама казаться безразличным давалась ему тяжелее.
– Ладно. Можешь помочь мне вынести это. – Он передал ей два бокала апельсинового сока. Она помедлила, будто он не понял вопроса, а затем направилась во двор. Адам тоже вышел, опасно удерживая три бокала вина и уставившись на спину Эмили, которая шла перед ним.
учусь
Хотя молекулы желания все еще парили вокруг, гости начали расходиться. Шарлотта, проявлявшая вежливость насколько это возможно так долго, как это возможно, теперь была наверху в своей спальне. Бабушка Маргарет вернулась внутрь, чтобы лечь пораньше. Хэл, возвратившийся от лучшего друга Джейми, помогал людям искать их пальто и сумки.
– Итак, Хэл, скоро в университет? – спросил какой-то гость.
– Да. В Лидс, думаю.
– В Лидс, а?
– Это ваше пальто?
– Да, это оно.
– Так ты собираешься в Лидс, верно? – спросил другой.
– Надеюсь, – ответил Хэл.
– Наша дочь. Она там на втором курсе. Изучает психологию. Отлично проводит время. Говорит, вечеринки отменные.
– Да. Очень на это надеюсь. Это ваше пальто?
– Нет. Мое вон там.
– Ладно, держите.
– О, Хэл, – сказала третья гостья. – Я едва тебя узнала. Когда я в последний раз тебя видела?
– Должно быть, давно.
– Четыре года назад, верно? Тебе было лет четырнадцать.
– Да.
– Только посмотри! Настоящий мужчина! Готовишься покинуть дом!
– Да. Это ваше пальто?
– О, да. Розовое. Спасибо большое.
Когда большинство гостей ушли, Хэл поднялся в спальню послушать музыку и готовиться к экзаменам. Я остался внизу, так как знал, что моя работа не закончена. А не закончена она потому, что Саймон и Эмили были последними оставшимися гостями. По какой-то причине Кейт, казалось, винила Адама за их нежелание уходить, и посылала ему злые колючие взгляды, когда никто не смотрел.
Становилось прохладно, поэтому они вошли внутрь.
– Пройдем в гостиную? – спросил Адам.
Кейт не ответила. По крайней мере, словами. Но она приняла его предложение. Саймон и Эмили последовали за ними, пытаясь рассмотреть все вокруг. Я понимал, что защита Семьи может зависеть от любой информации, которую я способен извлечь из странных запахов, парящих между этой четверкой.
Они обнюхали комнату, когда вошли, как всегда делают люди. Не думаю, что они знают, что делают это, ведь они редко действуют в соответствии с унюханным, но они точно поводят носами, когда пересекают порог.
– Ух ты, – воскликнула Эмили, – у вас кошка!
Лапсанг, растянувшаяся на софе, открыла смутно любопытствующий глаз.
– Только найдешь мир и покой, – проворчала она.
– Как ее зовут?
– Лапсанг, – ответила Кейт. – Женщина, у которой мы ее купили, весь помет назвала сортами чая. У Лапсанг есть братец Эрл Грей и сестра Даржилинг.
– Ух ты, – удивилась Эмили, уже сидя возле кошки на софе и гладя ее по спине. – Обожаю кошек! У меня с ними особые отношения. Феминность.
– Аффинность, – поправил Саймон.
– Да. Феминность. Мы с кошками всегда ладим. Думаю, это потому, что я была кошкой в прошлой жизни.
– Она серьезно? – спросила Лапсанг, искренне недоумевая.
– Да, – подтвердил я мрачно. – Боюсь, серьезно.
Я проверил, есть ли запах смущения у Саймона, но его не оказалось. Он лишь тепло улыбнулся и взглянул на Адама.
– Она великолепна, не правда ли? – спросил он. Было трудно понять, говорит ли он о Лапсанг или о жене.
Адам нервно улыбнулся.
– Кто-нибудь хочет еще выпить?
У всех были полные бокалы, так что вопрос проигнорировали.
– Дома у Хантеров, – объявил Саймон, подойдя поближе, чтобы изучить Семейный портрет на стене. Тот самый, со мной в центре.
Адам присоединился к нему.
– О, да, хорошая картина, верно? Ее написали несколько месяцев назад. Парень с работы. Вообще-то он преподает искусство и немного подрабатывает. Он писал с фото.
– Хорошее сходство, – сказал Саймон, обращаясь к Кейт.
Кейт не ответила. Вместо этого она присоединилась к Эмили на софе.
– Слышала, вы ароматерапевт.
– Да, – ответила та, все еще гладя Лапсанг. – Верно.
К моему удивлению, Эмили не интересовала Кейт. Она определенно не хотела общаться с ней. По какой-то причине Кейт пахла так, будто принимала это как должное. Происходящее ничуть ее не задевало.
– Должно быть, интересно.
– Да, это так.
Я оставил Лапсанг за главную и вернулся к мужчинам, которые все еще стояли напротив Семейного портрета.
– Я бываю всюду, – говорил Саймон. – Езжу по всей Европе, Австралии, Штатам, Канаде, Дании. Даже по чертовой Африке. И где бы я ни был, везде одно и то же, та же болтовня.
– Но тебе нравится?
– Черт, да. Конечно. Чертовски легкие деньги, должен сказать. Я просто появляюсь, даю им парочку упражнений на творческое мышление, мелю бессмысленную чепуху, дескать, нужно мыслить нестандартно, и все. Работа сделана.
– Упражнения на творческое мышление?
– Да. Сам знаешь. Придумайте десять разных применений для стула, помимо сидения на нем. Такая чушь. – Адам посмотрел на пустой плетеный стул в углу комнаты и нахмурился в замешательстве. Саймон продолжал:
– Все это ерунда, но это верная ерунда, в этом все дело. Большой бизнес, вот к чему они стремятся. Если говорить что-то осмысленное, объяснять людям, как все обстоит, придти к ним, заявляя, что они сидят на тикающей бомбе, тогда ничего не удастся.
– Верно.
– И вот что я делаю: я говорю им то, что они хотят услышать, помещаю их в рамки, в которых они могут продолжать делать то же, что и всегда, но с новыми словами. Внедрение творческих идей в практику. Полет фантазии. Четырехмерный брендинг. Они глотают наживку.
– Но ты ведь сам должен верить в то, что говоришь?
Саймон посмотрел на Адама с любопытством, как собака, которая встретила незнакомую породу:
– Верить в это? О, брось, Адам, когда я хоть во что-то верил? Ну, кроме как в себя. Черт, нет. Я не верю ни единому слову. Но эй, у меня нет совести. Это ты завоевываешь умы и сердца, а я тут только ради денег, правда.