У меня чуть сердце из груди не выпрыгнуло. Если Аман не нападал на ту деревню… Пожалуйста, Ясноликая, пусть это будет правдой! Даже зная, что был не в себе, он не простит себя и не забудет.
Пусть на нем не будет чужой крови.
Несколько секунд, которые, казалось, длились вечность, Камран молча стоял и обозревал странную картину: я льну к ощерившемуся дракону, дольгатты напряженно переминаются с лапы на лапу — ждут не дождутся приказа для последней атаки. Где-то в стороне догорает пламя: его отблески пляшут на уродливой морде твари, которой больше всех не терпится разделаться с Карраем. Вон как глаза жадно сверкают. С неба льет дождь, превращая обожженную землю в самое настоящее болото, и над всем этим пепелищем возвышается раненый дракон, который с каждой секундой дышит все медленнее, все тяжелее.
— Хорошо, пусть обернется, — наконец проговорил его светлейшество и велел дольгаттам расступиться.
Те повиновались, пусть и неохотно. Попятились, скрываясь в высокой траве, но я чувствовала: они по-прежнему здесь. Ждут своего часа и, если понадобится, с радостью добьют Амана.
Лелея в душе надежду, что еще немного и кошмар закончится, повернулась к Огненному. Коснулась его груди, вздымающейся медленно, как будто из последних сил. Вздрогнула, заметив, как мои ладони обагрились кровью, и взмолилась шепотом:
— Обернись! Позволь тебя спасти! Если не ради себя, то ради меня. Потому что я не смогу уйти, останусь с тобой до конца. А значит, дольгаттам придется загрызть и меня.
Дракон слабо фыркнул, и чешуя у меня под пальцами как будто начала таять. Серая дымка затянула грудь Огненного, поползла дальше, быстро скрывая его от посторонних взглядов. А когда хмарь рассеялась, я попятилась, прижав ладони к лицу, иначе бы точно закричала. В мужчине, лежавшем у моих ног, я едва узнала Амана Каррая.
Все тело тальдена было в глубоких ранах.
ГЛАВА 26
Несколько дней Аман восстанавливался и набирался сил. Обследовавшие его маги единодушно признали, что его светлость больше не страдает безумием. Неведомая болезнь ушла, будто ее и не было. И, наверное, это была самая хорошая новость за последнее время.
Хотя нет! Имелась еще одна. Элесбед сдержала слово и с посильным участием магов сняла с князя все обязательства по выполнению клятвы.
Оказывается, сердце у морканты все-таки было. Она не смогла оставаться в стороне (наверное, не верила, что у меня что-то выйдет), а потому сама, добровольно, отправилась к правителю на покаяние. Воззвала к его милости, к родственным чувствам, согласилась понести наказание за свои грехи, лишь бы помиловал наследника древнего княжеского рода, принадлежностью к которому она так гордилась.
Подозреваю, что, если бы не угроза жизни Амана, ей бы и в голову не пришло помогать магам, и тогда бы отец с этим упрямцем Карраем ни за что бы не отказались от своей затеи с ритуалом Л’арха.
Но теперь в этом чудовищном обряде не было необходимости. Еще какое-то время Клер и дети останутся под надзором целителей, которые желали удостовериться, что злые чары больше на них не действуют.
Его светлейшество порывался забрать князя с собой, но после короткого разговора с императором (уж не знаю, о чем они там шептались, я в тот момент сходила с ума от страха за жизнь Амана) согласился отпустить его в Сумеречную империю. Ледяной Лог был битком набит лекарями, которые могли помочь в лечении Каррая. К тому же, как мне показалось, Камрану было проще сбагрить потенциально опасного тальдена в руки соседа, а не устраивать князю проверки и не ломать голову над тем, как бы еще его наказать.
По приказу правителя дольгатты ушли, растаяли в ночи, оставив после себя ужасное напоминание: глубокие раны на теле Каррая. Благодаря магу, которого ее лучезарность не зря с собой взяла, мы в считаные секунды перенеслись в императорский замок, и лекари тут же приступили к спасению жизни Амана.
Меня к нему не пустили. Его великолепие, гнева которого я боялась больше всех дольгаттов, вместе взятых, велел страже «немедля препроводить эсселин Анвэри в ее покои», да там и оставить. Держать в четырех стенах до вынесения приговора самыми суровыми судьями, каких только знала Адальфива, — моими родителями.
Когда им стало известно, где я пропадала всю ночь и что делала… В общем, по сравнению с ними беснующийся дракон казался милой, ласковой зверушкой. Удивляюсь, как они меня не убили. Очень хотели со мной разделаться — я это по глазам видела.
Озвучив свою волю: до того как покинем Ледяной Лог, мне запрещается выходить из гостевых покоев, — родители ушли, напоследок заявив, что очень во мне разочарованы.
Разочарованы! Как будто я не любимого человека спасала, а совершила что-то ужасное.
Я даже предположить боялась, как отнесется мама к ее лучезарности. Не уверена, что они останутся подругами. Меня мама даже не пыталась понять. Сомневаюсь, что попытается понять Анну. Скорее всего, даже слушать ее не станет.
Элесбед покинула Ледяной Лог сразу после того, как связь между мной, Аманом и Клер была разорвана, а жизни ее сына больше ничто не угрожало. Ее отправили под конвоем в Рассветное королевство для дальнейшего разбирательства. Только правитель имел право решать судьбу своей подданной, хотя я уверена, что император с удовольствием заточил бы ее пожизненно в каком-нибудь затхлом подземелье или и вовсе на плаху отправил. За то, что мучила невинных детей, использовала в своих гнусных целях Клер, пыталась сломить меня и чуть не погубила сына. Ритуал Л’арха и его последствия целиком и полностью были бы на ее совести.
Обо всем об этом я узнала от Хевины, так как она была единственной, с кем мне дозволялось общаться. Мориэн меня не навещал (наша дружба трещала по швам), родители обо мне как будто забыли, а Анне видеть меня наверняка запретили. Или император, или мои жестокосердные родители. А скорее всего, они ополчились против нее все вместе.
Еще одним потрясением для меня стало осознание того, что я чуть не погубила Амана. Вспомнив о словах Элесбед о магическом блоке, я попросила магов меня проверить. Результаты этой проверки ни меня, ни их не порадовали: кто-то стер часть моих воспоминаний. А когда их удалось восстановить (процедура, кстати, не из приятных), я вспомнила и про танец с прислужником дяди, и про браслет. Вспомнила вечер, когда его надела, и как Аман, отпуская меня к отцу, его коснулся.
«Пусть лишь раз дотронется до него, и в скором времени ему станет не до тебя», — воскресли в памяти ядовитые слова.
И ведь действительно ему было не до меня. Из-за клятого браслета Аман чуть не сошел с ума.
Вытряхнув на кровать содержимое всех своих шкатулок, отыскала подарок Талврина. После проверки украшения стало ясно, как именно мой безумный дядя уничтожает драконов: подсылая им или их близким зараженные губительными чарами предметы.
Сказать, что я себя ругала, это ничего не сказать. Не нужно было вообще его брать! Следовало сразу рассказать обо всем Карраю.
