— Они были по-настоящему близки до того, как он исчез? — спросила Бриони.
— Да. Ближе, чем я с ним. Мой дед ожидал, что он выкажет больше интереса к «Гарденз», и был согласен с ним. Но разве не должно ей быть тяжелее простить его из-за этого? Разве не должна была Натали чувствовать себя преданной, когда он исчез, как раз потому, что они были так близки?
— Я не самый подходящий человек на свете для того, чтобы расспрашивать меня о правильных чувствах, — криво улыбнувшись, ответила Бриони, а потом глаза ее удивленно расширились. — Он здесь. Твой отец.
— Здесь? — Нейт-то думал, что будет сам решать, когда — и если — захочет поговорить с ним. Он не мог поверить, что у отца достало мужества прийти сюда. Хотя как раз Нейту и не следовало бы удивляться, раз у папаши достало наглости заявиться домой, как ни в чем не бывало, после стольких лет отсутствия. Он просто пришел домой, хотя там никого не было, словно по-прежнему жил там.
— И что ты собираешься делать? Поговоришь с ним? — спросила Бриони.
— Он идет сюда? — Нейту не хотелось оборачиваться и проверять самому.
— Нет, он остановился у дверей. Но смотрит сюда.
Нейт встал.
— Пожалуй, лучше покончить с этим раз и навсегда.
— Мне пойти домой? — спросила Бриони.
— Лучше позавтракай. Я найду тебя, когда разберусь с ним.
— Хорошо. Я хочу знать, как все прошло.
Ну, хоть что-то. По крайней мере, она будет ждать его, как только он покончит с этим. Нейт развернулся и зашагал к отцу, который заговорил сразу же, едва сын подошел к нему.
— Я помню, что обещал подождать, пока ты сам не захочешь со мной пообщаться. Но я не могу допустить, чтобы ты думал, что за актами саботажа стою я. Пансион для меня кое-что значит, Нейт.
Нейт коротко и хрипло рассмеялся.
— Ага. Ты уже продемонстрировал это.
— Его основал мой дед, им управлял мой отец, а теперь здесь командует мой сын. Я бы никогда не сделал ничего такого, что принесло бы вред «Гарденз», — стоял на своем отец.
— Ты просто бросил и предал его. И со своей семьей поступил точно так же, — заявил ему Нейт.
Отец долго молчал и, наконец, признал:
— Да, ты прав.
— Я не хочу разговаривать здесь. Давай выйдем наружу. — Нейт не стал дожидаться согласия, а просто перешагнул порог и вышел из клуба.
— Ты мне веришь? — спросил отец, как только они оказались на пешеходной дорожке.
— Нет. Может быть, ты говоришь правду. А может быть, и нет. Но верить тебе на слово я не намерен. Это бессмысленно. — Нейт зашагал по тротуару — стоять на месте было выше его сил. Отец догнал его и пристроился рядом.
— Согласен, полностью согласен, — повторил отец. — Но позволь задать тебе один вопрос. Перед тем как узнать, что я вернулся, кого ты считал виновным в саботаже?
— Я не знал, на кого и думать, — ответил Нейт. — Я не мог и по-прежнему не могу назвать кого-либо, кому понадобилось бы уничтожать пансион. А у тебя такой резон есть. Деньги.
— Как я могу убедить тебя в том, что…
— Никак, — отрезал Нейт. — Для этого я должен доверять тебе, а я не верю. — Он вдруг резко остановился и развернулся лицом к отцу. — Ты хотя бы представляешь, что ты сделал с мамой? Ты убил ее. Ей нет еще и шестидесяти, а она ведет себя так, словно ей исполнилось девяносто. Она потеряла веру в себя. Ты растоптал ее. Она как будто боится жить. Она почти не выходит на улицу. У нее нет подруг. У нее есть только я, Нат и внуки.
— Это совсем не мало, — отозвался отец.
— А Натали? Она запуталась окончательно. Одного лузера она меняет на другого. Она словно специально выбирает тех парней, которые непременно разочаруют ее. Так, как это сделал ты.
— А как насчет тебя, Нейт? Что я сделал тебе?
— Ничего. Я был слишком занят, занимаясь всем на свете, чтобы скучать о тебе, — ответил Нейт. — Зато я хочу знать, что ты собираешься делать дальше. Если ты говоришь правду и вернулся не ради того, чтобы заставить нас продать «Гарденз», то для чего ты здесь? Или ты рассчитываешь помириться с мамой? Что вообще ты здесь делаешь?
— Я хотел увидеть вас. У меня нет никаких других планов. Я надеюсь, ты позволишь мне узнать вас заново. Тебя и Натали. И моих внуков.
— Ты не имеешь права называть их своими. Они уже привыкли к тому, что у них нет деда. — Бывший муж сестры не принимал участия в жизни детей, как и его родители.
— Значит, теперь у меня есть план. Я намерен находиться рядом, чтобы изменить порядок вещей. Я снимаю комнату в доме неподалеку отсюда. Я найду работу. Мне все равно, какой она будет. Это всего лишь способ остаться здесь.
— А мама? Ты так и не сказал, что тебе нужно от нее.
Отец покачал головой.
— Это уже ей решать. Если она захочет, я бы хотел вновь узнать и ее тоже. Но выбор не за мной. Это я понимаю.
— Сейчас у меня много дел. Неотложных. Когда я захочу увидеться с тобой, то дам тебе знать.
Отец медленно кивнул.
— Хорошо, — проговорил он, наконец. — Твоя мать знает, как связаться со мной. — Он уже развернулся, собираясь уйти, но потом приостановился. — Пансион выглядит отлично, Нейт. По-настоящему отлично. Твой дед гордился бы им.
Нейт стоял и смотрел ему вслед, а потом вернулся к Бриони.
— Что случилось? — спросила она.
— Ты не могла бы просто поболтать о чем-нибудь? — попросил он. — А я просто посижу здесь несколько минут, не думая о своей семье или «Гарденз».
— Конечно. Как скажешь.
Мак наблюдал за тем, как Гиб берет в руки подарок, который Мак принес ему. Он не стал подносить его к носу. Нехорошо. Сам Мак унюхал презент с расстояния в целый квартал, но сомневался, что Гиб сможет распознать, что в нем такого особенного, если хорошенько не принюхается к нему. Хотя не исключено, что не сможет и тогда.
— В общем, я понимаю, что ты считаешь его особенным, — понес свою обычную ерунду Гиб. — Именно поэтому я и говорю тебе «спасибо». Но что, по-твоему, я должен буду делать с розовым носком, на котором вышиты маргаритки, я, если честно, не представляю. Даже если бы ты притащил два, то они были бы мне малы, не говоря уже о том, что это не в моем вкусе. Но попытка засчитана, и ты заслужил сардину.
Сардина. Это слово заставило Мака прислушаться. Он потрусил на кухню, опередив Гиба, и принялся ужом виться меж ног старика, пока тот доставал чудесную красно-синюю консервную банку. А потом — хлоп! Прелестный звук. Мак нетерпеливо мяукнул, поскольку, по его мнению, Гиб открывал крышку слишком уж медленно. Затем он выложил три сардины на блюдечко и поставил его перед Маком. Ох, святая Баст, до чего же они хороши, соленые, в масле и по-настоящему рыбные!
