Надя и Люба
1 декабря
Москва. Элитный жилой комплекс в микрорайоне «Кунцево»
– Люба, я схожу с ума(
Сегодня проснулась, сознание еще цеплялось за остатки сна, и показалось, будто комната наполнена едва уловимым, до боли знакомым ароматом… Я принялась жадно втягивать воздух – чистый ландыш, и меня пронзило аж в самое сердце: это духи моей мамы! Я давно живу без нее, так уж сложилось… А отца у меня и не было толком. Так что твои предположения о благополучном детстве ошибочны. Но об этом как-нибудь потом… Сегодня ночью будто по-весеннему потеплело. Подошла к окну, а за ним первый день декабря косится ехидно и слякотью в прохожих кидается. Программу в себе включила и пошла, как робот, будить детей, собирать в школу, а после мужа на работу проводила. Налила себе остатки кофе и тупо сидела полчаса над чашкой. Никаких мыслей, никаких желаний… Ровно в одиннадцать придет помощница по-хозяйству. Уверена, она меня презирает. Этих восточных людей не поймешь, они, будто лисы, выжидают, чтобы в самый неподходящий момент застать врасплох. Не могу поверить, что каких-то года два назад я сама создавала эту роскошь вокруг. У окна в гостиной стоят две напольных парных вазы, китайский фарфор, девятнадцатый век. К чему мне эти вазы? Мне кажется, таджичка мечтает якобы случайно кокнуть какую-то из них. А еще она по мелочам ворует: прокладки, колготки, разноцветные ватные шарики – белые ватные диски почему-то не берет… Муж не раз предлагал нанять еще и водителя, но я категорически отказываюсь, так у меня остается хотя бы видимость того, что я что-то делаю для семьи. Готовлю тоже сама, но мою стряпню, похоже, давно уже невозможно есть. Только они, мои милые, едят, чтобы меня не расстраивать. Сегодня я поняла – у меня начинается рассеянный склероз, или шизофрения, или болезнь Альцгеймера. Нашла в инете симптомы – любое из перечисленного подходит. Я забываю простейшее: была ли вчера в магазине, забрала ли вещи из химчистки, сейчас вода в кастрюле закипела, а я напрочь забыла, что хотела приготовить на обед.
Я гляжу в окно и с ужасом думаю о зиме. Особенно ненавистен тупой февраль. Январь еще хоть как-то можно пережить: кино-рестораны-гости, вся эта нескончаемая, подсвеченная гирляндами повинность, которая должна укреплять видимость счастливой семьи. А муж уже заводит разговоры про летний отпуск, во время которого каждый день будет внушать, что рыба полезней мяса и с ней следует пить именно это белое вино. Я не люблю рыбу и не люблю мясо, а от вина меня клонит в бесцветный, напрасный сон. Уж если я чего-то хочу – так это бесцельно гулять по городу, созерцать, придумывать истории людей, которые сидят под зонтиками в кафе или ждут своего автобуса. Но вместо этого я бегу, бегу за всеми, бегу за своим мужем, у которого расписана каждая минута, бегу за толпой – в аэропорты, музеи, парки отдыха – и, будто в курятнике, сижу в переполненных ресторанах, потому что кто-то сегодня модный написал, что этот чем-то лучше полупустого соседнего. Особенно сводят с ума торговые центры… Толпы возбужденных женщин копаются в корзинах с таким воодушевлением, словно куски тряпок по десять евро в самом деле делают их счастливее, все орут в телефоны, замученные продавцы снуют туда-сюда, старательно игнорируя тех, кто выбрал всего одну вещь, дети галдят и путаются под ногами, все мешается в одну ревущую кучу, и я не понимаю, что я здесь делаю, зачем я здесь… Это не объяснить… Случайные зеркала показывают мне еще молодую, возможно, даже красивую женщину… И тогда я улыбаюсь, пытаясь казаться ярким мазком в массе безликих пятен. Из всех возможных ощущений во мне давно уже живет одна тревога. Уж лучше страх, он хотя бы имеет конкретные очертания. Никто меня не поймет… Если я и пыталась быть откровенной, то натыкалась лишь на снисходительную усмешку. Да-да, я же прежде всего мать… Как будто я сама об этом не знаю! На самом деле я просто самка, выносившая и выкормившая детенышей и за ненадобностью отодвинутая на задний план. Никто не поймет, что я – НИЧТО. Муж отгородил меня от моей собственной жизни, а та, которую он для меня создал, представляется мне нелепой.
Только две вещи: уроки испанского, где каждое новое выученное слово будто делает выпуклыми картинки моих снов, и общение с тобой заставляют меня все еще искать выход из этого адского лабиринта. Я чувствую, что выйти очень просто, но я окончательно дезориентирована… Кстати про испанский – уже пытаюсь составлять простые предложения. Препод заставляет меня рассказывать обо всем, несмотря на то что мне давно уже нечего сказать… Вдруг поняла, что любую мысль, действие, ощущение или чувство можно выразить предельно кратко, а мы столько слов роняем напрасно, и от этого нам давно уже нечем дышать. Люба, прости за поток сознания… Как будто чуть легче стало…
УДАЛЕНО.
– Люба, привет) Как твои дела? Скоро ведь Новый год… Уверена, тебе, с твоей невероятной энергией очень к лицу этот праздник)
Вера и Люба
1 декабря
Москва. Медицинский центр «Гармония».
Отделение стоматологии
– Самые близкие порой хуже чужих. Они берут на себя право определять, что для тебя лучше. У меня родственница есть, плюс-минус ровесница, входит куда – все кобели в ее сторону шею выворачивают, там даже не тюнинг, а выправка, стать. Слова роняет протяжно, будто пианистка ноты подбирает. Ее жизнь – мечта любой женщины, наверное, именно поэтому она и может себе позволить ею быть. Я была с ней откровенна, думала, мы подруги, и она искренне мне сопереживает, но нет… Если там что-то и осталось внутри, то только один вялый, сытый эгоизм. Вот ведь, сука, люди! Хрен на блюде! Люб, как оказалось, ее мужу, параноику, с которым мы давно серьезно поссорились, уже несколько раз звонил мой сын, говорил, что на секретных учениях, а она, сучка, боится слово без мужниного ведома сказать, все беспокоится, как бы мягкий стульчик под ее красивой задницей не пошатнулся. А тут не выдержала, то ли на него вызлилась, то ли совесть проснулась…
– Давно узнала?
– Она – не знаю, говорит, как только узнала, сразу позвонила. Это было вчера, поздним вечером. Я была в одном заведении…
– Неожиданно.
– Неожиданно – что?
– Ну… Что он звонит твоему родственнику.
– В отсутствие у Ромки нормального отца, он много для него сделал, а в последнее время, когда Ромка вырос, они стали товарищами. Простить себе не могу, что меня снова понесло в этот клуб…
– Что за клуб?
– Ты удивишься, как раз по твоей теме: там танцуют аргентинское танго.
– Твою ж ты мать! Танцевала?!
– Нет. Я сидела и наблюдала за парами, особенно за женщинами.
– Поделись ощущениями!
– Некоторые, следуя за мужчиной, прикрывали глаза и двигались так, будто их несет невидимый поток, другие, успевая стрелять глазами вокруг, уверенно смотрели на партнера и активно украшали свой танец быстрыми и вычурными движениями ног, иногда – захватывающе красиво, иногда – нелепо и совсем не в музыку.
