— Ужин подан, — Стефан возник в дверях, тактично не поднимая глаз на хозяев. Он знал, когда не следует проявлять ненужное любопытство.
— Да, мы уже идем.
Катя легко поднялась и помогла встать Строгову.
— Я только переоденусь, — сказала она Сергею Леонидовичу.
— Не задерживайся, Терри, — тихо попросил он.
— Я быстро, — так же тихо ответила она.
После ужина, когда в доме наступила спокойная тишина, Катерина осталась одна в своей спальне. Здесь все было подобрано с учетом ее вкусов. И добротная итальянская мебель, и большое зеркало, в лаконичной деревянной раме, и картины Гальена, и огромное французское окно, выходящее прямо на открытую террасу.
Катя отодвинула шторы, распахнула створки и невольно улыбнулась. В саду заливался соловей. Вот уже которую ночь маленький певец выводил невероятные рулады, пробуждая в Катиной душе непонятное предвкушение чего-то хорошего и необычного.
Катя усмехнулась. Да, уж… Необычного. И так, не жизнь, а сплошная фантастика.
В свете луны сад казался живым. Тонкие ветви черемухи покачивались на ветру, отбрасывая на дорожку ажурные тени. Тихо поскрипывали старые липы. В кустах жимолости увлеченно выводил рулады маленький ночной певец.
Катя вышла на террасу, постояла немного, вслушиваясь в его нежные трели, и медленно направилась к пруду. Темнота привычно обнимала ее, даря ощущение покоя. Теперь, тьма всегда была рядом. И Катерина больше не боялась. Она подняла взгляд к небу, вглядываясь в россыпь звезд, и еле слышно вздохнула.
Ей неожиданно вспомнилась другая ночь. Сумасшедшая, горячая, желанная.
И поцелуи — дразнящие, дурманящие, ненасытные. Переворачивающие душу. Заставляющие терять себя. Предательские…
Катя устало потерла виски. Проклятый букет. Разбудил ненужные воспоминания. Кто его только принес?
— Терри, ты почему не спишь?
Катерина оглянулась.
Строгов сидел на скамье, неподалеку от пруда, и смотрел с мягким укором.
— Весна. Соловьи…
Катя улыбнулась, зная, что объяснять ничего не нужно. Сергей Леонидович понимал ее, как никто другой.
Строгов задумчиво кивнул и, глядя Катерине в глаза, тихо продекламировал:
Соловьи монастырского сада,
Как и все на земле соловьи,
Говорят, что одна есть отрада,
И что эта отрада — в любви…
Он замолчал, продолжая многозначительно смотреть на Катю, но она упрямо встряхнула волосами и отвернулась. Правда, уже через пару минут, подошла к Строгову и села рядом.
— Чьи это строки?
— Игорь Северянин. Поэт серебряного века.
— Красиво.
Катя улыбнулась, но по лицу ее скользнула едва заметная тень.
Сергей Леонидович чуть прищурился.
— А что там дальше?
Катерина, постаралась говорить как можно равнодушнее, но ее патрона трудно было провести. Он только усмехнулся, и Катя, смутившись, отвернулась и уставилась на воду.
Сергей Леонидович накрыл ее руку своей и тихо продолжил:
И цветы монастырского луга,
С лаской, свойственной только цветам,
Говорят, что одна есть заслуга:
Прикоснуться к любимым устам…
Он произнес последние слова с непонятным выражением, словно мысли его были очень далеко. И чуть слышно добавил:
Монастырского леса озера,
Переполненные голубым,
Говорят, нет лазурнее взора,
Как у тех, кто влюблен и любим…
Строгов замолчал и мягко улыбнулся. Катя любила его улыбку. Очень любила. Жаль, что улыбался ее патрон так редко.
— Игорь был тонко чувствующей душой, — тихо произнес Строгов. — Умел передать эмоции всего несколькими словами.
— Вы знали его?
— Мы были знакомы, даже дружили какое-то время. Правда, потом, он оказался в вынужденной эмиграции, и наши пути разошлись.
— А почему эмиграция была вынужденной?
— Игорь любил отдыхать в Эстонии. У него там дача была. А после подписания Брестского мира Эстония отделилась от России, и он уже не смог вернуться. Так и остался в своей Тойле. Возможно, это и к лучшему. Двадцатые годы смутными были. Человеческая жизнь не стоила ни гроша. А уж жизнь поэта-гедониста…
Строгов задумчиво посмотрел на Катю и отвел от ее лица выбившийся локон.
— Терри, я переживаю за тебя, — неожиданно перевел он разговор на саму Катерину. — Время идет, а ты…
— Не надо, Сергей Леонидович.
Катя покачала головой.
— Все уже давно прошло, я ни о чем не хочу вспоминать.
— Детка, ты слишком категорична. Может быть, нужно было?..
Катерина не позволила ему договорить:
— Нет.
Она твердо посмотрела на своего патрона.
— И давайте, больше не будем об этом.
— Ну, что ж. Не будем, так не будем.
Сергей Леонидович привлек ее к себе и крепко обнял.
— Ладно, ты мне скажи, понравился мой сюрприз?
Он чуть прищурился, глядя Катерине в глаза.
— Очень, — кивнула она. — Колье великолепно. Я никогда не видела таких крупных бриллиантов. Только, Сергей Леонидович, я же просила… Зачем вы тратились?
— Катя-Катя… Деньги — это всего лишь бумажки. Но если эти бумажки могут сделать дорогую мне женщину хоть немного счастливее, считай, что свою роль они выполнили.
Строгов усмехнулся, а Катя вспомнила, как в самом начале их непростых отношений, он сравнил ее с не ограненным алмазом. Память подбросила яркую картинку — изысканная обстановка римского палаццо, приглушенный свет настенных бра, подлинники итальянских мастеров на стенах и сидящий в кресле мужчина.
Она покосилась на патрона. Сейчас, в свете луны, он выглядел спокойным и мягким, а тогда… Тогда он казался ей исчадием ада. Монстром. Демоном. И этому демону нужна была ее душа. Ее сущность. Ее жизнь. Господи, как же она его боялась. А он… Он сделал все, чтобы преодолеть этот ее страх. Чтобы вытащить из той скорлупы, в которой она прятала свои эмоции. Чтобы заставить ее раскрыться и отпустить своих внутренних демонов. И ему это удалось.
Катя на всю жизнь запомнила тот вечер.
— Посмотри сюда, Терри…
Он не приказывал, он просил.
Она подошла ближе. И увидела на раскрытой ладони Строгова невзрачные сероватые камни.
— Знаешь, что это?
Сергей Леонидович смотрел на нее пристально, серьезно, и она потерялась под взглядом его стальных глаз.
