Как часто случается с тщательно проработанными на бумаге планами (ди эрсте колонне марширт, ди цвейсте колонне марширт…), в реальной жизни все пошло наперекосяк. Прежде всего, согласованного выступления не случилось: Аргайл высадился в Шотландии на полтора месяца раньше, чем Монмут в Англии.
Аргайл, судя по всему, сильно переоценил свою популярность у шотландских пресвитериан. Людей к нему пришло не так уж много, и их без труда разбили регулярные войска. Судьям долго возиться не пришлось – всего-навсего нужно было достать из шкафа смертный приговор, от которого Аргайл бежал. Ну и отрубили голову.
Монмуту в Англии повезло ничуть не больше. Он высадился на юге Англии, в графстве Дорсет, жители которого отличались особой непримиримостью к католикам. Это обстоятельство Монмут и использовал для черного пиара, заявляя публично, что дядюшка Иаков – не просто злокозненный католик, в нарушение старых добрых английских законов захвативший трон. Он еще и отравил отца, Карла Второго, а 19 лет назад велел поджечь Лондон, отчего и возник Великий пожар. Одним словом, жуткий монстр в человеческом облике.
Несмотря на царившие в Дорсете антикатолические настроения, Монмуту удалось собрать всего тысячи четыре человек (видимо, большинство охотно поносило католиков вообще и Иакова в частности за кружкой пива в таверне, но выступать с оружием в руках не имело ни малейшего желания – в точности как сегодняшние интернет-хомячки). А против Монмута двинули опять-таки регулярные войска…
Подавляющее большинство примкнувших к Монмуту были не обученными военному делу горожанами и крестьянами, вооруженными чем попало. Имелась немногочисленная конница, которой Монмут и решил атаковать ночью лагерь королевских войск. Однако командующий этой атакой лорд Грей оказался не только военной бездарностью, но и трусом – при первой возможности сбежал не только с поля боя, но и вообще от мятежников. Королевские драгуны без особого труда разгромили воинство Монмута, а его самого, переодетого крестьянином, вскоре поймали.
То, что началось потом, больше всего напоминает кровавый террор, свирепствовавший по всей Англии после поражения восстания Уота Тайлера. Иаков Второй, в отличие от отца, был по натуре сущим зверем…
Рафаэль Сабатини в романе «Одиссея капитана Блада» описал эти события в полном соответствии с исторической реальностью. Напомню: главный герой, бывший военный моряк, а теперь врач, в мятеже участия не принимает, потому что презрительно относится к Монмуту и, как многие, считает, что он вообще не сын герцога Йоркского. Однако к нему приезжает один из мятежников, молодой шкипер, и просит помочь раненому лорду, одному из предводителей восставших. Тут уж ничего не проделаешь, и врач отправляется выполнять свой врачебный долг. Раненый лежит в усадьбе, хозяин которой тоже никакого отношения к мятежу не имеет: просто его дом оказался первым на пути уносивших раненого мятежников.
Тут появляются королевские драгуны и хватают всех: раненого, шкипера, Блада, хозяина усадьбы, не собираясь выяснять, кто прав, кто виноват. И начинают «обыскивать» дом.
«Страшное предположение Блада о том, что для драгун эта часть Англии стала оккупированной вражеской страной, полностью подтвердилось. Из дома послышался треск отдираемых досок, грохот переворачиваемой мебели, крики и смех грубых людей, для которых охота за повстанцами была лишь предлогом для грабежа и насилия».
В завершение драгунский капитан бесцеремонно насилует очаровательную молодую дочку хозяина, а драгуны, хотя об этом в романе и не сказано, наверняка не обошли вниманием и ее мать. Какой там «Хабеас корпус»…
(Интересно, что в списках мятежников Монмута и в самом деле значится некий Блад, ирландец по происхождению, как и герой Сабатини.)
Действительность оказалась еще страшнее, чем у Сабатини. В роли кровавого карателя Ричарда Второго судьи сэра Трезильяна выступал верховный судья Суда Королевской Скамьи сэр Джефрис, и до того печально известный свирепостью и смертными приговорами. Диккенс охарактеризовал его по достоинству: «Спившийся разбойник по фамилии Джефрис: краснорожее, обрюзгшее, разжиревшее чудовище, хрипящее и рычащее, таило внутри столько злобы, что было непонятно, как она там умещается». Король в свое время подарил Джефрису перстень с большим рубином. В народе его прозвали Кровавый Камень…
Джефрис в компании четырех судей рангом поменьше оставил кровавый след примерно в тридцати шести городах и селах. Как во времена Трезильяна, хватало одного-единственного устного доноса буквально в тех же словах: «Этот человек был с мятежниками». После пародии на суд казнили, не разбираясь. Только в городе Дорчестер, центре графства Дорсет, Джефрис за несколько дней повесил восемьдесят человек. Сплошь и рядом казнили друзей и даже соседей осужденных на смерть – исключительно за то, что они друзья и соседи. Точное число казненных, выпоротых плетьми, брошенных в тюрьмы и проданных в рабство в Америку историки так и не смогли подсчитать. Тела казненных рубили на куски и варили в смоле в громадных котлах на виду у всех – чтобы лучше сохранились. Потом развешивали на перекрестках больших дорог, на улицах, даже у церквей. Один из крестьян, которого солдаты силой принудили мешать жуткое варево, на всю оставшуюся жизнь получил от односельчан кличку Том Кашевар. А заплечных дел мастера еще пару столетий носили в Англии прозвище «Джек Кетч» – так звали главного вешателя Джефриса.
В народе карательная экспедиция Джефриса долго звалась Кровавым Судилищем. В Винчестере в суд потащили глухую старушку, некую миссис Алисию Лайл, только за то, что она спрятала у себя двух беглецов из воинства Монмута (причем доказательств не было, одни словесные доносы). Даже «труппа дрессированных судей» Джефриса три раза отказывалась признать ее виновной. На четвертый раз вмешался сам Джефрис и приговорил старуху к сожжению на костре. Тут уж запротестовали местные священники, и миссис Лайл «просто» обезглавили… Потом на месте ее казни Иаков Второй устроил скачки.
Чуть поодаль зверствовал драгунский полковник Керк, набивший руку в войнах с североафриканскими арабами. Его солдаты, прозванные в народе «керковыми агнцами» (на знаменах у них был агнец, одна из эмблем христианства), вели себя не как ягнята, а как волки. И даже хуже – волк просто-напросто убивает ради пропитания, но никого не пытает, не грабит и не насилует. Описанные Сабатини драгуны – это как раз «Керковы агнцы». Деревни они жгли и разоряли безжалостно, а с тех, кому удавалось откупиться, брали в уплату все мало-мальски ценное. Сам Керк очень любил, усевшись пировать со своими офицерами, смотреть, как за окном вешают пленных. Когда они начинали дергаться в предсмертных конвульсиях, говорил, что сейчас у них будет музыка для танцев, и приказывал бить в барабаны и дудеть в трубы.
Король велел передать Керку, что «весьма доволен его деятельностью», а о Джефрисе с большой похвалой написали в Королевской газете (в те времена уже существовали газеты, в том числе и правительственные официозы).
Казни были и в Лондоне – правда, связанные не с мятежом Монмута, а с тем самым заговором, участники которого собирались из окна дома стрелять в Карла Второго и герцога Йоркского. За участие в нем был повешен рядом с собственным домом шериф Лондона Корниш, хотя донесший на него субъект свои первоначальные показания изменил. На Тайберне сожгли на костре лондонскую горожанку, вдову с безукоризненной репутацией Элизабет Гонт, за то, что она якобы прятала одного из заговорщиков.
