Сашу привели первой. На ней были полосатая майка и джинсы. Залусская выглядела похудевшей. Она села на шаткий табурет и уставилась в зеркало, зная, что сейчас за ней пристально наблюдают. Сколько раз она была с той, другой стороны? С этой — никогда. Ей было холодно, но набросить на себя было нечего. Кожаную куртку у нее отобрали. Там были замки, несколько кнопок и отстегивающийся ремень. Джинсы постоянно съезжали. Она то и дело подтягивала их, что крайне ее раздражало. В депозитном шкафчике остались также очки, телефон, бумажник и деньги. Она была главной подозреваемой по делу. И, что хуже всего, даже не знала, что у них на нее есть. Петр мертв, у них есть его тело, а из нее можно сделать отличного козла отпущения. И, признаться, она очень постаралась, чтобы получить этот статус.
Дверь скрипнула, и в комнату вошел привлекательный брюнет. Его густые брови практически срослись в одну сплошную линию. Сам он был высокий, жилистый. Тип мужчины, при виде которого женщины втягивают живот и выпячивают бюст. А потом внимают каждому его слову, даже если он дерзит или хамит. Ему стоит лишь улыбнуться, как они тут же готовы выйти за него замуж. Глаза стального цвета, сверлящий взгляд. Он снял черный, слишком элегантный для этого случая плащ и небрежно бросил его на пол, оставаясь в голубых джинсах и черной футболке. Ему можно было не представляться, Саша и без того знала, кто он.
— Мейер, — прозвучало с другой стороны стола. — Жаль, что наше знакомство происходит при таких обстоятельствах.
— Совсем наоборот. Мне уже давно очень любопытно, насколько вы сильны по этим делам.
Губерт издевательски усмехнулся.
— На «слабо» меня берете?
— Мне ничего больше не остается.
— Классическая реакция креативного подозреваемого. Нападение.
— Мне предъявлены обвинения. Что у вас на меня есть?
— Я здесь только проездом.
— Так же как и я.
— Вы на самом деле хотите продолжать эту игру?
— Не знаю, — ответила она и замолчала.
— У вас нет адвоката, вы не признаете вину, но согласились на разговор со мной. Почему?
— Потому что вы профайлер и к тому же нездешний. Я не доверяю никому, кто жил здесь, имел тут семью или пребывал чуть дольше, чем проездом. Это все одна шайка, — прошипела она и тут же добавила: — Конечно, я понимаю, что это звучит по-идиотски.
Он снова улыбнулся.
— Значит, вы невиновны?
Она не ответила. Даже не подняла голову.
— Как это возможно, что вы были первой на месте похищения невесты, обнаружили труп Дануты Петрасик, последней видели живого Бондарука и к тому же знакомы с разыскиваемым Лукасом Поляком? Вы можете это объяснить?
— Все предельно ясно. Я просто шустрее остальных, — быстро проговорила она и замолкла.
Ей пришлось продолжить. Он даже глазом не моргнул. Надо было признать, что Мейер — профессионал.
— А может, мне действительно хотелось раскрыть эти дела? — закончила она.
— А им нет?
— Вот именно.
— Почему?
Она тяжело вздохнула.
— Долго рассказывать. Я докопалась до дна и прошу, чтобы вам передали документы, полученные мной от Бондарука за несколько часов до его смерти. Только после того, как вы их прочтете, можно вернуться к нашему разговору.
Она встала, собираясь выйти. Мейер следил за ней взглядом. Она нажала на дверную ручку, но дверь была закрыта. Пока он не сделает им знак, они не выпустят ее. Она будет тут сидеть, пока не расколется. Именно на это они рассчитывают. Она тихо выругалась, вернулась и грациозно села на свое место.
— Забыла, что выступаю в другой роли, — усмехнулась она. — Мои отпечатки пальцев в доме Бондарука остались на упаковке от сигарет. Письмо, насколько мне известно, написал он сам. Не правда ли?
Мейер не отрицал, но и не подтвердил, поэтому она продолжила:
— Думаю, что состряпать такой вещдок может только человек, хорошо знакомый со спецификой нашей работы. Я в тот вечер звонила ведущему следователю, коменданту и ее бывшему мужу. Никто не ответил. Никто не появился и на месте происшествия. Только им было известно, где я встречаюсь с Петром. Они прекрасно знали, кто там похоронен. Вы можете это проверить по распечатке телефонных звонков.
— То есть вы предъявляете обвинения местным следственным органам? Слабовато.
— Раз так, — Саша набрала воздуха в легкие, — просветите меня, пожалуйста, по поводу моего мотива. Профайлер прежде всего задает вопрос «почему», «как» и только потом «кто».
Мейер встал.
— Минуточку.
— Я никуда не собираюсь, — сыронизировала Саша и поправила волосы. Она мысленно пожалела о том, что у нее нет резинки, а быть похожей на увядшую русалку она не любила.
Он вернулся через минуту.
— О каких документах вы говорите? — спросил он, сев на свое место.
Саша рассмеялась.
— Это были копии. Оригиналы я передала надежному человеку. Полицейскому из Гданьска. Если он до сих пор не вышел на связь, то просто еще не получил их.
Мейер наклонился над столом и отчетливо прошептал:
— Все-таки объясните мне такую вещь. Я более или менее понял, зачем вы здесь появились, но до сих пор непонятно, почему вы не уехали. Зачем вмешиваться в чужие расследования? Какого черта позволять ломать себе кости?
Саша задумалась. Когда она ответила вопросом на вопрос, он как раз прикурил сигарету и протянул ей пачку. Она неохотно взяла красное Мальборо, зная, что сейчас у нее разболится горло.
— Вы когда-нибудь боялись?
Мейер кивнул.
— За себя или за близкого человека?
— Всякое бывало.
— Тогда вы должны знать, что у страха есть свой предел, и, когда он преодолевает эту границу, превращается в движущую силу.
— Так поступают психопаты. Им нужна большая доза адреналина.
— Согласна, — подтвердила она. — Как аэродвигатель. Разгон поднимет железную птицу в небо и донесет до цели несмотря на то, что это кажется невозможным.
— Только если есть крылья.
— У меня они есть. Дочка, восемь лет.
Мейер пристально посмотрел на нее, стряхнул пепел на пол.
— Что вам было здесь нужно?
— Мне казалось, что мне нужен вызов, поединок с Лукасом, но на самом деле мне нужно было прощение. Я хотела найти его и извиниться. Он чуть не погиб из-за меня. Но чем больше я приближалась к нему, тем сильнее погружалась в это дело.
— Может, надо было не врать.
— Поздно плакать над разлитым молоком, — пробормотала она.
Мейер встал, постучал в дверь. Ему открыли и протянули две бутылки минеральной воды. Саша заметила, что он слегка кивнул. Обменялся с каким-то человеком условленным знаком. Когда он сел, она снова замкнулась.
