За месяц, они объехали на машине всю Италию. Останавливались в небольших городках, удаленных от "туристических троп", жили в уединенных виллах, обедали в уютных ресторанчиках, бродили по узким улочкам, заходили в старинные храмы, наблюдали за жизнью простых людей. Катя забыла, что где-то есть серая, промозглая осень, вечно спешащая "не резиновая", переполненное метро и офисы-муравейники…
Здесь, под синим небом Италии, все это казалось далеким и несуществующим. Ее единственной реальностью стал Костас. И любовь, что захлестывала с головой.
Катерина усмехнулась. Какой же наивной дурочкой она была. Любовь… Не было никакой любви, один голый расчет и притворство. Месяц. Месяц безумия.
Она повернулась на бок и закрыла глаза. Хватит. Не стоит вспоминать прошлое. Его больше нет. И той прежней Катерины тоже больше нет. Сгорела в огне собственной сумасшедшей любви. Теперь есть Терри, у которой новая жизнь и новые интересы. И в этой новой жизни нет места ни господину Терсенову, ни воспоминаниям о нем.
— Терри, завтра вечером мы идем к Циммерману.
Строгов поставил на журнальный столик стакан с виски и посмотрел на Катю. Серьезно так посмотрел. Пристально.
Она поморщилась.
— Сергей Леонидович, это обязательно?
Строгов хмыкнул и чуть подвинул стакан. Золотистый напиток заиграл нежными бликами в свете жаркого огня камина.
— Прости, детка, я понимаю, ты не любишь подобные сборища, но мне нужно держать руку на пульсе. В среде Иных неспокойно.
Он усмехнулся, словно пытаясь уменьшить значение собственных слов, и потянулся к стоящей на столе фотографии. Катя любила этот снимок. Здесь они с Сергеем Леонидовичем улыбались, стоя у здания английского парламента. Строгов удивительно вписывался в серьезный лондонский пейзаж. Как его неотъемлемая часть, как что-то такое же незыблемое и вечное. Она перевела взгляд на патрона.
— Вы уверены, что выдержите?
— Не переживай, Терри, — улыбнулся тот. — Все будет хорошо.
Строгов взял ее за руку, притянул к себе и обнял. Этот нежное объятие подействовало на Катю совсем не так, как рассчитывал Сергей Леонидович.
— Хорошо, я пойду на прием, — кивнула Катерина, — но, при одном условии.
— О чем ты, Терри?
— Вам нужна энергия. И вы ее возьмете.
— Детка, ты не понимаешь…
— Не понимаю, — подтвердила Катя. — Вот, и объясните мне, что произошло? Почему вы перестали использовать мою силу?
— Не сейчас. Обещаю, я все тебе расскажу, но немного позже.
В голосе Строгова появились упрямые нотки, и Катя поняла, что патрон не передумает.
— Я буду ждать, Сергей Леонидович.
Она знала, когда не стоит настаивать на своем. Если Строгов пообещал, он обязательно обо всем расскажет, но только тогда, когда сам посчитает нужным.
— Есть какие-то пожелания к моему наряду?
— Нет, ты сама прекрасно справишься, — покачал головой Строгов. — Только… — он ненадолго замолчал, а потом, решительно добавил: — Надень, пожалуйста, колье. И мой перстень.
Катя кивнула. Что ж, мероприятие ожидалось статусное. Но не это было главным. Она знала, что бриллианты — лучшая защита от чужого воздействия, а уж среди Отбирающих подобным пренебрегать не стоило. Правда, то, что Строгов попросил надеть официальный перстень… Похоже, все намного серьезнее, чем ей казалось. Перстень был ярким свидетельством ее высокого статуса и служил своего рода паспортом в мире Делестус. По тому, какой камень сверкал в платиновой оправе, можно было легко понять положение Отбирающего и его Источника. Опалы, гранаты, ониксы, черные бриллианты — каждый из камней соответствовал определенному уровню силы.
— И еще, — Сергей Леонидович окинул ее пристальным взглядом, — не отходи далеко от Игоря. Он постарается быть рядом.
— Вы опасаетесь чего-то конкретного?
Катя еще больше насторожилась.
— Нет. Просто перестраховываюсь.
Сергей Леонидович отпустил ее, сел в кресло и снова взял в руки бокал.
— Знаешь, Терри, я чувствую, что намечается что-то не очень хорошее. Слишком давно в нашем мире не было перемен. Боюсь, время благоденствия закончилось.
— Вам угрожает опасность?
— Опасность?
Строгов задумчиво рассматривал коньяк на свет.
— Думаю, рано или поздно кто-то попытается устроить передел власти. Это неизбежно. Вопрос только в том, как быстро это произойдет.
— Мы можем что-нибудь сделать?
Катя с тревогой посмотрела на патрона. Сказать по правде, она ожидала подобного развития событий. Стоило вспомнить историю Иных, с их войнами и жестокими играми за власть, как становилось понятно, что затишье последних десятилетий — временное. И рано или поздно оно будет нарушено.
— Я предпринял кое-какие шаги, надеюсь, этого будет достаточно, — задумчиво заметил Строгов.
Он отпил из бокала и снова поставил его на стол.
— Ясно.
Катя отошла к окну. Яркое весеннее солнце заливало кабинет, но ей было зябко.
— Сергей Леонидович, кто стоит за недавними покушениями в Испании? — не поворачиваясь, спросила она.
— Уже узнала? — грустно усмехнулся Строгов.
— Так кто? — не стала отвечать на вопрос Катя.
— Рамирос.
— Плохо.
Катя задумалась. Диего Рамирос был главой одного из европейских отделений и давним врагом Строгова. Да, людей у него было не много, но Рамирос не гнушался использовать наемников, постепенно убирая конкурентов и все ближе подбираясь к самой верхушке клана. И если он стремится к единоличной власти… Додумывать эту мысль она пока не стала.
— Сколько глав за ним стоит? — спросила она.
— Сейчас уже семеро, — спокойно ответил Строгов.
— Вся Европа. Похоже, Рамирос решил использовать нынешний мировой кризис в своих целях.
— Хуже. Он его и организовал. Запомни, Терри, все, что происходит во внешнем мире, всего лишь следствие. Причина всегда кроется в борьбе элит внутреннего мира.
Катя знала, что внутренним миром, или миром Иных, Отбирающие называют собственное сообщество.
— А как же Перрони и Чейни? — спросила она. — Неужели, они тоже на стороне Рамироса?
Члены Совета Трех, который являлся главным законодательным органом Отбирающих, имели огромный вес в обществе Иных. Карло Перрони возглавлял Совет последние триста лет, Конрад Чейни являлся его главным идеологом. Третьим в Совете был Строгов. Эти трое крепко держали в своих руках власть над кланом.
— К сожалению, они уже ничего не решают. В Европе их влияние ослабело.
— Получается, остаетесь только вы? И русские?
