– Почему? Ты рассчитывала на три? – Потом он серьезно взглянул на свои руки. – Слушай, я рад, что у тебя было два оргазма. Но я хочу, чтобы это было чем-то большим.
Я расслабила плечи:
– Так и было, Адам. Это определенно было чем-то большим.
– Тогда я должен спросить у тебя кое о чем. – Он убрал мою руку и встал на колени напротив меня, предусмотрительно прихватив подушку, чтобы прикрыть свое достоинство. – Джесс, я люблю тебя.
У меня почти остановилось сердце. Я не могла позволить себе поверить в эти слова – слишком много безрассудства для одного дня.
– Адам, дело в том, что…
– Я не закончил. Я хочу жениться на тебе.
У меня отвисла челюсть:
– Адам, ради бога, успокойся.
– Я знаю, что это звучит неожиданно, – настойчиво продолжал он, – но это не так. Я любил тебя с самого начала.
– С самого начала ты даже не замечал меня.
– Ты придираешься к деталям. Главное не это. Я люблю тебя. Я любил тебя каждое мгновение, когда мы были вместе, что бы ты ни думала, и я потратил десять лет, пытаясь забыть тебя. Встречаясь с женщинами, которые, как я надеялся, смогут хоть немного походить на тебя, а потом месяцами, неделями осознавая, что ни одна из них никогда бы не смогла.
Чувства сражались за место в моей голове. Я потеряла дар речи.
– Я понимаю, что это самое неудачное предложение. У меня нет кольца, я не подготовил речь, я сделал все неправильно. Но у меня есть одно оправдание: я говорю совершенно серьезно. Каждое слово.
Не было похоже, чтобы он шутил.
– Ты выйдешь за меня, Джесс? – повторил он. – Я опущусь на одно колено, если это поможет.
– Это необязательно, Адам. Не тогда, когда твои яйца на виду.
Он засмеялся, но тут же успокоился, потирая лоб:
– Ты не ответила.
Желание заплакать росло во мне, подбираясь к горлу.
– Да, не ответила. Мне нужно кое-что рассказать тебе, Адам. Я должна была сделать это давным-давно. Но я не могла рассказать этого никому. Я не была до конца честной с тобой в том, что я за человек. И почему я не могу выйти за тебя. И почему ты никогда не захочешь этого.
Он нахмурился, не понимая, что происходит и о чем я говорю.
– У тебя кто-то есть? Я знаю, ты говорила, что это не Чарли, значит, у тебя есть другой мужчина?
Я покачала головой, желая, чтобы все было так просто. Чтобы я переживала только о мимолетных романах и отношениях, которые беспокоят всех вокруг.
Я натянула простыню до груди и села на кровати, теребя волосы руками.
Я не буду плакать.
Не буду.
– Дело не просто в нас с тобой, Адам. Дело в тебе, во мне, во всем.
– Что ты имеешь в виду?
– То, что происходит с моей мамой, называется болезнью Хантингтона.
Он прищурился, пытаясь понять, зачем я начала эту тему.
– Это состояние мозга, которое влияет на ее нервы и является смертельным. От него нет лекарства, нет даже способа замедлить его развитие.
– Я слышал об этом. Я не знаю много о нем, но общее представление имею.
– Окей. – Я сделала вдох, который должен был придать мне сил, но он не помог. – Дело в том, что… речь не только о том, что эта болезнь сделала с мамой, превратив ее в обломок человека, который не может ясно мыслить, нормально есть, говорить и… – Я подняла взгляд, стараясь найти в себе мужество произнести слова, которые так долго преследовали меня. – Эта болезнь передается по наследству. И у меня тоже обнаружили дефектный ген, который вызывает это заболевание. – Я сжала зубы, выигрывая время, прежде чем продолжить: – А это значит, что я буду такой же, как мама, Адам. Со мной будут происходить ужасные вещи, физические и ментальные. И в конце концов болезнь убьет меня.
Интересно, подумала я в какой-то момент, то сдержанное молчание, с которым он слушал меня, может говорить о том, что он не понял значения произнесенных мною слов. Он просто смотрел на меня или сквозь меня, очевидно пытаясь переварить все, что я сказала.
– А так как у меня есть дефектный ген, существует пятидесятипроцентная вероятность, что Уильям тоже унаследовал его.
Я откинулась назад и позволила Адаму осознать услышанное, наблюдая за тем, как нижняя часть его лица размягчалась, пока рот не открылся. В его глазах было нечто большее, чем просто шок. Это была не злость, не страх или жалость, это была адская смесь всех этих чувств. Невероятность произнесенного начала душить его, и он сделал глубокий вдох.
– Есть тест, который можно сдать, чтобы узнать, будет ли развиваться эта болезнь, – продолжила я. – Я сдала его, вот почему я знаю наверняка, что она у меня разовьется. Уильяму нельзя его сдавать, пока ему не исполнится восемнадцать.
– Но это же может быть ошибкой?
– Ошибка исключена, Адам. Тест однозначный. У меня будет болезнь Хантингтона. И этого никак не избежать.
Его голова, очевидно, была переполнена вопросами, но он задал один:
– Так… ты больна? Я имею в виду на данный момент?
– Нет. Мой консультант сказала, что у меня пока нет симптомов, но я по опыту знаю, что можно убедить себя в том, что они есть, если достаточно внимательно присматриваться. Каждый раз, когда я спотыкаюсь обо что-то, я думаю, что у меня проблемы с координацией. Каждый раз, когда я забываю список покупок или раздражаюсь на кого-нибудь, я думаю – вот оно. Но мой врач говорит, что это просто тревожность.
– Понятно. – Я видела, как напряженно работал его мозг, пытаясь придумать ответ. Я чувствовала себя так же, когда мама сказала мне о своей болезни. Он хочет найти решение. Но вскоре он поймет, что эта конкретная проблема нерешаема.
– Ты говоришь, что лекарства нет, но, может быть, его ищут? Медицинские открытия совершаются каждый день, так что ты, вполне вероятно, можешь и не дойти до той стадии, на которой сейчас твоя мама?
Это единственная надежда, которая у меня осталась, о которой я постоянно читаю. Но лекарство, которое однажды положит этому конец, остается иллюзией.
– Это возможно. Исследования проводятся по всему миру. Я постоянно читаю о значительных прорывах в этом направлении. – Тем не менее я понимала, что не могу оставить его на этой обнадеживающей ноте. – Несмотря на это, Адам, пока что не существует даже таблеток, которые могли бы замедлить развитие болезни. Только препараты, которые борются с симптомами. Но не с самой болезнью.
Я знала, что последует еще сотня вопросов, но в данный момент единственным, что осталось во взгляде Адама, было желание успокоить меня, прикоснуться ко мне и обнять меня, с тем чтобы разделить эту тяжесть со мной. Но это был подходящий момент, чтобы быть откровенной с ним во всем.
