– Но я не вижу способа остановить Саймона. Кажется, выхода нет. – Я задрал лапу на ближайшее растение, но слишком нервничал, чтобы что-то из себя выжать.
– Всегда… есть… выход. Всегда. Ты должен вспомнить Пакт и найти мирное решение проблемы. Пакт можно трактовать широко, это верно, но ты увидишь, что в нем есть ответы.
– Но Генри, что бы ты сделал в такой ситуации, как бы ты действовал? – я знал, что это неуважительный вопрос, слишком прямой, идущий вразрез с этикетом лабрадоров, но насколько я видел, у меня не было выбора.
Генри помолчал, отвернулся. Я проследил его взгляд до парковой скамейки: его хозяин с моим, их головы наклонены к земле. Я гадал, что происходит в голове Генри, глядя в его печальные молочные глаза.
– Я… – Начав, он остановился, заметив знакомый запах в воздухе.
– Я ведь вам не помешала, парни? – это была Джойс, худая и в палой листве, как обычно.
– Вовсе нет, – ответил Генри. Хотя Джойс была хорошей подругой, мы никогда не говорили с ней о моей миссии.
– Вы не видели это чудовище, Лира?
– Нет, Джойс, не видели. – Генри принюхался к ней повнимательнее.
– Он меня ужасает.
– Не волнуйся, это всего лишь мы, – ответил Генри. – Ты всегда в безопасности рядом с нами.
– О, да, парни. Я знаю. Вы же лабрадоры, в конце концов.
– Верно, Джойс, – успокоил ее Генри. – Верно. С нами ты в безопасности.
препожалуйста
Для наблюдателя-человека гости, стоящие на лужайке, выглядели бы как гости, стоящие на лужайке. Если бы тот же наблюдатель-человек послушал их беседу, он бы решил, что главной заботой гостей были цены на жилье, планы на отпуск, далекие войны, скандалы знаменитостей и радиопередачи.
Но для пса все это было несущественным. Запах рассказывал иное. Запах говорил мне, что в воздухе витает секс, во всем его многообразии ароматов. И я вдыхал их, бродя по саду. Молекулы невысказанной страсти.
Это было нормально. Эти запахи присутствуют, всякий раз как к Кейт и Адаму приходит много гостей. И я знал, что они не всегда означают опасность. В большинстве случаев люди не действовали на основании своих желаний. Порой они прятали эти желания так глубоко, что и сами не ведали об их существовании. Парам удавалось убедить себя, что они абсолютно счастливы вместе, и ничто не может разлучить их. Но нельзя было отрицать перемену в запахах, когда люди двигались от своих партнеров к другим гостям.
Однако я знал, что большинство пар не представляли угрозу для Семьи, а потому сосредоточился на Саймоне и Эмили, которые только прибыли.
Я смотрел, как Саймон взял бумажную тарелку с мясом и пересек сад, останавливаясь у группок гостей, пока не подошел к Шарлотте. Она сидела на стуле в дальнем уголке лужайки, уставившись в тарелку с салатом без мяса. Бабушка Маргарет сидела с ней рядом, в своем лучшем платье, и смущенно улыбалась, ничего не говоря.
Шарлота заметила тень Саймона, затем посмотрела наверх.
Он сказал что-то. Шарлотта вежливо улыбнулась.
Он сказал что-то еще. Шарлотта снова улыбнулась, на этот раз естественней.
Кейт тоже следила: она говорила с гостями, которых я не узнал, но бросала встревоженные взгляды в сторону. Ее тарелка медленно перекашивалась, но она этого не замечала. Мясо упало. Она наклонилась, чтобы поднять его, затем принесла его к столу, под которым лежал я, рядом с грилем. Я следил.
Она допила бокал вина и подошла к Саймону и Шарлотте. Ее тревога не исчезала, она парила в воздухе.
Им нужна защита. Кейт. Шарлотте. Им нужен я. И я тоже подошел, пробираясь между ног и опущенных рук.
– Ах, правда, он великолепен?
– Милый песик.
– Похоже, он на задании.
Меня гладили. Надо мной смеялись. Мне давали куски мяса. Но я привык преодолевать препятствия – уморительного пыхтения обычно бывало довольно, чтобы улизнуть.
Когда я подошел, сочетание запахов было странным. Кейт, в частности, было трудно понять. Молекулы желания безусловно присутствовали, но их перебивал острый запах страха. И теперь, когда она стояла рядом с ним, чувствовалось что-то еще. Нечто близкое сожалению, хотя я не мог быть на сто процентов уверен.
Сложное сочетание ощущалось сильнее всего, когда Саймон положил руку на плечи Кейт и сказал Шарлотте:
– Вижу, ты унаследовала красоту матери. – Он оглянулся через плечо, в дальний угол сада, где Адам говорил с гостем. – Должно быть, ты чувствуешь невероятное облегчение.
Шарлотта улыбнулась. Она нашла это забавным. Не сами слова, а как они были сказаны. Я понял, что Саймон был тем, кого люди называют «обаятельным».
– Итак, Кейт, – сказал Саймон, убирая руку, – ты когда-нибудь возвращалась?
– Возвращалась? – Кейт выглядела сбитой с толку.
– К преподаванию. После… ты понимаешь…
– О, да, к преподаванию. Я, хм, ну, я больше не преподаю. Я работаю в городе, в сувенирной лавке, три дня в неделю. Когда появилась Шарлотта, у меня не было то времени, то сил.
– Я виновата, – откликнулась Шарлотта.
– Ну, нет. Дело не в этом. И я пыталась работать какое-то время, брала часы, но в итоге сдалась.
– О, – сказал Саймон. – Как жаль.
Что-то происходило между ними. Какой-то обмен в воздухе. Я отчаянно принюхивался, пытаясь понять, но аромат был слишком сложным и смешивался с тысячей запахов бабушки Маргарет.
– Как бы то ни было, Шарлотта. Я бы хотел, чтобы ты заглянула познакомиться с дамой, с которой я работаю. Ну, я тебе о ней рассказывал. Которая знала Джонатана Росса
[8].
Шарлотта закатила глаза и встала на ноги.
– Еще увидимся, – попрощался Саймон с Кейт и Шарлоттой, когда те уходили. Кейт обернулась, бросила на него встревоженный взгляд и исчезла среди гостей.
Адам был внутри, в кухне, разбирался с выпивкой. Он не заметил, как я вошел в стеклянные двери, даже когда я чихнул. Он продолжал, с пустым взглядом и напряжением в теле, раскладывать лед по бокалам. Я пытался унюхать, о чем он думает, но это было слишком сложно понять – столько запахов в воздухе. Когда я исключил молекулы желания, единственным, что я смог опознать, был черный и дымный аромат горящей плоти животных, который разносился по саду.
– Апельсиновый сок, – сказал он бесцельно, наливая апельсиновый сок. – Кока-кола. Белое вино.
Он был сам не свой.
– Тебе помочь?
Вопрос Эмили заставил его подпрыгнуть.
– Извини. Я тебя не заметил. Нет-нет, все хорошо. Все в норме. – Он старался смотреть прямо на нее, не выдавая себя. Даже его глаза казались совершенно нейтральными.
