— Давно. Почти полгода назад.
Катя посмотрела на него с улыбкой.
— И даже не позвонила.
В голосе Мориса прозвучал укор.
— Прости, Морис, немного не до того было, — повинилась она. — Работы много навалилось.
— Ты работаешь? И где?
— У меня собственное рекрутинговое агенство.
— Ничего себе. А твой муж… Да, поздравляю. Я, признаться, не сразу поверил, что ты вышла замуж за Строгова. Еще бы. Самый таинственный миллионер Москвы, человек-легенда, о котором ничего не известно вездесущей прессе. Как он, кстати?
— Сергей Леонидович жив-здоров, — улыбнулась Катя. — Пойдем, я вас познакомлю.
Строгов встретил ее обеспокоенным взглядом, но тут же скрыл его за радушным приветствием.
— Господин Буйо, рад вас видеть.
Катя удивленно посмотрела на патрона. Он знаком с Морисом?
— Господин Строгов, — Морис склонил голову в коротком поклоне. Выражение его лица на миг изменилось, став серьезным и чуть хищным, и Катя неожиданно подумала о том, что Морис мог совсем не случайно оказаться на этом приеме. Она присмотрелась к старому другу внимательнее. Высокий. Крепкий. С правильными чертами и тем особым, едва уловимым флером опасности, что отличает всех Отбирающих. Переводя взгляд на его левую руку, она уже знала, что увидит. Перстень. Незаметный, тонкий, с маленьким темным камнем.
Катя медленно подняла глаза и столкнулась с напряженным взглядом карих глаз. Да-а… Похоже, давняя встреча в Третьяковке была не так случайна.
— Катрин… — француз понял, что его рассекретили.
— Все в порядке, Морис, — скупо улыбнулась она. — Это ничего не меняет.
Она, действительно, отнеслась к неожиданному открытию спокойно. Подумаешь? Всего лишь очередное подтверждение того, что она слишком лакомый кусочек для Иных. И их к ней тянет, словно магнитом. Амбарцумов, братья Терсеновы, теперь, вот, Морис…
Катя больше не была прежней наивной девочкой. Это поначалу, после рассказа Строгова об Иных, она со страхом вглядывалась в окружающих, пытаясь найти страшные черты в совершенно обычных людях, а теперь, хорошо узнав Внутренний мир, больше ничего не боялась. Она усвоила правила. В ее новом мире действовал только один закон — либо ты, либо тебя. Не хочешь быть жертвой — научись защищаться. Она, благодаря Строгову, научилась. Больше никто не сможет использовать ее вслепую.
— Катрин, я должен объясниться.
Француз был настроен решительно. Катя посмотрела на него и покачала головой.
— Не нужно, Морис.
— Но, я чувствую себя неловко, — сбивчиво пробормотал он. — Сергей Леонидович, вы позволите поговорить с вашей супругой?
— Терри?
Строгов внимательно взглянул на нее и в его глазах она увидела вопрос.
— Хорошо. Мы поговорим.
Катя поняла, что лучше сразу закрыть эту тему.
Они с Буйо отошли к окну. Игорь ненавязчиво остановился неподалеку. Катерина еле заметно усмехнулась. Похоже, охранник чувствовал свою вину за то, что недавно упустил ее из виду, и пытался реабилитироваться.
— Знаешь, Катрин, тот вечер, когда мы встретились… — Морис посмотрел на нее задумчиво, с легкой грустью. — Он был не самым счастливым в моей жизни. Зима, холод, эта унылая выставка, русская тоска, пробирающаяся в душу с полотен Серова… Мне было ужасно одиноко. И хотелось домой, в Тулузу. К горячему солнцу, к беззаботным, смеющимся людям, к яркости красок и медленному, неспешному течению времени. Я смотрел на окружающих и видел хмурые, серые лица, остро чувствовал свое одиночество. Эмоции. Энергия… Они были мне необходимы, и я собирал их, но они были такими невкусными, — Француз слегка скривился, и Катя даже пожалела его.
Она вспомнила, каким растерянным и несчастным он показался ей в первый момент их знакомства. Иностранец, затерявшийся в огромных просторах холодной Москвы.
— А потом, я вошел в соседний зал и почувствовал странное предвкушение, — улыбнувшись, продолжил Морис. — И увидел тебя. Ты просто светилась. Стояла у той дурацкой картины с персиками и светилась. Я не помню, как познакомился с тобой, не помню, что говорил. Я просто пялился на твое лицо, как дурак, и пьянел от ощущения исходящего от тебя тепла. Мне казалось, что я снова оказался на родине, что вокруг — яркие краски моей родины. Слышал твой ласковый смех и внутри меня загоралась радость. И хотелось взять тебя за руку и никогда больше не отпускать.
Он замолчал и опустил голову.
— Почему же отпустил? — спокойно спросила Катя. Она помнила свое давнее смятение. Помнила и свою боль, когда поняла, что не интересна Морису, как женщина. И упреки уязвленного самолюбия помнила. И сомнения в собственной привлекательности.
— Мне доходчиво объяснили, что нужно держаться от тебя подальше.
— Кто?
— Амбарцумов. Буквально на следующий день после нашего знакомства, он лично появился в моем доме и популярно объяснил, что я опоздал, и у тебя уже есть хозяин.
Катя лишь хмыкнула, в ответ на это признание. Да, мир Иных не знал сантиментов. Либо ты жертва, либо ты хищник, другого не дано. И добычей здесь делиться не принято. Хорошо, что она сама давно перестала быть добычей.
— Но ты не ушел.
Она с интересом посмотрела на Буйо.
— Я не смог, — просто ответил тот. — Правда, и пользоваться твоей энергией тоже не мог. Но хотя бы быть рядом… Это уже немало. Чужой костер тоже способен согреть.
Он как-то робко взглянул на нее и спросил:
— Ты не злишься, Катрин?
— На тебя? За что?
Катя рассеянно улыбнулась.
— Нет, Морис. Я не злюсь.
— И мы, по-прежнему, друзья?
— Разумеется.
Она кивнула.
— Была рада увидеться с тобой, Морис. Не пропадай, звони. А сейчас, извини, мне нужно вернуться к мужу.
— Да, конечно.
Француз галантно подал ей руку, собираясь проводить, но Катя проигнорировала этот жест и неторопливо пошла к Строгову. Она больше никому не позволяла прикасаться к себе. Никому, кроме одного единственного человека.
А ночью ее снова накрыли воспоминания.
Тот последний вечер в Венеции.
— Катиница…
Ее ладонь лежит в руке Константина.
— Агапи му, — тихо шепчет Терсенов. — Му иле, му фос…
— Что ты сказал, Костас?
Да, они уже перешли на ты, и Катя легко называет любимого по имени.
— Да, так, ничего.
Он нежно целует ее руку и заглядывает в глаза.
— Моя Катиница…
Кате нравится греческий вариант ее имени. И нравится, как произносит его Костас — мягко, легко, с небольшим придыханием.
