– Ни за что, – рассмеялась она.
– В Риджборо – городе, где я жил после того, как ты ушла, – без машины никуда не доберешься. Один раз я сказал другу, что приеду к нему на метро, а потом вспомнил, что там и метро-то нет.
– Твой китайский стал намного лучше. Ты уже не такой безграмотный, как когда говорил по телефону.
Он наслаждался ее подколками, вспоминал ее суровую, самую что ни на есть несгибаемую любовь. Как она непохожа на Кэй с ее оголенными нервами. Его мать никогда не требовала от него развеять сомнения.
– Я провел в Китае уже почти неделю.
– Язык не забывается, – сказала она. – Нужно только опять столкнуться с языковой средой – и мозг вспомнит. – Такси проехало дальше. – Мозг очень гибкий.
– То же самое у тебя с английским?
– Если ты меня услышишь, то рассмеешься. Но в сравнении с другими учителями я практически носитель. Мало кто ездил за границу, так что они учатся по фильмам и слушают записи. Это не одно и то же.
– Я помогу тебе практиковаться, если хочешь.
– Да ничего.
– Когда тебе нужно вернуться на конференцию?
– Только завтра. Весь этот день я пропущу, проведу с тобой.
Он почувствовал, как расслабляются плечи. Такси остановилось перед группой старых зданий с замысловатыми крышами.
– Это Летний дворец, – сказала мать. Повела его через мост и по длинной тропинке, под потолком из изощренной мозаики синих и зеленых цветов.
Вдруг стало тихо, и Дэниэла заворожили краски. Они выбрались на площадь, где собирались тургруппы, говорил в мегафон на кантонском гид, и вошли в коридор потише, миновали еще один павильон, пока не оказались у обширного озера. Дэниэл остановился, ошеломленный таким количеством воды.
Они сели на скамейке, рядом друг с другом.
– Это мое самое любимое место в Пекине, – сказала мать. – Здесь проводила лето императрица во времена династии Цин.
Он увидел изогнутый мостик, лодочки с желтыми крышами. По телу пробежала усталость. Он выбился из сил. Четыре дня назад он был в Риджборо.
– Это искусственное озеро. Как и в Уэст-Лейк-парке в Фучжоу. Я хожу в него, когда смыкаются стены. Ты туда заходил, когда был рядом?
Что она имела в виду под «стенами»?
– Мы с Леоном только прошлись по району.
– А Леон, он хорошо поживает?
Ее пальцы сплетались друг с другом, как голуби, дерущиеся за выброшенную булочку от хот-дога. Дэниэл, когда нервничал, делал так же – хлопотал руками. Ему хотелось расцепить ее пальцы и успокоить ее.
– Хорошо. Я познакомился с его женой и дочкой. У них славная квартира.
– Ён написал, что приходили мой сын и его отец, и сперва я не могла понять, о ком он говорит. Я думала, о Хайфэне. Твоем настоящем отце.
– Хайфэн? – Она никогда не называла это имя.
– Я не разговаривала с ним много лет. Даже еще до того, как ты родился. Слышала, он теперь в Сямыне.
– Ён вроде бы хороший человек.
Выражение лица его матери просветлело.
– Так и есть. Когда я сказала, что хочу больше путешествовать по работе, ему это сперва не понравилось. Он сказал, что будет по мне скучать. Но в конце концов он меня понял.
– В смысле?
– Я не люблю подолгу оставаться дома. В одних и тех же стенах. Мне становится нехорошо. Начинаются кошмары.
– И он знал обо мне. Еще до того, как я с ним встретился.
– Да, знал.
Дэниэл улыбнулся. Его веки открылись и закрылись.
– Где работают твои родители? – спросила мать. – Которые тебя усыновили?
– Они преподаватели. В университете.
– Наверное, умные.
Он не знал, когда еще увидит Питера и Кэй. Он страшился перспективы нового разговора с ними, но не меньше боялся и того, что они не захотят разговаривать. Эта женщина рядом – его мать, незнакомка – была его единственной истинной семьей.
– Они хотят, чтобы я был как они, ходил в колледж и учил то же, что и они. – Он боролся с импульсом их защищать. – Но я не уверен, что сам этого хочу.
Они смотрели на плывущие лодки. Дэниэла тянуло в сон. Он гадал, когда они поговорят – поговорят по-настоящему. Мать взяла его руку, сжала так сильно, что он чуть не отдернул. Но перетерпел и накрыл ее ладонь своей. Вспомнил, что чувствовал себя как в ловушке, когда Кэй целовала его в щеку и говорила, что любит, – будто от него ожидали какого-то правильного ответа. Сейчас он не чувствовал того же.
Она ослабила хватку. Он не знал, когда была династия Цин, – знал только то, что давно, – и представил, как императрицу катают на длинной скользящей лодке по воде, среди павильонов и храмов, полных людей. Сейчас залы стояли пустые, и единственное, что он слышал, – крики экскурсоводов. Это было печальное место, дворец призраков.
– Хочешь есть? – Мать отпустила его ладонь и похлопала по ней. Правда ли они так похожи, как сказал Ён? – Я хочу тебя угостить.
Он не так уж и проголодался – наелся за завтраком на поезде. Но он позволил сводить себя в кафе в районе, где витрины были из стекла и хрома, а люди ходили с сумками с брендами магазинов и кожаными сумочками. У кафе было французское название.
– Присаживайся, – сказала мать. – Я зайду и закажу.
Дэниэл нашел в патио столик и смотрел, как она идет внутрь, как слегка покачнулась на каблуках. Она потерла виски и закрыла глаза, потом открыла, – ее лицо разгладилось в выражении беспечного удовольствия.
Здесь было как в «Старбаксе» в Сохо. Он откинулся на кресле и уже задремывал, когда мать вернулась с полным подносом.
– Это кафе славится своими сладостями. – Она передала ему тарелку с долькой шоколадного пирога – глазурь уже таяла – и тарелку с яичными тартами. Два кофе – для него и для нее – и кучка пакетиков с сахаром и пластиковых баночек со сливками.
– Спасибо. – Он взял ложку, которую она протянула, и попробовал пирог. Глазурь была такая сладкая, что язык свернулся в трубочку.
Мать следила за ним.
– Вкусный пирог?
– Вкусный.
Она съела маленький кусочек и запила кофе. Он видел, где размазалась ее подводка, и брови она обвела карандашом, который оставил крошки.
– Попробуй тарт.
Она подтолкнула к нему тарелку. Он послушался и откусил.
– Вкусно, – сказал он, хотя тарт уже начинал черстветь.
– Ты всегда любил сладкое.
Он прижал крошки пирога ложкой, смущаясь под ее взглядом.
– Кушай еще.
Он съел еще ложку. И правда – у нее были его глаза и рот. У их губ были одинаковый изгиб и ямочка в середине (он всегда думал, что для парня у него слишком нежные губы), а у глаз – одинаковые большие зрачки и толстые веки. Когда бы он ни смотрелся в зеркало в последние десять лет, казалось, что на него никто не похож. Но с ним всегда была она.
