– Помни.
– Что, мам?
– Шт… я говорила.
Папа потянулся к ней и, взяв ее руку в свою, начал нежно поглаживать подушечками пальцев.
– Что ты имеешь в виду, любимая?
Но воспоминания уже начали всплывать в моей голове. Я знала, о чем она говорила. Она могла не уточнять.
Мы праздновали сорок восьмой день рождения мамы в Восточном экспрессе Венеция – Симплон. Это было однодневное путешествие, но даже оно почти разорило меня: я бы никогда не смогла позволить себе весь путь в Венецию, не выиграв в лотерею.
Это стоило каждого пенни – увидеть маму в ее любимом шелковом платье в горошек, когда она вошла в гламурный, винтажный интерьер поезда. Все было именно так, как я надеялась, – невероятно роскошно, в окружении обстановки, которая была высшим воплощением элегантности: свежие дамасские шторы, шикарные дубовые панели, скатерть белее сахарной пудры… Пока поезд ехал по английской сельской местности, мы обедали ловко разделанным лобстером и потягивали шампанское.
Да, ее ноги шатались, когда она поднималась по лестнице, как будто не были способны выдержать даже собственного веса. Да, она дергалась и покачивалась, и люди глазели на нас, когда я переливала шампанское из хрустального бокала в ее детскую пластиковую чашку.
К тому времени она уже находилась в беспощадном плену у недуга – но в тот день это не имело значения.
Персонал был высококлассным. Я позвонила им перед отъездом и предупредила о ее состоянии, и они сделали все возможное, чтобы этот день для нее стал как можно более особенным.
Она наслаждалась каждой секундой. Поездом, едой, общением со мной.
И почти перед самым концом нашего путешествия наступил момент, когда она решила сказать мне кое-что важное, то, о чем я должна была всегда помнить.
– Создавай как можно больше моментов, похожих на этот, для себя, Джесс, – сказала она мне. – Когда жизнь сурова, а именно такой она будет для всех нас, у тебя есть долг перед собой. Жить без сожалений.
Чувства всколыхнулись у меня в груди, но она не хотела, чтобы я что-то отвечала. Просто слушала.
– Ты можешь думать, что я полна сожалений, Джесс, но это не так. Я вышла замуж за мужчину, которого люблю, у меня есть ребенок, которого я обожаю, и мне посчастливилось провести с ними двумя много здоровых лет. – Она приблизилась и сжала мою руку. – Я не умираю от болезни Хантингтона.
Я резко подняла голову:
– Что ты имеешь в виду?
– Я живу с ней, – ответила она. – В этом есть разница. Я проживаю свою жизнь так, будто каждый мой день – последний. И я намерена продолжать в том же духе, пока это будет возможно. Думаю обо всем хорошем, что окружает меня, а не о том, что будет впереди. Делаю все, что мне нравится, просто ради удовольствия. Я хочу плавать в море. Печь пироги. Танцевать.
Она раздумывала над следующими фразами.
– Но ты должна помнить и сегодня о том, что я говорю тебе сейчас. Не важно, насколько плохо будут идти мои дела, не важно, что произойдет с тобой, – у тебя все еще есть время, чтобы жить. Помни об этом, Джесс. Если хочешь чего-то – пойди и возьми. Просто сделай это.
Теперь, когда я смотрела на экран, слезы стекали по моим щекам горячими тонкими струйками, и я кивнула:
– Я помню, мам.
Я ждала, что она улыбнется, жаждала ощущения связи между нами. Но она отвернулась, ее глаза снова стали пустыми, когда папа расчесывал мягкие пряди ее волос, убирая их с ее лица, и нежно поцеловал в щеку.
Глава 71
Меня шатало, когда я вышла из шато и схватилась за край кованой стальной двери, ее жар обжигал мою ладонь. Не только слова мамы заставили меня сосредоточиться на том, что важно именно сейчас, но и что-то еще: то, что отец сказал об Адаме и той ночи, в которую родился Уильям.
Отрывки, которые я помнила: часы ожидания, следы помады и выпивки на рубашке Адама, – все это было, я уверена. Но я заполнила пробелы своей собственной версией событий, представив номер в отеле, руки Адама в шелковых волосах Джорджины, пьяные сплетения длинных конечностей, пока я была брошенной и уязвимой.
Я могла придумать только одно объяснение. И вот сейчас во мне вдруг родилось сомнение, и оно начало расти, когда я побежала по территории поместья. Я заметила мадам Ломбард, собирающую цветы на краю леса, и спросила, задыхаясь, не знает ли она, где Адам.
– В своем коттедже, Джесс. Но тебе нужно торопиться – он скоро уедет в Бержерак.
К тому времени, как я добралась до коттеджа, мое сердце выпрыгивало из груди. Когда Адам открыл дверь, он выглядел взволнованным:
– Что случилось? Снова Уильям?
Я замотала головой.
– Нет, – сказала я, задыхаясь и хватая воздух. – С ним все в порядке.
– Хочешь присесть? Ты выглядишь так, будто сейчас упадешь.
– Все нормально.
– Слушай, я должен быть на встрече в Бержераке через час, так что я должен идти. – Он схватил пачку бумаг со своего обеденного стола. – Джесс, извини, но мы можем закончить с этим побыстрее?
Он повернулся, чтобы положить бумаги в свою сумку.
– Что на самом деле случилось в ночь рождения Уильяма?
Он замер на мгновение, потом продолжил разбираться с бумагами, выигрывая время.
– Мы обсуждали это тысячу раз, Джесс. Почему ты снова начинаешь этот разговор?
– Ты был с папой, да?
Он не поднял на меня взгляда.
– Мне нужно идти. Но мы поговорим позже, – сказал он, выходя за дверь и приглашая меня на улицу, потом он запер дверь и достал ключи от машины.
– Ты был в Манчестере, и ты встретил папу, и что-то произошло, – продолжила я. – Вот почему ты не приехал вовремя.
Но он отказывался отвечать мне, просто открывая дверь машины.
– Адам, мне нужна правда. Я справлюсь с ней. И это нечестно… все эти годы, если ты нес это бремя, когда…
– Стоп, Джесс, – решительно сказал Адам, поднимая ладонь вверх. – Я с радостью поговорю с тобой об этом. Но я должен ехать в Бержерак. Я уже опаздываю.
Он сел в машину, и я была готова впасть в отчаяние. Но я не собиралась беспомощно стоять там, пока он уезжал, избегая вопроса, в котором я хотела разобраться десять лет. Открыв дверь машины, я тоже села в нее.
– Я поеду с тобой. Расскажешь по пути.
– Не глупи. Кто будет присматривать за Уильямом?
– Себ. Они пошли на рыбалку.
Он завел двигатель:
– Пожалуйста, вылезай из машины, Джесс.
Я пристегнула ремень безопасности:
– Нет, пока ты не расскажешь мне, что случилось.
